Виктор Вальд - Палач
Палач тяжело посмотрел на сопровождающего и с грустью промолвил:
– Господь, кажется, от нас отворачивается.
Лагерь Альберта почти опустел. Мужчины, женщины и их дети собрались в пятидесяти шагах от крайней повозки лагеря, возле густых зарослей волчьей ягоды. Гудо с трудом протиснулся сквозь толпу и подошел к бюргермейстеру. Тот стоял, склонив голову, и слушал взволнованного Альберта.
– Чем же дитя провинилось? За что Господь так жестоко ее наказал? Какой человек… Нет. Только зверь способен на такое.
– Ума не приложу, – честно сознался Венцель Марцел. – У нас такого никогда не случалось. Ну, были убийства. Но детей не убивали. Это точно.
Затем он поднял голову и увидел Гудо.
– А, это ты… Ты должен во всем разобраться. Посмотри, что и как.
И бюргермейстер указал рукой на лежащее в пяти шагах тело, полускрытое ветками кустов.
Гудо кивнул и подошел к мертвой девочке. Он опустился возле нее на колени и долго не решался взглянуть на мертвую. Наконец он пересилил себя и стал внимательно осматривать лежащую на спине обнаженную девочку, которая на год или два была старше его Греты. Затем он встал и подошел к бюргермейстеру и Альберту.
– Ее убили ножом в сердце. Сегодня утром. Вначале придушили. Потом надругались и вонзили нож. Больше мне нечего сказать.
– О Господи милосердный, – застонал Альберт.
– Мои бюргеры этого не могли сделать, – уверенно произнес Венцель Марцел. – Это или твои люди, или селяне. А может, кто-то прошмыгнул через карантин.
– Все мои люди – семейные и добрые христиане. Они не могли такого учинить.
– Это был удар воина, умеющего убивать. Удар сильный и точный. Это сделал безжалостный человек, – уточнил Гудо.
– Мы должны ее похоронить на освященной земле, – произнес Альберт и с надеждой посмотрел на бюргермейстера.
– Да, безвинное дитя. Мы похороним ее на нашем кладбище. Думаю, городской совет не будет возражать. Палач, отправляйся к могильщику Ешко. Пусть он все приготовит. Отец Вельгус проводит ее в последний путь. Тяжелые времена. Ужасные люди.
Гудо коротко кивнул и отправился в город. Возле ворот он вынужден был остановиться и пропустить несколько повозок. Бюргеры продолжали покидать Витинбург. Над городом беспрерывно раздавались монотонные удары колокола.
Палач прошел пустынными улицами и оказался у низкой каменной изгороди кладбища. Пройдя через деревянную арку ворот, Гудо побрел к большому дому, что высился над многочисленными крестами из дерева и камня.
У раскрытых дверей дома, опершись на косяк, стоял могильщик Ешко и, срезая с яблока маленькие кусочки, не спеша отправлял их в рот.
– Что привело на кладбище палача? Город собирается развлечься казнью? – с усмешкой спросил Ешко.
Гудо уставился на тонкий, слегка изогнутый нож в руках могильщика. Лишь через некоторое время он мотнул головой и посмотрел в лицо Ешко.
– Сегодня в лагере Альберта горе. Убили девочку. Бюргермейстер пообещал похоронить ее по-христиански. А еще раньше он велел присмотреть за тем, чтобы ты и твои люди выкопали могилы. Поглубже и пошире.
– Это он и мне говорил. Мы уже одну такую выкопали. Завтра будем копать другую. А если чума нас помилует, то наша работа будет впустую и ямы придется закапывать.
– Дай то Бог, – глухо отозвался палач, снова уставившись на нож.
– Все в руках Господа, – произнес могильщик и отрезал еще один кусочек яблока. – Хочешь, вместе выберем место для покойницы? Заодно и яму для чумных посмотрим. Только думается мне, что наши бюргеры не захотят бросать в них своих родственников. Совсем это не по-христиански. Так что бюргермейстер тут ошибается.
– Пошли, покажешь, – глухо произнес Гудо.
– Пошли, – согласился Ешко и скрылся за дверью.
Очень скоро он вышел, держа в руке целое яблоко.
Гудо шел возле могильщика и словно завороженный смотрел на правую руку Ешко, в которой тот держал такой знакомый палачу нож. А тот все отрезал кусочки яблока и набивал ими рот.
– А вот и яма, – весело сообщил могильщик.
Это и в самом деле была большая яма, предназначенная для нескольких десятков покойников. Не приведи Господь, чтобы она пригодилась. Но в уме и опыте Венцелю Марцелу нельзя было отказать. Он смотрел дальше других людей. Но если бюргеры прознают про эту яму, ему будет тяжело держать перед ними ответ.
– Вот проклятые помощники! – вдруг разгневался Ешко. – Смотри, побросали у ямы лопаты и отправились набивать свои брюха. А лопаты у меня из хорошего железа. Еще от отца достались. А если кто их украдет? Пусть только вернутся. Я им пущу кровь из носу.
– У нас в городе нет воров. Или я ошибаюсь? – Гудо выжидательно посмотрел на могильщика.
Тот попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и вымученной.
– Где им у нас взяться? Может, только пришлые. А так все люди у нас честные и трудом своим зарабатывают на жизнь.
– А в городе за последние десять дней кого-либо хоронили? – задал неожиданный вопрос палач.
– Да. Двух старух. Их могилы вон там, возле часовни.
Гудо отошел на несколько шагов и указал рукой на прямоугольный кусок земли, грунт которой просел на две ладони.
– А здесь чья могила?
Могильщик нахмурился. Но тут же овладел собой и с показным весельем ответил:
– Это не могила. А может, какая-то очень старая могила. Кладбище старинное. Грунт часто проседает.
– А мне кажется, этой землей недавно что-то засыпали. Что? Или кого?
Ешко отбросил недоеденное яблоко и, поигрывая ножом, ответил:
– Да не могли здесь ничего засыпать. Я бы знал. А если это мои помощники без меня тут копались… Я с них спрошу, когда они вернутся.
– Я хочу посмотреть, что в этой земле, – медленно произнес Гудо и еще раз указал рукой на участок.
– Без священника нельзя. А вдруг там и впрямь могила. Нельзя беспокоить покойников, – начал сердиться могильщик. – Это великий грех.
– Ничего. Еще один грех мне не в тягость. Копай, – строго велел палач.
– Побойся Бога. В своем ли ты уме?
Гудо не выдержал и указал на нож.
– Откуда он у тебя? Необычный нож, очень приметный. Такой на рынке не купишь. Он для воровского дела – кошели срезать.
Ешко побледнел.
– Нашел я его, – пролепетал он. – Несколько дней назад. На улице. Возле площади. Потерял, наверное, кто-то.
– Я знаю одного человека, который ни за что не расстался бы с этим ножом. Копай, – с угрозой произнес Гудо и стал приближаться к могильщику.
Ешко не выдержал. Он издал злобный крик и, подняв руку с ножом, бросился на приближающегося к нему палача. Гудо успел отступить. Нож прошел у самого его лица. Могильщик тут же развернулся и попытался нанести удар снизу. Но палач перехватил его руку с ножом и попытался выкрутить ее. Однако Ешко обладал достаточной силой, чтобы не позволить ему сделать это. Противники схватили друг друга за горло свободной рукой. Их лица покраснели, вены на шее вздулись.
Пошатываясь, они приблизились к яме и какое-то время топтались у ее края. Еще миг – и оба в крепкой хватке рухнули вниз.
И все же Бог был на стороне Гудо. Могильщик упал на спину и хрипло застонал. Боль на мгновение пронзила его тело, и палач, воспользовавшись секундной слабостью Ешко, вывернул ему руку и направил нож в бок противника. Могильщик вскрикнул и обмяк.
Гудо резко дернул кисть противника и вырвал нож. Затем, сразу же встав на ноги и тяжело дыша, он спросил:
– Этим ножом ты убил Патрика?
Ешко сквозь стон промолвил:
– Я никого не убивал.
Гудо в гневе поднял над собой могильщика и выбросил его из ямы. Затем схватил лопату и выбрался сам.
– Раскапывай, – едва сдерживая себя, приказал палач и протянул лопату стоящему на коленях могильщику.
Тот отрицательно замотал головой. Но тут же сильный удар в лицо опрокинул его на землю.
– Вставай. Копай. Или я разорву тебя на куски.
Ешко посмотрел на страшное лицо палача и, схватив лопату, пополз к осевшей земле. Так, стоя на коленях, он и начал отбрасывать землю.
– Копай быстрее, – грозно сказал Гудо и занес над могильщиком руку с ножом.
Тот застонал и, пересиливая боль, быстрее заработал своим орудием. Но с каждым движением лопаты его силы убавлялись. Он рухнул лицом вниз, едва ли выкопав половину.
Палач схватил его за одежду и выбросил из могилы. Он сам взялся за лопату и стал выгребать мягкую землю. Наконец он почувствовал, что лопата уткнулось в тело. Гудо встал на колени и стал дальше руками освобождать мертвеца от земляного укрытия.
Патрик лежал на боку. Его горло было глубоко перерезано, а глаза так и остались открытыми. Палач прислонил его голову к своей груди и тихо застонал. Одна огромная слеза скатилась по его щеке, обжигая так, что Гудо не выдержал и громко крикнул:
– Господь, ты вырвал кусок из моего сердца!
Потом он встрепенулся и, осторожно положив тело на землю, побежал за отползающим могильщиком. Тот испуганно повернулся к палачу и пробормотал:
