Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
— Не миновать «Капудании» погибели, крюйт-камера, поди, занялась пожаром, — успел проговорить Ушаков, и страшный взрыв потряс все вокруг. Адмиральский корабль взлетел на воздух, погребая под своими обломками почти восемь сотен моряков и «весьма знатную сумму» денег всей казны турецкого флота.
В тот же час младший флагман, бригадир Голенкин с авангардней, пленил «Мелек-Бахри», капитан которого сдался после недолгого сопротивления. Победа была полная, но и пострадали некоторые корабли эскадры. У «Рождества Христова» громадным каменным ядром разбило фок-мачту. С таким рангоутом продолжать погоню смысла не было.
— Прекратить погоню, возвратиться в строй! — приказал Ушаков.
Узнав о разгроме турок, Потемкин надумал поздравить моряков лично.
Эскадра, устраняя повреждения, направилась к Га-джибею, куда спешил из Бендер светлейший князь.
Флагман Севастопольского флота отменно знал морские традиции и положенное чинопочитание Главнокомандующему. Тем паче что князь впервые удостоил своим вниманием эскадру в море.
Правда, в это время, как на грех, подвела погода. Стояла жара, и море заштилело совершенно. Но настроение морякам не испортили капризы матушки-природы. По такому случаю флагман срочно собрал командиров:
— Светлейший князь прибудет на бригантине «Благовещение», соответственно под кайзер-флагом. Суда привесть в надлежащий вид, служителям в новом платье, поставить оных на реях, вам быть при параде. Салютации производить по моим сигналам, иметь на каждый борт наготове по тринадцать выстрелов.
Как протекала торжественная церемония, запечатлел флаг-капитан Данилов. «Сентября 1 числа. С полуночи. В 1 часу темно, облачно, блистание звезд, в 3/4 1 часа приехал к нам на шлюпке из флотилии с бригантины «Благовещение» штурман и объявил, что его светлость, князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, соизволит на оной бригантине следовать ко флоту и требовал по тихости ветра шлюпок… В 5 часу увидели мы подошедшую к флоту бригантину, на которой присутствовал его светлость и корабль «Навар-хия»… и сие ж время ездил я на оную бригантину с рапортом к его светлости и в скорости возвратился на корабль, и к отданию оному подлежащей чести весь флот состоял готовым; в исходе 8 часа на бригантине «Благовещение» подняли кайзер-флаг на грот-брам-стеньге, причем для отдания оному чести со всего флоту, с каждого судна салютовано по 13 пушек, а с бригантины ответственно по 9. В начале 10 часа его светлость с бригантины соизволил сойти на шлюпку и следовал ко флоту под кайзер-флагом… почему салютовано от меня со всего флота по 13 пушек с каждого, служители были на всем флоте порядочно и чисто одеты, поставлены на реях, вантах и штагах и по бортам кораблей, а на пленном корабле пленные турки поставлены ж были наверху все по бортам же кругом корабля, и когда шлюпка начала входить во флот, в то время на всем флоте кричали ура семь раз… соизволил его светлость прибыть ко мне на корабль «Рождество Христово»… и все командующие кораблей и прочих судов собраны и были на оном корабле».
Потемкин благодарил командиров:
— Знаменитая ваша виктория над флотом турецким, который, как я узрел, разбит совершенно и рассыпан с потерею главного своего адмиральского корабля «Капудания», служит к особой чести и славе флота Черноморского.
Князь говорил с воодушевлением, впервые всматриваясь в лица моряков, людей, как он начал понимать, неординарных.
— Ведомо вам всем, сия виктория под неослабным водительством начальника вашего одержана и при неусыпном радении Федора Федоровича Ушакова, — князь перевел дыхание, видимо, не в привычку было ему многословие, — да впишется сие достопамятное происшествие в журналы, ко всегдашнему воспоминанию храбрых флота Черноморского подвигов.
Принимали светлейшего по-флотски. Застолье происходило на верхней палубе, без особых разносолов, но с добротной закуской из корабельных запасов. Недостаток деликатесов восполнили обильным питьем.
На правах хозяина, Ушакову пришлось несколько раз пригубить вина из бокала, благо светлейший куда-то спешил и после двух-трех тостов встал из-за стола. Все следом поднялись и, стоя, взглядом проводили князя. У трапа он остановился, по-приятельски взял Ушакова под руку:
— Пошли без промедления гонца к де Рибасу. Пускай, не мешкая, следует к Дунаю, Суворов там к Измаилу выступил, подмога ему потребна морская. А ты тож не засиживайся, в Севастополе исправляйся наискорейше и к устью Дуная последуешь. Сторожить, дабы турки не нагрянули к Измаилу.
— За мной дело не встанет, ваша светлость. Токмо достоверно знаю, в Севастополе магазейны пустуют. А мне лес мачтовый потребен, вона как разнесло фок-мачту у меня. Тако ж и на других судах дерев надобно немало…
Потемкин, ухмыляясь, прервал Ушакова:
— Твои заботы мне извечно знакомы. Отпиши ведомость в Херсон, распорядись моим именем.
Еще не смолкли пушечные залпы салютации по случаю отъезда князя, а Ушаков готовил предписание де Рибасу, который уже стоял наготове неподалеку, ожидая рескрипта Потемкина.
Откликнулся на победу Севастопольского флота и Александр Суворов, кратко, но выразительно: «Виват Ушаков».
Генерал-майор де Рибас направился с гребной флотилией вверх по Дунаю, вступил в схватку с турецкой флотилией, оттеснил ее к Измаилу. Севастопольская эскадра до половины ноября оберегала дельту Дуная от возможного нападения турецкого флота. Спустя месяц войска Александра Суворова, при активной поддержке Дунайской гребной флотилии, штурмом овладели крепостью Измаил. Русская армия форсировала Дунай, завершив кампанию 1790 года.
Новый, 1791 год обеспокоил Ушакова старыми заботами. Искромсанные сражениями, истрепанные штормами корабли надлежало добротно и быстро отремонтировать и поставить в строй. Как обычно, в Севастополе не хватало всех припасов. Казенные бумаги почтой по непролазной грязи доставляли в Яссы, и там они оседали в походной канцелярии ее правителя Василия Попова, который недолюбливал Ушакова. Потемкин надолго отъехал в столицу, где еще гремели салюты в его честь, покорителя Измаила. Досаждали иногда Ушакову нерасторопность, а подчас и нерадивость подчиненных.
Бывший «Мелек-Бахри» переименовали в «Иоанна Предтечу», и по указаниям Ушакова обновили и переделали. Флагман следил за работами и, встретив на берегу командира, капитана 1-го ранга Баранова, сделал ему выговор: «Извольте за ремонтом присматривать рачительно, как подобает капитану». Тот в ответ взъерепенился: «Я не корабельный мастер, ваше превосходительство, и не такелажник, а должен принять готовый корабль». Ушаков спокойно, не повышая голоса, повторил: «Сие мнение противно долгу службы, и должно исполнять, что предписано начальниками». Баранов продолжал артачиться. Пришлось объявить ему выговор по эскадре. Неделю спустя поступил приказ флагмана отправить матросов на строящиеся корабли в Херсон и Николаев.
Предписывалось направить «здоровых и способных к исполнению должностей служителей». Недавно прибывший из Лимана командир «Навархии Вознесение», капитан 2-го ранга Сенявин, любимец Потемкина, решил схитрить: «Здоровые и исправные мне самому нужны…» На следующий день матросов построили к отправке. Неожиданно появился Ушаков, начал обходить строи, по привычке опрашивать матросов. С «Навархии» трое пожаловались, один задыхался от кашля, другой мучился животом, у третьего опухли ноги в суставах. Ушаков вывел их из строя, вызвал Се-нявина: «Оных служителей переменить на здоровых, евоных в гошпиталю». Сенявин поморщился: «Других служителей посылать не стану». Лицо Ушакова налилось краской: «Подтверждаю приказание, служителей заменить». И ушел в сопровождении бригадира Пус-тошкина.
Сенявин приказание флагмана так и не выполнил. Ушаков объявил в приказе по флоту: «А как не впервые вижу, его, г. Сенявина прискорбности от неохотного повиновения команде, потому подтверждаю впредь по повелениям моим чинить безоговорочно, как долг службы требует…»
Коса нашла на камень. Наверное, Сенявину пришли на ум его знатные родственники, Алексей Наумович, вспомнилось расположение светлейшего, и он настрочил жалобу Потемкину на своего начальника: «На весь флот назван я ослушником, неисполнителем, упрямым…» и прочее…
Ушаков отправил жалобу Потемкину с пояснениями.
Тем временем заботы отвлекли от затеянной передряги. Потемкин находился далеко, в Петербурге, и от него поступило предписание: «Тотчас вам выступить, направьте плавание к румелийским берегам и, если где найдете неприятеля, атакуйте с Богом».
Тихим июльским вечером Севастопольская эскадра вышла в море и двинулась на восток. Неделю назад пикеты у Балаклавы усмотрели на горизонте вражеские паруса, направлявшиеся в сторону Анапы.
