Виктор Вальд - Палач
Гудо ничего не ответил. Он пожалел, что не взял с собой деньги. В трясущемся от страха городе все стало стремительно дорожать. Да и денег у палача оставалось не так уж много. Теперь нужно покупать только необходимое. И в первую очередь, травы, минералы и настойки для его зелья… которому он еще не придумал название.
Но прежде Гудо решил отправиться в Ратушу. Раньше он так и поступал. Лишь в последние несколько дней он обходил и саму Ратушу, и ее площадь.
Эти последние дни стали самыми страшными и тревожными в его жизни. Но теперь они позади. Болезнь утихла и скоро совсем исчезнет. А когда не будет угрозы жизни ни ему самому, ни его девочкам, Гудо сможет назвать себя самым счастливым человеком на земле. Только бы карантины выдержали и не подвели. При первых же холодах чума пойдет на спад, если совсем не отступится.
Гудо вошел в здание Ратуши. Коридоры и залы, всегда полные народа, были удивительно пусты, и поэтому шаги палача звонко разносились по всем уголкам и лестницам. Немного побродив, он решил заглянуть в зал заседаний.
Из обычных заседателей в зале сидело не более одной десятой. Перед ними держал слово купец Альберт, но обращался он к восседавшему в своем бюргермейстерском кресле Венцелю Марцелу:
– Мы ничего в дополнение не просим. Всего лишь то, о чем мы договаривались. Нашим женщинам и детям нужна крыша над головой. Не сегодня-завтра пойдут дожди. Что же нам, мокнуть и болеть? Да, у нас пока все есть. И вода, и продуктов почти на две недели. Но мы не можем оставаться без поддержки города. Тем более, что ваши селяне уже предлагают нам продукты по высоким ценам. А что они будут с нас просить, когда у наших жен и детей не станет еды? Город должен позаботиться об этом. Ведь мы защищаем не только сам город, но и этих жадных селян. Примите решение. Правильное решение. Это не только наша беда, она общая. Так почему бы городу не послать несколько десятков мужчин на карантины? Мои люди смогли бы немного побыть с семьями, да и для нашей дружбы это полезно. Мы не рвемся в город. Тем более что его ворота уже крепко захлопнуты. Но мы просим рассмотреть все те просьбы, о которых я упомянул. И как можно скорее.
Альберт умолк и оглядел присутствующих. Так же внимательно посмотрел на них и Венцель Марцел. Особенно на судью Перкеля и отца Марцио.
– Если больше вопросов к совету нет, можешь идти, Альберт. Мы сообщим свое решение. – Бюргермейстер махнул ему на прощание рукой и подождал, пока он выйдет за дверь. – И что же вы, умные головы, посоветуете? Молчите?
– Но ведь впустили же наши бюргеры в свои жилища некоторых флагеллантов… – робко заметил судья Перкель. – А люди Альберта тоже христиане.
– Да, это так. Но сейчас наши бюргеры напуганы и никогда на это не согласятся, – мрачно заметил Венцель Марцел.
– Нужно с ними поговорить, – подал голос отец Марцио.
– Вот и говорите. А пока, я думаю, ворота нужно открыть. Пусть селяне и дальше торгуют на рыночной площади. Пусть те, у кого поджилки трясутся, бегут. Нам от них пользы не будет. А может, и легче станет. Сколько у города продовольствия? На какой срок его хватит? Думайте, думайте, как быть дальше. И я пойду думать. У меня еще есть немного мяса и круп. А что будет дальше? Я вас спрашиваю! Пусть старейшины проведут собрания в своих цехах. Завтра мы заслушаем всех, кто пожелает сказать что-либо полезное.
Венцель Марцел встал и направился к двери. Здесь он увидел палача и остановился.
– С каждым днем все больше и больше забот. Проклятая чума. Проклятое время.
– Нужно продержаться до холодов, – спокойно произнес Гудо.
– Да, до холодов… Продержаться. А как с этим народом продержишься? Бегут из города. Вот в их жилища я и впущу пришлых людей. Может, тогда и станет полегче.
– Захотят ли они тогда выходить на карантин?
– Тоже интересно… Послушай, палач, что-то в тебе не так. Ты здоров?
– Здоров. И думаю, что смогу помочь, если кто-нибудь заболеет этой проклятой чумой, – слабо улыбнувшись, сказал Гудо.
– Ну-ну. Наш палач – сам Господь Бог. А мы трезвоним в колокола и молимся. Знаешь что, палач, наведайся-ка ты к могильщикам. Пусть они на всякий случай роют ямы. И пусть не ленятся. Пошире и поглубже.
– А для меня нет какой-либо работы? – с надеждой спросил палач.
– Ее всю забрала чума.
– Бюргермейстер, а вы не подскажете, где Патрик?
– Нет, не знаю. Возможно, тоже побежал на север. Пусть все бегут. И я побегу. Там и построю новый Витинбург и заселю его умными и трудолюбивыми бюргерами. Я понял, что в тебе не так. Без плаща и своего капюшона ты выглядишь… как-то странно.
* * *Венцель Марцел пил вино и улыбался.
Все горестное и печальное осталось за порогом его дома. А здесь, утонув в любимом кресле, с чашей чудесного рейнского вина он предавался сладостным мечтам. Ведь не вечно же будет чума пожирать людей. Насытится и уйдет прочь, за моря, в дикие степи и пустыни. И тогда наступят радостные и счастливые дни.
Будет работать лесопильня, и множество ценного распила принесет бюргермейстеру груды серебра и золота. Потом они построят еще одну… Нет, две лесопильни. Леса хватит на многие годы. Селяне будут рубить его за сущие медяки, поскольку, освободив от деревьев новые участки, они получат места для будущей распашки. И это тоже польза для города и Венцеля Марцела. Ведь новые пашни дадут зерно. А вот его-то и можно будет молоть на мельнице, которую ниже по течению канала устроит бюргермейстер.
Можно еще что-нибудь придумать. Если не он сам это сделает, то палач. Как странно – в такой чудовищной голове и такие здравые мысли.
И за это спасибо дочери. Ведь именно она настояла на том, чтобы покалеченный Гудо отправился с ними в Витинбург. В сущности, с этого Гудо и начались хорошие дни и для города, и для самого Венцеля Марцела.
Спасибо Эльве. Она притягивает удачу. А может, и счастье. Как же иначе. Кому как не прекрасной девушке притягивать столь изменчивое человеческое счастье. Это позже она станет всем озабоченной женщиной, а затем и сварливой старухой. Благо, что отец до этого события не доживет. А сейчас Венцель Марцел улыбался. Он был счастлив. Счастлив тем, что судьба дала ему в руки еще один источник, фонтанирующий золотом и серебром. И бюргермейстер уже заранее задумал, как использует это неожиданное пополнение. Хотя за него еще нужно побороться.
Хотя о чем это он? О какой борьбе? Все происходит по воле Божьей!
Венцель Марцел отпил вина и стал ритмично покачивать головой. И хотя он не был знатоком музыки и совсем не чувствовал ритма, музыка доставляла ему огромное удовольствие. Его дочь играла на лютне и божественным голоском пела какую-то старую и добрую балладу.
Не зря. Ох, не зря Венцель Марцел пять лет назад нанял странствующего миннезингера. Тот, правда, ел за двоих и мог выпить бочку пива, но свою музыку и стишки о благородных рыцарях и прекрасных дамах исполнял с удивительным мастерством. Этому он и обучил тогда еще маленькую Эльву. И хотя Венцелю Марцелу было жалко тратиться на эти благородные развлечения и на долгое обучение, сейчас он был счастлив, что все же переборол свою врожденную скупость. Да, как чарующе играет дочь! А как мило поет! Кто перед этим устоит? Наверное, даже сам император пал бы к ногам Эльвы, а не только какой-то барон Гюстев фон Бирк. Или теперь его называть графом? Нет, пока ему не стоит знать о привалившем счастье – о том, что он стал владельцем замков и земель. Пусть пока слушает балладу о благородном рыцаре Роланде, павшем в битве с сарацинами, сладостную пастораль[64] о страстной любви пастуха и пастушки или простенькую сельскую песенку о полях и лугах.
Он должен отдать свое сердце милой Эльве, а ее отцу – возможность правильно распорядиться наследством умершего графа.
Вот только бы не выплыла на поверхность пропавшая невеста. Пропала, так и пропала. Чего ей выплывать? И зачем? Ведь несколько дней после того, как молодой рыцарь пришел в себя, Венцель Марцел и вторивший ему лекарь Хорст убеждали барона, что он действительно видел у костра свою невесту Имму. Падшую невесту. Только сошедшая с ума могла прибиться к флагеллантам, только омерзительная грешница могла участвовать в свальном грехе, что устраивался еженощно, только наказанная Господом могла впустить в себя смертельную болезнь – сифилис. Это подтвердил лекарь Хорст. Он сам осматривал сектантов и был убежден, что все те, кто грешил в ночных оргиях, были больны этой второй после проказы страшнейшей болезнью.
Впрочем, многие лекари при любых сомнениях приговаривали больного к сифилису, следуя правилу «In dubio suspice luem»[65].
Да и где искать эту невесту? Тем более среди океана чумы. И зачем? Чтобы коснуться прогнившего тела и не иметь наследника?
И пусть молодой рыцарь несколько дней проплакал и не хотел никого видеть. Это прошло. Ведь рядом, ничего не желая и не навязываясь, все же была Эльва. А как она ухаживала за раненым рыцарем! Кормила его из белых ручек, меняла ему повязки и даже выносила за ним ночную вазу. Постепенно молодые разговорились. И вот уже второй день из спальни доносится сладкий голосок милой Эльвы. Она читает ему поучительные книги, поет и просто беседует. Уже несколько раз раздавался веселый смех Гюстева. А после того, как он согласился принять горячую ванну, Венцель Марцел твердо убедился, что рыцарь готов пойти на все, о чем попросит его спасительница.
