Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс
— И ты слышала — о чём? — Демарат впился руками в подлокотники кресла.
— Да, кирие, пусть будет благословенна Афина! Незнакомец разговаривал по-аттически, прямо как мой господин. Я то и дело слышала про Гермиону, а после назвали и твоё имя…
— Каким образом?
— Незнакомец сказал: «Значит, она не выйдет за Демарата. Она презирает его. Да пошлёт ей многие радости Афродита». А потом Формий ответил ему: «Поэтому, дорогой Главкон, следует во всём доверяться богам».
— Так он сказал… Главкон? — Демарат вскочил с места.
— Главкон, клянусь Стиксом. Тут я прикрыла голову и зарыдала. Выходит, мой муж укрывает самого главного изменника. Одно небо знает, как ему удалось не утонуть в море. Словом, когда Формий крепко уснул, я слезла вниз, чтобы позвать стражу. И на улице встретила этого доброго финикийца, который объяснил мне, что сомневается в личности Крития и хочет выследить его. Я рассказала всю повесть. И он сразу же повёл меня к тебе, господин. Вот и вышло, что я своими устами обвинила собственного мужа. Айи! Приводилось ли кому-либо из жён переживать такое горе? Формий мужчина послушный и добрый, хотя и не знает цену оболу. Будь милостив к нему и…
— Тихо, — скомандовал Демарат с торжественной серьёзностью. — Сперва справедливость, милосердие будет потом. Готова ли ты поклясться в том, что Формий называл этого моряка Главконом?
— Да, кирие! О, горе мне, горе!
— А сейчас, ты говоришь, он спит в твоём доме?
— Да, вино заставило их забыться.
— Ты поступила благоразумно. — Демарат протянул руку. — Ты достойная дочь Афин. И в будущем имя твоё будут поминать наравне с царём Кодром, отдавшим свою жизнь ради свободы Аттики, ибо разве не принесла ты в жертву нечто большее, чем жизнь… доброе имя своего мужа? Но крепись. Твой патриотизм, возможно, искупит вину мужа. Однако изменника мы арестуем.
— Он крепко спал, когда я уходила из дома. Идёмте же за ним.
— Успокойся, — приказал Демарат. — Позволь нам с Хирамом самим управиться с тем злодейством, которое готовится в твоём доме.
Едва за Лампаксо закрылась дверь, Демарат мешком осел на груду подушек. Лицо его сделалось пепельно-серым.
— Мужайся, господин. — Хирам многозначительно провёл пальцем по горлу. — Она не лжёт. Критий будет спать сегодня сладко и крепко — слишком крепко.
— И что же ты предлагаешь с ним сделать?
— Господин мой, дело нехитрое. По воле Ваала здесь находится Гасдрубал со своими карфагенянами, и они послужат тебе. Небо отдало твоего врага в наши руки. Он со своим дружком и не проснётся, когда мы перережем им глотки. А потом по камню к ногам и в воду — на середине бухты.
Демарат отрицательно махнул рукой:
— Нет, клянусь подземными богами, нет! Не надо убийства. Зачем мне проклятье Эриний? Схватите его и увезите на край земли, продайте в рабы. Так, чтобы дороги наши впредь не сошлись. Только обойдитесь без крови.
Хирам удивился настолько, что едва не забыл свою обязательную улыбку:
— Но, господин мой, человек этот силён, как Мелькарт[46]. Схватить его будет трудно. Кроме того, нет тюрьмы надёжнее, чем Шеол.
— Нет. — Руки Демарата дрожали. — Призрак его приходил ко мне целую тысячу раз, пока он был жив. И он доведёт меня до безумия, если я убью его.
— Тебе не придётся убивать этого человека, а твоему рабу сны не докучают. — Хирам укоризненно усмехнулся.
— Не будем играть словами. Даже если удар нанесу не я, ответственность за убийство всё равно падёт на мою голову. Позови Гасдрубала, свяжите Главкона, заткните ему рот, отнесите на корабль. Только живого.
— Хорошо, благороднейший. — Хирам редко позволял себе ссориться без особой цели с людьми, стоящими выше его. — Пусть мой добрый господин доверит это крохотное дельце усердию своего раба. По милости Биаса Гасдрубал вместе с шестью моряками находится на берегу. Помолимся богам, чтобы они ещё не упились. Подожди час-другой, и, быть может, твои сердце и печень утешатся.
— Ступай, ступай! А я буду ждать и молиться Гермесу Долию.
Хирам исчез, не забыв попрощаться самым вежливым образом. Никогда ещё финикиец не казался Демарату более похожим на прекрасного, покрытого чешуёй змея, как в этот самый миг, когда Хирам склонился перед афинянином в низком поклоне; красный свет печи играл на золотых кольцах в его ушах и носу, гладкой загорелой коже и в сходных с бусинами глазах. Дверь повернулась на петлях и захлопнулась. Послышались удаляющиеся шаги. Вне сомнения, финикиец прихватил с собой и Лампаксо. Афинянин подошёл к своему ложу и с истерическим смехом рухнул на него. Враг полностью был отдан в его руки! Этот карфагенский корабль позволит ему навсегда избавиться от грозящей ему катастрофы. Как всё сложилось. Ему не придётся убивать Главкона. На нём, Демарате, не будет крови, ему не нужно бояться Алекто и её сестёр Эриний. Хираму и Гасдрубалу можно доверять: Главкон более не возвратится в его жизнь. А Гермиона? Демарат рассмеялся.
— Подожди ещё месяц, моя нимфа, и ни ты, ни твой драгоценный отец, ни даже сам Фемистокл — никто не сумеет сказать мне «нет».
Потом он долго лежал, прислушиваясь к звону капели в клепсидре: стоявшие в уголке водяные часы отмеряли минуты. Светильник мерцал, огонёк его стал ниже. Демарат и не подозревал прежде, что время способно тянуться столь медленно.
Наконец в дверь постучали, и зевающий слуга Сидей впустил чернобородого морехода, по восточному обычаю припавшего к ногам стратега.
— Вы схватили его?
— Да будут благословенны Мелек-Баал и Мелькарт! Они ниспослали сон на врага моего господина. — Моряк говорил по-гречески отрывисто и не слишком понятно. — Твои слуги выполнили приказ. Женщина впустила нас в дом, ненавистного моему господину молодого человека мы связали прежде, чем он проснулся, и сразу же заткнули ему рот. Рыботорговца мы тоже взяли.
— Отлично. Я никогда не забываю оказанной мне услуги. А женщина?
— Прихватили за компанию. И я пришёл, чтобы спросить дальнейших приказаний у господина.
Демарат поднялся.
— Гиматий, посох и сандалии, — приказал он слуге. — Я сам присмотрю за делом. Пленники находятся в доме рыботорговца?
— Да, превосходительный.
— Пошли. Я должен увидеть этого незнакомца своими глазами. Чтобы не было ошибок.
Сидей круглыми глазами посмотрел в спину своего господина, исчезнувшего в обществе смуглого карфагенянина, вооружённого коротким мечом длиной в целый локоть; Демарат даже не попросил фонаря. Слуги уже не знали, как относиться к последним поступкам своего хозяина. Если они начинали задавать вопросы, он назначал порку, а Биас отсутствовал.
Когда Демарат оставил дом, улицы Трезена уже опустели. Луны не было, и ни он, ни его спутники не знали толком дороги. Один раз они пропустили поворот и забрели в тупик, где наткнулись на кучу помоев, дожидавшуюся псов-мусорщиков. Наконец, моряк остановился перед нужной дверью, выходившей на узкую улочку, и после тройного стука она отворилась. Посреди жалкой комнатушки на столе горела свеча. Возле стола сидели семь человек, поднявшихся при виде стратега и поклонившихся ему. В столь тусклом свете Демарат узнал лишь коренастого корабельщика Гасдрубала и рослого ливийца кормчего Гиба.
— Кирие, мы ожидали тебя, — проговорил сидевший среди прочих Хирам.
— Спасибо Гермесу, спасибо и вам. Я уже сказал проводнику, что щедро одарю всех. Где он?
— Сзади, в кухне, господин мой. Нам повезло. Гиб набросил петлю на руки этого человека, прежде чем он успел проснуться. При всей своей силе он не оказал сопротивления. Рыботорговец пробудился, прежде чем Гасдрубал успел скрутить его. И мы уже боялись, что своими воплями он перебудит всю улицу. Однако боги вновь проявили свою милость к нам. Никто и не подумал явиться на крик.
— Возьми светильник, — приказал Демарат. — Пошли.
Оратор вступил в небольшую квадратную кухню в обществе Хирама. Белёный потолок почернел возле дымового отверстия, по углам были расставлены горшки и сковородки, а в очаге рдели последние, догорающие огоньки. Но Демарат смотрел на две связанные человеческие фигуры, темневшие в дальнем углу.
— Который из них двоих? — спросил он, ступая осторожно, словно бы приближаясь к опасному месту.
— Подальше Формий, а враг моего господина лежит пря мо у его ног. Пусть превосходительный идёт не опасаясь. Человек этот связан надёжно.
— Дайте мне свечу.
Демарат поднял огонёк повыше и приблизился к лежащему человеку. Хирам не обманул: пленник был действительно усердно связан. И руки и ноги его вместо верёвки опутывала тонкая цепь, в рот была вставлена деревяшка, обёрнутая тканью, завязанной накрепко на затылке.
Демарат глянул вниз, а потом решительным движением нагнулся, опустив свечу к лицу пленника. Теперь он видел это лицо, прикрытое чёрными кудрями и бородой, точёный профиль, небольшой рот, голубые глаза и божественную фигуру, достоинства которой не могли скрыть даже путы. Итак, перед ним находился человек, которого стратег два года назад называл своим сердечным другом.
