Золото Кёльна - Шир Петра

— Тогда скажите на милость, господин ван Клеве, — сказала супруга Йорга с нарочитой веселостью, которая Алейдис не понравилась, — что именно вы посоветуете делать мой падчерице, раз уж вы настаиваете, что ей лучше быть замужем? Есть у вас на этот счет какие-то соображения?

Глаза ван Клеве превратились в щелочки. Он скрестил руки на груди.

— Нет уж, будьте уверены. Мне абсолютно безразлично, выйдет госпожа Алейдис замуж или нет. И уж точно я не стану давать никаких советов. То, что нужно, я уже сказал. Решив взять в подмастерья обеих девочек, она, по крайней мере, доказала, что способна на время забыть о своем упрямстве и принять разумное решение.

— Ну-ну, — усмехнулась Криста.

— Хватит уже называть меня упрямой! — возмутилась Алейдис.

— Вы предпочитаете слово «строптивая»?

— Нет, ни то, ни другое. Если бы я была мужчиной, вы с готовностью признали бы за мной право иметь и высказывать свое мнение.

Угрюмость на его лице сменилась возмущением.

— Когда это я отказывал вам в праве высказывать свое мнение? Я просто говорю о впечатлении, которое вы производите. А вы производите впечатление упрямой женщины. И у меня есть сильные подозрения, что такую женщину мало кто из мужчин захочет ввести в свой дом. По крайней мере, если он не выжил из ума.

Его многозначительный взгляд снова переместился на мастера Клайвса, который неожиданно громко расхохотался, чем крайне удивил Алейдис.

— Возможно, вы правы, господин ван Клеве. Строптивые женщины — это бедствие, с которым можно совладать только ловким маневром, на что способен исключительно мужчина с острым умом. Но это не значит, что такой мужчина не может получать определенного удовольствия от строптивости, приняв вызов, брошенный его уму и проницательности. Но ему следует быть настороже. Горячность, особенно если ее проявляют обе стороны, плохо сказывается на способности принимать верные решения и оценивать себя со стороны.

На лбу ван Клеве прорезалась крутая складка.

— На что это вы намекаете?

— Я говорю вполне очевидные вещи, — широко улыбнулся мастер Клайве, — но ради мира предлагаю оставить эту тему. Мне не хотелось бы прерывать нашу душевную беседу, но если вы собрались в ратушу взглянуть на кинжал, советую вам отправиться прямо сейчас. Если вы хотите извлечь какую-либо пользу из своих выводов, не стоит те рять времени-.

Ван Клеве, казалось, хотел было что-то ответить, но вдруг выражение его лица смягчилось, и он мед-ленно поднялся.

— Вы правы. Двери ратуши пока еще не заперты, так как сегодня вечером там собирается Совет, включая Сорока Четырех [14].

Алейдис также поднялась.

— Мне жаль, отец, что мы так мало побыли все вместе.

— Ничего страшного, дитя, — великодушно махнул рукой Йорг. — Мы наверстаем упущенное в другой раз.

Когда она наклонилась, чтобы обнять его и поцеловать в щеку, он на мгновение задержал ее и прошептал:

— Тебе стоит присмотреться к нему, Алейдис. Интересный мужчина этот Винценц ван Клеве.

— Брось, в этом нет никакой необходимости. Криста тоже вскочила на ноги и крепко обняла Алейдис. Понизив голос так, чтобы ее слышали только падчерица и муж, она сказала.

— Он ревнует, и только.

— Криста! — возмутилась Алейдис, энергично покачав головой. — Это полная чушь!

Супруга Йорга тихонько хихикнула.

— Да-да, к мастеру Клайвсу. Какой сюрприз! Ты лучше расскажи ему, как тесно связан с нашей семьей архитектор-строитель. Если, конечно, тебя не смущают его выпады.

— Ты ошибаешься, — возразила Алейдис, избегая смотреть на ван Клеве, который пристегивал к поясу меч. — Он просто пытается показать мне, сколь глубоко он меня презирает. И делает он это с нашей первой встречи.

Криста засмеялась тихим шелестящим смехом.

— Прости, дитя мое, но поверь моему опыту, на тех, кого презирают, не смотрят такими глазами. Однако если тебе удобнее думать, что он ведет себя так, потому что недоволен тобой, я не буду тебя переубеждать. Как вдова ты имеешь полное право оплакивать покойного супруга, сколько сочтешь нужным. И, разумеется, противиться каким бы то ни было ухаживаниям. Особенно со стороны мужчины со столь непростым нравом и противоречивой репутацией.

Алейдис вздохнула. Слова мачехи пробудили в ней чувство тревоги.

— Ты действительно заблуждаешься. Между нами вообще ничего нет. Ни с его стороны, ни с моей, если ты об этом.

— Хорошо, раз так, — сказала Криста и с любовью расцеловала ее в обе щеки. — В таком случае тебе следует быть осторожной, не позволять ему себя провоцировать и самой не подливать масла в тлеющие угли.

Не дожидаясь ответа, она разжала объятия и подозвала Зимона, который возник перед ними в мгновение ока с плащом Алейдис в руке.

Глава 19

Поскольку дом Йорга де Брюнкера стоял на улице Перленграбен за площадью Вейдмаркт, они сначала дошли до перекрестка с Ханненштрассе, стараясь избегать темных переулков. Отсюда рукой было подать до Шильдергассе, где им нужно было свернуть на восток. Не в силах унять переполнявший его гнев, Винценц напряженно молчал. Как он мог позволить себе так увлечься? То, что архитектор усомнился в его здравомыслии или, что еще хуже, упрекнул в скрытых мотивах, было неудивительно, учитывая, как бестактен и несдержан на язык он был сегодня за ужином. Такое поведение не красило его ни как гостя, ни тем более как полномочного судью. Обнаружив в тесном семейном кругу де Брюнкера мастера Клайвса, он испытал странную неприязнь, которая и сейчас подпитывала его недовольство. Алейдис молча шагала рядом, и он надеялся, что она не будет продолжать эту тему. Однако тишина продлилась недолго. Когда они достигли перекрестка с Ханненштрассе и свернули, Алейдис резко остановилась и сердито нахмурилась.

— Прекратите.

Не совсем понимая, что именно в нем вызвало у нее возмущение, ван Клеве тоже остановился.

— Что вы имеете в виду?

— Оставьте мастера Клайвса в покое. Что вы к нему прицепились? Он добрый друг нашей семьи и заслуживает, чтобы с ним обращались со всем уважением. Особенно это касается гостей, которые являются без приглашения на ужин к моему отцу.

Он смерил ее ледяным взглядом.

— Я советую вам сменить тон и впредь тщательней выбирать слова. Я не напрашивался на ужин, а всего-навсего хотел оказать вам услугу, о которой вы сами меня попросили, и поведать о ходе расследования. Если бы я этого не сделал, самое позднее завтра вы обвинили бы меня в пренебрежении вашими желаниями или даже вашей персоной.

— Хороша услуга. Вы приходите в чужой дом, бросаетесь на других мужчин, как сорвавшийся с цепи пес, так что даже моя мачеха начинает подозревать, что вы просто ревнуете меня к мастеру Клайвсу. Я вполне могу обойтись без таких услуг.

Винценц остановился.

— Ваши отношения с мастером Клайвсом, какова бы ни была их природа, мне абсолютно безразличны, госпожа Алейдис.

— Так ли это?

— Раз я говорю, значит, так.

— Значит, неоднократные упоминания о вашей излюбленной панацее никак не были связаны с его присутствием?

— Упоминания о чем, если позволите?

— О панацее от всех бед, которые могут постигнуть женщину.

— Брак — это ни в коем случае не панацея.

— Ага, значит, вы прекрасно понимаете, о чем я, — торжествующе улыбнулась она. — Существует ли мужское подобие Цирцеи?

— Ничего не понимаю.

— Правда? Значит, мне придется задуматься, стоит ли называть вас так в будущем. Хотя мне не нравится, как вы демонстрируете свое мужское превосходство, его оказалось достаточно, чтобы вызвать интерес у моих родителей. И теперь мне интересно, чувствуете ли вы себя вынужденным, возможно, из-за желания вашего отца, использовать склонность, пусть даже притворную, для достижения мира, который вы недавно провозгласили между нашими семьями.

Ему потребовалось мгновение, чтобы уловить, к чему она клонит.