Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Несмотря на жестокую пальбу с обеих сторон, с ближайших кораблей русские моряки спустили шлюпки, чтобы подобрать турок с потопленной большой кирлан-гичи. Они беспомощно барахтались в воде и взывали о помощи. С турецких кораблей по русским морякам открыли бешеную стрельбу картечью…
Гуссейн-паша и его два младших флагмана, по всей вероятности, начали понимать, что инициатива сражения переходит в руки русского флагмана. Ожесточенно отстреливаясь, неся большие потери в людях, потому что на кораблях находился большой десант войск, расположившийся на верхней палубе, турецкая эскадра, склоняясь под ветер, показывала корму.
Ушаков сразу заметил перемену в маневрах турецкой эскадры и подозвал командира «Рождества Христова», капитана 1-го ранга Матвея Ельчанинова.
— Турки начинают выходить из боя. Ворочайте чрез фордевинд, будем гнать неприятеля. Занимайте место в голове.
Приказал стоявшему рядом Данилову:
— Сигналы по эскадре!
— Авангардии поворот, все вдруг оверштаг!
— Выхожу в голову!
— Всем кораблям, не соблюдая мест, по способности, выйти в кильватер!
— Гнать неприятеля!
Передавая приказы флагмана сигнальщикам, Данилов соображал: «Такого прежде не бывало! Лихо распоряжается Федор Федорович! Не соблюдая диспозиции, всей эскадрой наикратчайшим маневром преследовать противника». А потом вдруг вспомнил Данилов последнее наставление Ушакова перед походом: «Нет надобности на всякие случаи делать подробные объяснения, господа командующие сами собой обозревать могут, что кому делать и исполнять должно…»
Передав сигналы флагмана и получив подтверждение со всех кораблей, что приказ принят к исполнению, Данилов продумывал, как происшедшее отобразить покороче и внятнее в журнале.
«…Подо всеми парусами спущался на неприятеля, сноравливая только то, чтоб не потерять ветра, чрез что линия на правый галс при том же ветре… устроилась скоро на ветре у неприятеля, который, приходя от того в замешательство, принужден устраивать линию свою под ветром, спеша бегством взять перед против нашего флота, и, прибавляя парусов, растягивал оную против нашей линии, закрывая многими судами, вспомосоществующими всеми возможностями своим поврежденным. Сколь я ни старался, с ветра подавшись вперед, против неприятельской линии со всею силой ударить на неприятеля, но легкость их кораблей спомощество-вала им взять против нашей линии перед. Неприятель многократно покушался бежать под ветр, и как скоро замечал, что и я с флотом, делая сигналы о погоне, спу-щался с поспешностью на него, тогда он приводил паки корабли свои бейдевинт и чрез то оставался флот их большей частью впереди и, заметно провождая он время, ожидал темноты ночи. В исходе 8 часа наступившая ночная темнота начала закрывать флот неприятельский, и в 9 часу оной в темноте закрыло на W, что и спасло его с поврежденными кораблями от наших предприятий и совершенной гибели, хотя и не было уже видно флота неприятельского, который шел, не зажигая огней нигде на кораблях. Однако я, желая продолжать погоню, почитая, что он ночью пойдет тем же курсом, не убавляя парусов со всем флотом, шел тем же курсом, спускаясь несколько под ветр, дабы от него не отделиться, и уповал при рассвете дня или и ночью, ежели пройдет бывшая тогда мрачность и луна окажет свой свет, при оном паки его увидеть и продолжать погоню. А дабы флот, мне вверенный, держался соединенно и следовал за мною, на оном на всех судах зажжены были огни. О всю ночь шел таким образом подо всеми парусами.
Того ж месяца 9 дня. С полуночи.
По рассвете неприятельского флота нигде уж не видал, ибо при бывшей весьма темной ночи не видно было, в которую сторону взял он путь свой…»
Далеко за полночь, убедившись, что эскадра держит заданный строй, Ушаков спустился в каюту, не раздеваясь, устало опустился в кресло и задремал. Разбудил его стук в дверь. На пороге стоял Данилов:
— Рассвет занимается, Федор Федорович, горизонт вокруг чист.
На истомленном лице флагмана появилась огорчительная усмешка. Вздохнув, он взял со стола подзорную трубу.
Поднявшись на шканцы, Ушаков перешел на правый борт. Долго всматривался сначала по носу, потом вдоль едва заметной полоски горизонта, над которой еще мерцали звезды. Перешел на левый борт, где уже розоватым отсветом занималась заря. Подставив лицо теплому, ласковому ветерку, с досадой хлопнул трубой по ладони:
— Удрал-таки Гуссейн-паша! Подозвал Данилова:
— Сигнал по эскадре! Поворот последовательно! Курс норд!
Солнце зависло над горизонтом, когда эскадра втянулась на Феодосийский рейд.
— Отдать якоря по способности! — приказал Ушаков. — Командующим прибыть с рапортами!
Одна за другой подходили к «Рождеству Христову» шлюпки. Салон флагмана едва вместил всех прибывших. В распахнутую настежь балконную дверь тянуло прохладой. Командиры рапортовали о потерях, состоянии судов, припасах.
«Убиты мичман Антонович, лейтенант Галкин, двадцать семи нижних чинов, — подсчитывал Данилов. — Раненых три офицера, шхипер, шестьдесят четыре нижних чина».
Выслушав рапорта, Ушаков поднялся, лицо его сияло.
— Господа командующие, позвольте всех вас поздравить со славной викторией! Нам принадлежит честь открыть летопись боевую флота Севастопольского! Впервые неприятель нам корму показал!
Глядя на радостные глаза командиров, Ушаков проговорил, перекрывая шум:
— Нынче поспешите в свои экипажи, отслужите благодарственный молебен, после чего, по моему сигналу, салют в тринадцать пушек.
В тот же день в ставку светлейшего лейтенант Лошаков повез рапорт Ушакова, с кратким донесением о Керченском сражении.
Но раньше Лошакова в Яссах получили извещение Ушакова о Керченском сражении и прибытии эскадры в Севастополь, отправленное флагманом флота «летучей почтой» из Севастополя. Самые срочные донесения доставлялись конными нарочными беспрерывно от поста к посту и от пикета к пикету.
«Флот Севастопольский, — сообщал Ушаков, — сего июля 8 числа против пролива Еникольского с турецким флотом имел жестокое сражение, пять часов продолжавшееся, неприятель весьма разбит и прогнан и после одержанной знатной победы флот нагл благополучно возвратился в Севастополь».
В тот же день Потемкин первым делом поздравил победителей. «Отдавая полное уважение нашей победе, одержанной вами над флотом неприятельским 8 дня сего месяца, приписую оную благоразумию вашего превосходительства и неустрашимой храбрости вверенных вам сил. Примите чрез сие, ваше превосходительство, засвидетельствование моего удовольствия и признательности и объявите оные всем подчиненным вашим. Поставляя за долг воздавать заслугам, не премину я охотно исполнить и в рассуждении всех тех, которых отличные подвиги будут вами засвидетельствованы».
Но Потемкин не отпускал вожжи. В тот же день, 16 июля, он отправил Ушакову ордер о скорейшем приведении кораблей флота в боевую готовность. «Обстоя-тельствы требуют как можно неприятеля утеснять ради преклонения его к миру… ради Бога постарайтесь все предписанное исполнить с ревностию, какую вы всегда доказывали».
Рапортуя Потемкину подробности сражения, флагман флота воздал должное своим подчиненным. «В продолжение сражения все командующие судов и разные чины флота Черноморского, находящиеся вооном действии, с крайним рвением и отличной храбро-стию выполняли долг свой, а паче начальники кораблей, в бою бывших, отличили себя отменной храброс-тию и искусством в управлении со всяким порядком вверенных им судов…» Всех командиров перечислил Ушаков, но, перечитывая копию отправленного рапорта, заволновался до пота, что редко с ним происходило. Писарь, переписывая начисто его рапорт, по недосмотру пропустил командира корабля «Святой Андрей», капитана 2-го ранга Анисифора Обольянинова. В тот же день Ушаков выслал рапорт, так как «по скорости переписки ошибкой писаря пропущен… А как он, Обо-льянинов, во время бою отличил себя искусством, храбростью и расторопностью в исполнении должности, сходно с прочими, посему извиняясь… в неосмотрительности… Господина Обольянинова представить честь имею».
Несказанно обрадовались вести о победе над турецким флотом в Петербурге. «Победу Черноморского флота над турецким, — делилась своими впечатлениями с Потемкиным императрица, — мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо от меня прошу сказать и всем его подчиненным». Вскоре состоялся указ о наградах морякам, участникам сражения. Ушакову пожаловали орден Владимира 2 класса.
Только-только успели корабли и фрегаты «залечить» повреждения, полученные в сражении, заменить разбитый рангоут и такелаж, пополнить запасы, как из Балаклавы усмотрели в море неприятеля. Турецкая эскадра неспроста приблизилась на видимость берегов Крыма. Порта намеревалась вновь прознать, готовы ли русские моряки к новым схваткам. Оказалось, что бегство капудан-паши от берегов Крыма из Керченского пролива не образумило турок. Страсти султана подогревались европейскими «друзьями».
