Павел Винтман - Голубые следы

Вечер страстью полнила
Туча грозовая,
Голубая молния
Тучу разрывала.

Пробирался рельсами,
Как лесной тропою,
Нелюдимый, девственный
Пригородный поезд.

Стыки глухо хлопали,
Как в таверне двери,
И пьянели оба мы
Медленно и верно.

Сосны в сон уставились,
Звезды стали выше…
Я не помню станции,
На которой вышли.

Но зато запомнил я,
Как любимой вздохи,
Голубые молнии,
Дальние сполохи.

Удел мой светел, жребий мой высок.
Огромен мир, желаниям отверстый.
Легли за мной дороги, песни, версты,
И седина ложится на висок.

Ручей судьбы от жажды пересох,
Я много пил, но только выпил мало.
Когда б родиться вновь, когда бы все
   сначала!
Удел мой светел. Жребий мой высок.

Где-то здесь, совсем недалеко,
Звонкие, как черти, тополя.
Ветер волком залетает в лог.
Ожидает пахаря земля.

Где-то здесь все просто и легко,
Где-то здесь — прийди и обрети!
Где-то здесь, совсем недалеко,
Только нет в ту сторону пути…

Как хорошо, что каждый год
Желтеть березам белоногим,
Что дан им выход, дан исход,
Отринув летние тревоги,
По ветру бросить рыжий хлам,
Воспоминаний не жалея…
А хвойным —
Людям и лесам —
Намного в жизни тяжелее.

Офелия плетет венок
(Вербена, горькая вербена…).
Река покорно ждет у ног.
Офелия плетет венок.
Ее безумие священно.

И девушки свои венки
(Не этого ль веночка ради?),
В простор судьбы, в простор реки
Бросают девушки венки
В почти языческом обряде.

Женщина обиды не прощает,
Ждет она, тоскуя и любя.
А на взморье, точно крылья чаек,
Паруса чужого корабля.

Отомстила.
     Медленным ударом,
Сквозь улыбку, как на плаху сталь:
— Плачь, Тристан, над морем
   черный парус,
Плачь, Тристан!

Посмотрели друг другу в глаза —
Ни один не пошел на попятный.
Стал понятным пустынный вокзал,
Весь в дожде, весь в потеках и пятнах.

Капля с крыш, как с ресницы слеза.
Поезд песнь монотонную начал.
Почему ничего не сказал?
Все б, наверно, случилось иначе.

Что березы белые — к этому привыкли,
На поляне тонкие к синеве приникли.
Вечные, угрюмые, зеленеют ели.
Где же это видано, чтоб они седели?
Где же это видано, чтоб они седели?
Где же это слыхано, что летят недели?
Как снежинки легкие, голубые искры —
Где же это видано? —
     на ресницах виснут.
Если стынь да оторопь,
     если снег да ветер,
Где же это видано,
     чтоб гулять до света?
Что гуляли до свету — это люди врут!
Просто я любимую встретил поутру.

От села до села
Путь-дороженька бела…
— Я вчера тебя не встретил.
Где ты, милая, была?

Путь-дороженька бела…
— Где была я, где была?
Я вчера тебя не ждала,
И сегодня не ждалá.

Мне сказали — ты чужой,
Ты балуешься со мной,
Мне всю правду рассказали,
Кто такой ты, кто такой.

От села до села
Вьюга тропы замела…

Милая, куда нас занесло?
Жил с тобою, спал — не видел снов.
Как в росе трава, тонул в ночи,
Эти ночи были горячи.

Ты теперь являешься во сне,
Неожиданно, как снег, как первый снег.
Мне до света нынче глаз не открывать,
Ты со мною, ты со мною, ты — опять.

Война ворвалась в дом,
   как иногда окно
Само собой раскроется со стуком,
Наполнит дом дыханьем и испугом,
Сомнет гардин тугое полотно.
Как ливень на запыленном стекле
Чертит порой подобье светлых молний,
Так дух войны сухой тревогой полнит
Последний день почти что детских лет.

На углу, на повороте,
Новый дом, высокий дом.
Я люблю его. Он плотен,
Он добротен — новый дом.

Час езды. Суровый лес
Выше дома в небо влез.

Злится буря — он спокоен,
Воет вьюга — он силен…
Несомненно, он достоин
Стать красавцем кораблем.

Если ты, как дом, добротен,
Словно лес, сильнее вьюг, —
Ты достоин, ты пригоден
Быть товарищем в бою.

Опять окровавлены годы,
Недели смятеньем полны,
Опять захлестнула народы
Соленая пена войны.

Опять ходят мутные волны
Бесчинства, бесправья и слез.
Но Родина наша спокойна,
Но Родина наша — утес.

Пусть время пробито навылет,
Пусть злоба клевещет свое,
Пусть близятся к нам огневые
Жестокие крылья боев.

Но Родина наша спокойна,
Бойцам доверяя своим.
Ну что ж, если войны — так войны,
Но мы за себя постоим.

Вчера был бой
     и завтра будет бой
(Святая цель оправдывает средства),
Пусть скомкан мир прозрачно-голубой,
Забыт покой, разбито детство.
О, только бы в атаку вновь лететь,
Разить врага, хмелея от азарта!
Вчера был день
     и завтра будет день, —
Мы только ночь
     между вчера и завтра.

Нет, не романтичный парус,
Не коней степной галоп,
Паровоз, сверкая паром,
Длинный поезд поволок.

И пошли стучать теплушки,
Ускоряя к фронту бег,
И отныне я послушен
Боевой своей судьбе.

Только облик твой печален,
Только в горле слезный ком,
Только ветер на прощанье
Замахал твоим платком.

Нет, не романтичный парус —
Белый шелковый платок…
Паровоз, сверкая паром,
Длинный поезд поволок.

В этой комнате работал финский штаб,
Комната еще полна тревоги,
Стол бесстыдно раскорячил ноги,
И скулит, как собачонка, шкаф.

Комната, пуста и холодна,
Кажется по-прежнему бессонной,
Потому что провод телефона
Все еще спускается с окна.

Романтика седых ночей,
Романтика солдатских щей,
Колес неровный перебой…
За мной, романтика, за мной!

Пусть хлеб солдата черств и груб,
Пускай суров заплечный груз,
Жесток подъем, свиреп отбой, —
За мной, романтика, за мной!

Мы вместе в атаку ходили,
И слушали времени гул,
И вместе друзей хоронили
В холодном финляндском снегу.

Победа! Победа и отдых!
Победа! И дело с концом.
Кипят, как весенние воды,
Веселые песни бойцов.

Из разных приехали мест мы,
Чтоб вместе пройти этот путь.
Нас ждут молодые невесты,
Нас жены и матери ждут.

И возится каждый с вещами,
И дружба уходит на нет…
О горькая капля прощанья
В победы искристом вине!