Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Другие ордера предписывали отправиться также безотлагательно в Херсон, определиться с Адмиралтейством о всех работах и снабжении Севастопольской эскадры на кампанию, отправить на новые верфи в Николаев фрегаты для ремонта.
Ушаков распорядился вызвать на совет всех командиров. Впервые они встретились с Ушаковым, который предстал перед ними в новом качестве. Их собрал не исполняющий обязанности флагмана эскадры, а командующий Черноморским флотом.
— Отныне флот Севастопольский будет состоять из двух эскадр. Прошу любить и жаловать флагманов сих эскадр, бригадиров известных вам Голенкина Гаврилу Кузьмича и Пустошкина Павла Васильевича. Какие корабли и фрегаты по ним, определятся позже.
В отличие от Войновича, Ушаков говорил не торопясь, пытливо всматриваясь в лица своих командиров. Пять кампаний провел он с ними бок о бок. Прошлую — впервые возглавил эскадру, но временно, и в море ее не пришлось выводить. Как-то сложится дело нынче?
— Наш предводитель, светлейший князь Потемкин, предписал нам изготовить наипоспешно и добротно корабли и фрегаты к выходу в море. Посему прошу вас сего же дня составить подробные ведомости для потребности экипажей в людях, судов в принадлежностях, артиллерии и к ней всех припасов, канатов, якорей и прочего. Сии ведомости представить завтра поутру, ибо мне с ними надлежит отъехать в Херсон днями. Сочту нужным довести до вас предписание князя наблюдать в служителях низших, матросах окромя строгой дисциплины, как и положено, быть справедливыми с ними, заботясь об оных и воздержанными быть по части рукоприкладства.
Последняя фраза флагмана, похоже, вызвала недоумение среди большинства командиров, которые переглядывались, пожимая удивленно плечами. За всю прежнюю службу они впервые слышали, чтобы подобные воззрения исходили от начальства.
Старший член Черноморского Адмиралтейства в Херсоне, бывший корабельный мастер, а ныне бригадир Семен Афанасьев всегда благожелательно относился к Ушакову. Ознакомившись с потребностями флота в Севастополе, он, сжав губы, закрутил головой:
— Нет, батенька Федор Федорович, хоть тресни, а и половины сего в Херсоне не сыскать. Повеление от светлейшего мною получено, забирайте всю наличность, верфи покуда потерпят. Остальное просите у князя. К тому же и денег у меня в обрез, а лес вызволяйте от губернатора Жигулина.
Не откладывая, Ушаков из Херсона запросил у Потемкина о присылке в Севастополь 500 солдат, а в канцелярию князя подробно расписал, сколько недостает в Херсоне пушек, разных припасов, такелажа, а главное, нет денег на их покупку. Упомянул он и о нуждах по содержанию и лечению больных матросов. «Тож го-шпитали необходимо-надобны делать вновь, к сему также надобен лес. Ныне ж вместо гошпиталей употребляются маленькие фрегатские казармы, которые стоят внизу, возле воды, худы и весьма в рассуждении места нездоровы, казармы тож в прибавок надобны вновь, ибо служителей против прежнего весьма умножилось. Сим устроением можно немалое число людей сберечь». Как и прежде, печется Ушаков о матросах. Хотя и поднялся ступеньками выше по службе.
В Севастополе Ушакова ожидал доклад бригадира Голенкина.
— Ваше превосходительство… Ушаков отмахнулся.
— Как и прежде, Гаврила Кузьмич, с глазу на глаз величай меня по имени-отчеству.
— Федор Федорович, из Балаклавы вчерашний день прислали гонца, поодаль объявилась эскадра турок.
— Того быть не может. Будучи в Херсоне, слыхал самолично от греков, прибывших из Цареграда, эскадра турецкая в Буюк-Дере на рейде в великом расстройстве. Недостача у них на судах матросов, да и те, которые есть, многия болезны. Почитаю, пикеты армейские напутали. Быть может, транспорта какие или шебеки дознают наши намерения. Одначе ты распорядись командующим всем быть настороже, привесть суда в наибольшую готовность. На ночь выставь на внешнем рейде дозор в два баркаса, чуть что, давать ружейный сигнал.
Спустя два дня в Севастополь пришло одномачтовое греческое судно. Его шкипера Яни Петро допрашивал Ушаков.
— С острова Халки мы, что в Мраморном море. Загрузились в Константинополе фруктами: лимонами, апельсинами, изюмом, каштанами, финиками; мылом турецким и разными табаками, краской хна. Намеревались в Тавриду плыть, но слух распустили, что торговать будем в Анатолии. Турки всех подряд ныне хватают и в армию насильно берут и в моряки. Нехватка у них великая в людях. С нами посадили турка для сопровождения. Но как миновали пролив, мы его на берег высадили. Два дня ждали ветра попутного.
— Что слышал в Константинополе про войну с нами? — спросил Ушаков.
— Всюду говорят о войне, а о мире ничего не слышно. Сказывали, будто султан сам хотел вести армию против русских, но его отговорил великий визирь.
— Флот ихний видел? Какие корабли и сколько?
— Флот будто весь килеван, исправен и вооружен. Линейные корабли числом более десятка в бухте, в Терсане. Напротив Буюк-Дере на якорях штук десять кораблей меньших, дубель-шлюпок и кирлангичей с дюжину наберется. При нас в проливы ни одно судно военное не выходило через пролив в море. Но слыхали, собираются с войском к Анапе.
Ушаков облегченно откинулся на спинку кресла. «Слава Богу, эскадра капудан-паши до сих в Золотом Роге».
— Добро. Отведи свое судно на рейд. Выдержи карантин, запрошу тебе разрешение на торговлю.
Шкипер, пятясь задом к двери, кланяясь, удалился.
О всем слышанном от шкипера и других греков из команды судна Ушаков подробно сообщил Потемкину.
Солнце над Севастополем день ото дня удлиняло свой путь. Его красно-медные блики все дольше задерживались в вечернюю пору у выхода из Севастопольской гавани. Почти каждый вечер на флагманский корабль «Александр Невский» шлюпки доставляли рапортички командиров о проделанных за день работах и готовности к выходу в море. И каждый день Ушаков досадовал. Экипажи старались отменно, но не хватало предметов корабельного имущества, канатов, тросов разных размеров, кабельтовых и перлиней. Ушаков слал письма в канцелярию Потемкина, в Херсон, Афанасьеву. Все упиралось в нехватку денег. Некоторые работы требовали мастеровых, флагман просил Потемкина направить Афанасьева с людьми.
Близилось время начинать поиск у южных берегов моря. Ушаков доложил князю о выработке новых сигналов для взаимной связи и оповещения как днем, так и ночью. Перечень сигналов сообщил секретной почтой генерал-майору де Рибасу, командующему гребной флотилией в Лимане и всем армейским начальникам по всему побережью от Очакова до Таганрога. Прежде на флоте такой стройной системы оповещения не существовало.
В середине мая Ушаков, накануне набеговой операции к берегам Анатолии, собрал командиров.
— Днями отправляюсь с эскадрой к берегам турецким. Флаг держать буду на «Александре Невском». Со мной следуют под вымпелами «Апостол Андрей» и «ГеоргийПобедоносец», фрегаты «Святой Иероним», «Амвросий Медиоланский», «Иоанн Воинственник»,
«Нестор Преподобный», а также судно репетичное и одиннадцать судов крейсерских. О всем соответствующие командующие ордерами извещены.
Ушаков подошел к развешанной на переборке карте:
— Первый набег на Синоп, другой на Самсун. Спускаться строем по моим сигналам. За меня остается в Севастополе бригадир Голенкин.
Отпустив командиров, Ушаков задержал Голенкина:
— Мы отойдем, выводи на внешний рейд эскадру кораблей, кои в полной готовности. Всякое может случиться. Ежели турецкая эскадра объявится, дам тебе знать, поспешай на подмогу. Быть может, капудан-паша замыслит сюда наведаться, встречай достойно.
15 мая эскадра для набега стояла в готовности на внешнем рейде. Сильный встречный ветер и шторм задержали поход. На следующий день ветер поутих, море понемногу успокаивалось. Флагман поднял сигнал: «С якорей сниматься. Построиться в две кильватерные колонны. На румбе держать зюйд».
На пути к Синопу, по сигналу флагмана, каждый День на всех судах проводились ружейные и пушечные Учения. Флаг-офицер Данилов скрупулезно, как положено, от имени флагмана, делал записи в «Журнале веденного при флагманских делах».
«20 числа с полудня. Были переменный ветер, ма-ловетрие разное и штиль; в 6 часов открылся во мрачности Анадольский берег… В 10 часов разделил я на три партии корсарские суда, послал их вперед к тому берегу для поисков неприятеля… Того же месяца 21 числа. С полуночи. Продолжались переменные ветры. В полдень по пеленгу мыс Инжир-Бурну от нас… в расстоянии 32 миль италианских… С полудня. Подходя в близость западного берега, увидел я, что при оном взяты вперед корсарами два купецких неприятельских судна, а с крепости из батарей, расположенных около Синопского мыса, производима была довольное время беспрестанно пушечная пальба, на которую и корсарские суда отвечали перепалкою… В 7 часу корсарское судно дало знать, что видит в Синопской бухте два судна, почему я и поспешил на Синопский рейд, дабы застать там в беспорядке стоящие суда; в 7 часов другое корсарское судно показало в море два судна, за которыми приказал гнать корсарам. В 8 часов, обходя выдавшийся от Синопа в море мыс, при наступающей темноте обозрел я в бухте при самой крепости один большой и один малый фрегаты. Вошел с эскадрою, расположился в устье Синопской бухты, для воспрепятствования выхода из оной судам, всю ночь лавировать и лежать на дрейфе. В 9 часу… слышал я пальбу, почему и послал туда судно «Полоцк»… Того ж месяца 22 числа. С полуночи. В 1 часу слышна была пальба… в 2 часу сделан был сигнал для опознания места каждого судна и во всю ночь же на всех судах огни; делал пушечными выстрелами и фалыпфее-рами многие сигналы, дабы неизвестностью оных на-весть на неприятеля страх и привести в замешательство. В 4 часа утра усмотрел я, что под крепостью стоят на якорях 2 фрегата, одна шхуна, кирлангич, полугалера, 3 лансона и одна чектырьме да на элинге строящийся корабль один и две шайки. На рассвете приказал я фрегатам «Иоанну Воинственнику» и «Нестору Преподобному» идти в крейсерство для прикрытия крейсерских судов и, снявшись с эскадрою с дрейфа, намерен был в самое тож время неприятельские суда атаковать. Но тихость… ветра воспрепятствовала, почему с эскадрою лег на якорь и усмотрел, что должно, проходя батареи, бухтою к судам иттить немалое расстояние прямо носом против тех же батарей и крепостных пушек, почему в предосторожность, дабы не случилось повреждение мачт, почел оную атаку бесполезной и вознамерился эскадрою движениями и перепалкой с кораблей, воем синопским жителям и судам при оных находящихся, наносить беспрестанно великий страх и беспокойство, почему с 10 часов с эскадрой снялся с якоря и усмотрел, что неприятельские суда в такой были робости, что против крепости продвинулись к самой мелкости и беспрестанно места свои переменяли; я с эскадрою проходя близ оных, сделал на береговые батареи и на них довольный огонь и потом лег на якоря, а корабль «Гергий» послал ближе еще вперед обойтить и нанесть им более страху, который проходя батареи, крепость и суда, открыл жестокий по них огонь; заметно, что по все оные места и во фрегаты положил несколько ядер; в 12 часу возвратясь к эскадре и став на якорь командующий оного рапортовал мне, что исполняя приказание и будучи не в весьма близкой дистанции на корабле своем повреждение имеет: только поручень у марса ядром сшиблен и щепами оного два матроса легко ранены; в тож время кирлангич наша привела к эскадре плененное ею купецкое турецкое чектырьме; в 12 часов еще одно корсарское судно привело две шайки к эскадре. Того ж месяца 22 числа. С полудни. Весь оный день множество людей по берегам собравшихся в беспорядочной их пальбе из ружей, также и в городе, весьма заметен был страх, наведенный нами и корсарами, крейсирующими возле синопских берегов, которые гонялись за судами им попадающими и за барказами на своих вооруженных гребных почти беспрестанно из пушек и из ру-жей пальбою более рассеивали по берегам страх и беспокойство; сего числа было видно оными загнато на берег одно малое купецкое судно, два барказа, на которых многих людей перестреляли, а один барказ с бежавшими людьми потоплен. На ночь вокруг эскадры послал я вооруженные шлюпки гребные для объезда. Того ж месяца 23 числа. С полуночи. Во всю ночь заметна была тревога, как в городе, так и на судах и по батареям мельканием огней, беспорядочною стрельбой из ружей, из пушек, которая продолжалась до полудни.
