Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Множество учиненных ею заведений, являющихся для пользы народной заведенных, в самом деле не суть, как токмо знаки ея славолюбия, ибо если действительно имела пользу государственную в виду, то, учиняя заведения, прилагала бы и старание об успехе их, но довольствуясь заведением и уверением, что в потомстве она яко основательница оных вечно почитаться будет, о успехе не радела, и, злоупотреблении их не пресекала…»
А что же светлейший князь? Пять лет «командуя» флотом, плавал он вдали от моря, в бумажном половодье.
С началом войны, весьма осторожный на суше, если не сказать больше, он легковесно, залихватски, с целью поскорей прославиться на морской стезе, напутствовал флот перед первой схваткой с турками: «Где завидите флот турецкий, атакуйте его во что бы то ни стало, хотя б всем пропасть».
Одним словом пусть флот и сгинет, а ему виктория потребна. Как ни странно, но флот чудом не пропал. Но не в бою, а в схватке с другим, не менее коварным врагом — морской стихией. Только теперь князь начал осознавать, что флот и корабли не слепое оружие в его Руках, а подобие живого организма, создание одухотворенное. И действуют они не на тверди земной, а в весьма опасной, смертельной подчас среде. Исчезнут они, и для России на море все дела пойдут прахом.
Да и не только Крымом поступится держава, но и вся Новороссия окажется под ударом. Потому впредь светлейший ни разу не желал морякам дурной погибели… Больше того, теперь для осуществления своих замыслов он настоятельно, но осмотрительно распоряжается флотом.
Успехи армии на суше были несомненны. Летом войска под водительством Александра Суворова одержали малыми силами убедительную победу над тридцатитысячным турецким войском под Фокшанами. Затем перешли Днестр, атаковали и наголову разгромили турок при речке Рымник, овладели Аккерманом и Бен-дерами. Русская армия вышла на подступы к Измаилу и дельте Дуная.
Европа заволновалась. Англия и Пруссия вновь затеяли интригу против России, союзная Австрия изменила в очередной раз для своей выгоды.
Султан прислал к Потемкину парламентеров, мол, надобно мириться, но с помощью посредников, Англии и Пруссии.
Князь довольно быстро отверг такую затею.
Близилась кампания 1790 года. Оба противостоящие неприятеля готовились к решающим схваткам на суше и на море. Суворов не сомневался в успешном исходе действий своих войск. На море же покуда инициативой владели турецкие эскадры. Русская эскадра отмалчивалась, пассивно выжидая манны с небес. Потемкин советовался в Яссах с Ушаковым, как лучше выстоять в предстоящей кампании и что предпринять для успеха на море.
Видимо вспомнив о своем предназначении на флоте, Потемкин наступающую кампанию обозначил недвусмысленным напутствием верховной власти над флотом Черноморскому Адмиралтейскому правлению.
Избегая на этот раз личностей, он тем не менее высказался об ответственности каждого.
«Предположа себе личное начальство над флотом в предстоящую кампанию, за нужно нахожу Черноморское Адмиралтейское правление побудить к ревностнейшему и неутомимому старанию о скорейшем при-уготовлении морских сил к ранней кампании.
Правлению сие вообще должно о сем пещись, и я, не относя сего ни к кому персонально, поручаю вообще всем членам употребить все меры к достижению предписанного предмета. Сколько успех послужит к чести правления, столько же все члены в случае упущений подвергнут себя строгости наказания».
Ушаков среди адмиралтейцев не значился. Адресуясь к ним, князь пока не менял, оставлял прежнее командование эскадрой, основной ударной силой России на море. Корабельный флот не имел своего головы, подобно Суворову на суше.
Глава VI
КЕРЧЕНСКАЯ ВИКТОРИЯ — ТРИУМФ ФЛАГМАНА ФЛОТА
Долго, очень долго размышлял, приглядывался Потемкин к флагману Севастопольской эскадры и корабельного флота на Черном море. Минуло две кампании, а результатов существенных на море не предвиделось.
Нерешительность светлейшего, непонятная медлительность, а подчас и шатания только вредили делу. Он, не разбираясь в морском деле, попросту боялся рисковать. Графа Войновича он знал давненько, со времен службы его на Каспии, где он попал в переплет к местному наместнику шаха персидского, но все обошлось благополучно. Как-никак, а граф примелькался императрице, знавал многих из ее окружения, неплохо проявил себя в Архипелагской кампании, когда был зачислен на русскую службу. А кто такой Ушаков? Безвестный в прошлом капитан, из мелкопоместных, добрый служака. Правда, приобрел известность в борьбе с чумой в Херсоне. Даже неординарность действий его при Фидониси до сих пор не давали ему фору перед Войновичем.
Полгода раздумывал князь, перечитывая письмо Ушакова, в котором тот просил справедливости в споре с Войновичем. Но не зря приложил к своему письму Ушаков затейливые писульки своего начальника, в них, как в зеркале, отражались нерешительность и трусость Войновича перед неприятелем. Явно не хотел граф вступать в схватку с турками.
Наступила весна, а Потемкин все еще раздумывал, колебался. Отослав адмиралтейцам свой призыв, он по-прежнему оставлял Войновича на прежней должности, еще не определившись, кто же поведет в сражения эскадру.
Наверное, мартовское солнце, припекая, в какой-то мере воздействовало на светлейшего, и его сомнения постепенно рассеивались. Что ни говори, а члены Адмиралтейства в Херсоне — это сонмище на берегу. Викторию же на море должно вершить эскадре, и флагманом там должен быть человек со светлой головой, твердый и решительный в своих действиях, знающий наперед свой маневр, предугадывающий намерения противника…
В последнюю неделю марта на борт «Святого Павла» поднялся запыленный курьер из ставки Потемкина в Яссах, доложил Ушакову:
— Вам пакет от светлейшего князя, главного командующего, генерал-фельдмаршала Григорья Александровича Потемкина, — произнес он заученную фразу.
Расписавшись в реестре, Ушаков отпустил курьера, приказав накормить его и дать отдохнуть.
«Что ж, пакет адресован прямо ему, Ушакову, а не Войновичу, предзнаменование недурно».
«Предположа лично командовать флотом Черноморским, назначил я начальствовать подо мною господину контр-адмиралу и кавалеру Ушакову. — Перечитав первые строки, Федор Федорович перевел дыхание и мысленно поблагодарил Бога: «Господи, наконец-то справедливость восторжествовала». — Господин контр-адмирал и кавалер граф Воинович отряжен в командование морских сил каспийских, бригадир Баскаков отправлен к строению судов на Волге, бригадиры Голенкин и Пустошкин имеют быть начальниками эскадр при флоте, о чем Черноморскому Адмиралтейскому Правлению о том знать даю. И как в Правлении остается старшим господин бригадир Афанасьев, то и подтверждается ему особливое иметь попечение о скорейшем исполнении всех моих предписаний…»
Дальше следовали различные распоряжения князя по Адмиралтейству.
Вызвал писаря и продиктовал ему приказ по флоту о вступлении в должность. Распорядился вызвать Го-ленкина и Пустошкина, следовало поздравить их с новым назначением, все-таки, почитай, три десятка лет сослуживцы, сотоварищи, со времен Морского корпуса.
На следующий день, не успев сделать первые распоряжения по флоту, прибыл курьер из Ясс. Потемкин сообщил ордером, что «не обременяя вас правлением Адмиралтейства, поручаю вам начальство флота по военному употреблению». Здесь же сообщил, что строящиеся в Херсоне корабли «Навархия», «Вознесение» и «Святой Николай» будут подчинены князю и служить ему форзейлями, кораблями разведки. На них он назначил своих генеральс-адъютантов Сенявина и Львова командирами. Третий корабль «Вознесение» становился флагманским кораблем князя. «Наконец-то светлейший поворачивается лицом к морю», — обрадовался Ушаков. В конце ордера Потемкин сделал приписку, которая поднимала настроение флагмана флота: «Поручая наблюдать в подчиненных строгую субординацию и дисциплину военную, отдавать справедливость достоинствам и не потакать нерадивым; старайтесь о содержании команды, подавая всевозможные выгоды людям, и удаляться от жестоких побой». В пакете, доставленном из ставки Потемкина, находилось несколько ордеров, помеченных одним числом, 14 марта. Один из них предписывал Ушакову то, о чем шла речь во время пребывания его в Яссах. Тогда Ушаков предложил князю ранней весной сделать внезапный рейд к берегам Анатолии. Сейчас светлейший обязывал сделать набег, не откладывая. «…Извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно было бы, если б удалось вам схватить какие транспорты или истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что вы со всею ревностью исполните вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготоления всего флота в кампанию».
