Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс
Главкон боялся не за себя. Он молил богов о том, чтобы Гермиона была избавлена от долгой и постылой жизни, о том, чтобы Артемида скоро сразила её своими незримыми стрелами. Ночь, лёгшая на его душу после бегства из Колона, никогда ещё не казалась настолько чёрной.
Последняя надежда исчезла, когда мореходы на палубе начали поднимать якорь. Вскоре негромкий плеск волн поведал, что «Бозра» снова в пути. Корабль скрипел и стонал, воняло трюмной водой. В отсутствие Гиба Лампаксо вновь принялась стенать и жаловаться:
— Ой, матерь Гера! Ой, матерь Гера, умираю… пошли мне хотя бы глоток воздуха… Мне, самой патриотичной среди всех жительниц Афин.
— Молчи, дура, — буркнул Формий, стараясь поудобнее устроиться на грязной соломе. — Или у нас мало неприятностей, чтобы слушать ещё твой вой?
И он процитировал старое речение Гесиода:
— «Верит по истине вору ночному, кто женщине верит».
— Замолчи, визгливая свинья, — приказал женщине Гиб, нагибаясь. — Или тебе мало одного удара кнутом?
Лампаксо притихла. Формий попытался повернуть ноги в колодках. Главкон молчал. Его посетила надежда: если он не умрёт, то может сойти с ума, избавив себя от страшнейшего врага — себя самого.
Как уже было сказано, «Бозра» направлялась не на юг, а на восток. Гасдрубалу надлежало дойти до Самоса, где располагалась внушительная флотилия варваров, и передать драгоценные бумаги, полученные от Демарата, в руки Тиграна, командовавшего всеми силами Ксеркса на побережье Малой Азии. Следовало спешить, однако путешествие не складывалось. У Бельбины ветер оставил паруса, и Гасдрубалу пришлось посадить экипаж на гребные скамьи; огромным веслом приходилось орудовать втроём, тем не менее продвижение не было быстрым. У Кифноса вновь задул ветерок, но это был Эвр, с юго-востока, и «Бозра» простояла на якоре целых два дня. Потом опять наступил штиль, но наконец с севера подул ровный ветер, позволивший судну направиться в нужную сторону. Благочестивый Гасдрубал счёл сие результатом принесённого им обета пожертвовать двух чёрных ягнят богу ветров. На пятый день после отплытия из Трезена на рассвете впереди замаячили мысы Наксоса, и корабельщик успокоился. Греческий флот, как сообщили ему с рыбацкой лодки, стоял на якорях в гавани возле Делоса, к северо-западу отсюда, и карфагенянин мог считать себя в безопасности в водах, покорных Царю Царей.
— Удачное путешествие, — сказал корабельщик, сидя с Хирамом за блюдом отварного дельфиньего мяса. — Два таланта от персов — за доставку их вести, тысячу драхм я заработал на зерне и ещё сотню получил от господина нашего Демарата за оказанную ему мелкую услугу, не говоря уже о доходе от продажи нынешнего груза вместе с тремя рабами.
— Да-да, с тремя рабами. Я уже начал забывать о них.
— Ну, видишь ли, теперь, дорогой мой Хирам, — изрёк корабельщик, проглатывая один кус мяса и берясь за другой, — насколько опрометчивым было твоё предложение ослепить молодца. Мне хочется, впрочем, продать его не в Карфагене, а в Вавилоне. У меня есть один знакомый в Эфесе, который торгует симпатичными молодыми людьми. Сатрап Артабаз приказал ему подыскать красивых молодых челядинцев — сколько найдёт. Потом, ему нужны евнухи… Какой скопец выйдет из этого Главкона!
Хирам отломил край лепёшки, весьма многозначительно ухмыляясь, и тут у входа в каюту появился моряк:
— Корабли, господин! Весельные корабли!
— Откуда идут? — Гасдрубал вскочил.
— От Микона. Идут быстро. Гиб насчитал одиннадцать судов.
— Сохрани нас Баал. — Корабельщик отправился на палубу. — Что, если греческий флот оставил Делос? Помолимся о ветре.
После дюжины ясных погожих дней над морем стояла серая дымка. Северный ветер слабел. По правому борту виднелся Наксос — ещё не слишком отчётливо. Но внимание Гасдрубала в первую очередь привлекла линия точек, протянувшаяся вдоль северо-западного горизонта. Острые глаза морехода даже на таком расстоянии различали движения вёсел — суда были военными, не торговыми. Гиб был прав, и лицо Гасдрубала вытянулось. Это могли быть лишь греческие триеры, и торговое судно из официально нейтрального Карфагена здесь, возле берегов персидских земель, в дни войны могло оказаться выгодной добычей. Решение было принято мгновенно:
— Они ещё далеко. Ставьте паруса.
Морская мышь действительно была слишком быстроходна для торгового судна, однако, в отличие от триеры, зависела от ветра. При попутном ветре «Бозра» могла бы легко уйти от погони. Но только не в штиль. Тем не менее Гасдрубал постарался уверить себя в том, что ему удастся улизнуть незамеченным. Расстояние было ещё чересчур велико.
— Да пожрёт меня Мелек-Баал! Если глаза мои не лгут, на нас охотятся.
Действительно, от отряда отделились две триеры, направившиеся прямо к «Бозре». Погоня предстояла долгая, но при почти полном отсутствии ветра шансы были не на стороне карфагенянина. Гасдрубалу не пришлось подгонять свой экипаж, немедленно разобравший вёсла: всех ожидала греческая тюрьма и невольничий рынок.
Сорок смуглых матросов — весь экипаж — навалились на дюжину огромных вёсел, чтобы увести «Бозру» от беды. Задыхаясь, вопя, богохульствуя, они какое-то время выдерживали расстояние, хотя господин их с трепетом следил за опадающими парусами. Через какой-нибудь час погоня окончится…
Гасдрубал в отчаянии завопил:
— О, Баал, пошли нам ветер! Наполни паруса, и тогда я пожертвую тебе семь козлов на твоём алтаре в Карфагене.
Однако бог или счёл взятку слишком скромной, или же не имел желания принять её. Ветер не усилился. Карфагенские мореходы, словно демоны, налегали на вёсла, но расстояние между «Бозрой» и военными кораблями мёд ленно сокращалось.
Сидевший за одним из вёсел Хирам оторвался от своего дела и приблизился к корабельщику:
— Как быть с пленниками? Всех нас ждёт распятие, если их обнаружат на корабле и услышат их повесть. Убей их немедленно и трупы брось за борт.
Гасдрубал качнул головой:
— Рано. У нас ещё есть шансы. Я не выброшу за борт пятьсот шекелей, пока у меня остаётся возможность сохранить их. Ветер может усилиться. — И он вновь завопил: Ветер, Баал! Пошли нам ветер!
Однако по прошествии не столь уж большого времени разрыв сократился настолько, что жадность, основное качество в характере корабельщика, начала уступать место осторожности.
— Эй, Гиб! — крикнул он. — Возьми Адхербала и Лартатиррена. До этой проклятой галеры ещё добрых десять двойных стадиев, однако пленников лучше вывести на палубу. И за борт их, если преследователи станут нагонять нас.
Рослый ливиец отправился исполнять приказ, а экипаж, вторя голосу корабельщика, завыл:
— Ветра, Баал, ветра!
Зазвучали обеты, мореходы впились глазами в серо-зелёную полоску воды между двумя кораблями, отделявшую их по меньшей мере от рабства, если не от смерти.
Греческая триера отстала: её наварх предоставил право вести утомительную погоню пентеконтере, неутомимо мчавшейся вперёд.
— Будь прокляты греки вместе со своими военными кораблями, длинными вёслами и большими экипажами, — буркнул Гиб, появляясь из люка вместе с пленниками. — Пентеконтера уже в девяти двойных стадиях от нас.
Ему пришлось выпустить пленников из колодок, но из предосторожности Гиб надел на атлета кожаные кандалы, соединённые цепью. Руки Главкона были связаны верёвкой. Ларт и Адхербал вели остальных пленников, ноги которых были свободными. На мгновение все трое остановились, моргая на свету и не понимая ситуации, в которой оказались. Тем временем Гасдрубал измерял взглядом расстояние. Ветер и впрямь усилился. Если он ещё окрепнет, «Бозра» сумеет уйти. Однако экипаж её уже был утомлён греблей, а многочисленная команда военного судна делала сопротивление бесполезным.
— Приготовить мешки с песком, — приказал Гасдрубал, — чтобы их можно было привязать к ногам этих несчастных. И поставьте пленников за мачтой, чтобы с пентеконтеры ничего не увидели. Приготовьте топор. Пока повременим прощаться с нашими пассажирами: боги могут ещё помочь нам.
Гиб и его помощники повели пленников на корму, и тут вид военного корабля поведал Формию о замыслах похитителей. Сейчас во рту его не было кляпа.
— О, драконы из Карфагена, теперь вы собрались убить нас? — закричал он скорее от негодования, чем от страха.
— Нет, если небеса не захотят вашей смерти! — изрёк корабельщик, выбивая ладонями ритм гребли. — Так что, эллины, молитесь своему Эолу, чтобы он послал нам ветер.
— А вы, псы, молитесь Аиду, — выкрикнул рыботорговец, — чтобы он подыскал вам уютное местечко в Орке! Приятный будет вид, когда все вы устроитесь на крестах кормить ворон!
Тут лишь Лампаксо осознала грозящую им участь.
