Золото Кёльна - Шир Петра
— И все же мне не хотелось бы, чтобы это дело причинило вам еще больше горя, — не отступал мастер Клайве. — Конечно, если мне еще дозволено делиться своими опасениями.
— Вы можете делиться чем угодно, — улыбнулась ему Алейдис, постаравшись вложить в улыбку всю теплоту, какой заслуживала его забота. — И я рада, что у меня есть такой верный друг и защитник.
— Как я уже говорил, — сказал ван Клеве, сложив руки на груди, — я принял к сведению ваши опасения. — Он повернулся к Алейдис. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Но должен заметить, вы меня удивляете. Хотя, если разобраться, не так уж и сильно. — Его взгляд снова переместился на мастера Клайвса и вернулся к ней. — Да не так уж и сильно.
— Я понятия не имею, о чем вы! — недоуменно воскликнула Алейдис. — Тем не менее мне хотелось бы прекратить этот спор. Я надеялась сегодня провести приятный вечер с семьей.
— И мое вторжение лишило вас этого удовольствия?
Лоб его прорезала глубокая складка. Она сердито взглянула на него.
— Это совершенно очевидно.
— Ну тогда, наверное, мне будет лучше откланяться. Я хотел попросить вас позже взглянуть на кинжал. Ибо кто, как не вы, сможет подтвердить, что он действительно принадлежал вашему мужу. За исключением мастера Фредебольда, я хотел сказать. Но, видимо, придется отложить это до лучших времен.
Он уже собрался подняться, как Алейдис прошипела:
— Останьтесь. Ведь госпожа Криста пригласила вас на ужин. Неучтивостью вы вроде бы не страдаете. Хотя она как нельзя лучше подошла бы к вашей склочной нелюдимой натуре. Где сейчас кинжал? У вас дома?
— Нет, — все еще сохраняя некоторую настороженность во взгляде, ответил ван Клеве. — Я отнес его в ратушу, точнее в одну из комнат, которую там выделили для моих нужд.
— Если хочешь, я могу тебя проводить, — предложил отец.
— Или я. По дороге домой я не прочь завернуть на рынок, — сказал мастер Клайве, взглянув исподлобья на Винценца ван Клеве.
Алейдис покачала головой.
— Мне не нужны защитники. Я пришла сюда с Зимоном. Он и сопроводит нас с судьей в ратушу.
— На том и порешим, — заключил ван Клеве, послав многозначительный взгляд мастеру Клайвсу. От Алейдис не укрылся победный огонек, полыхнувший в его глазах.
Какое-то время все продолжали есть в полном молчании. Чтобы разрядить обстановку, Алейдис решила сменить тему.
— Мы сегодня поговорили с Катрейн о ее дочерях. Она согласилась, чтобы я взяла их подмастерьями в меняльную контору. Но сначала мне стоит выяснить, дозволено ли мне цеховыми правилами вообще кого-то либо брать в обучение.
— Значит, вы решили последовать моему совету и привязать к себе девочек более прочными узами закона, — улыбнулся полномочный судья.
— Вашему совету? — удивленно переспросил Йорг, отвлекшись от тарелки.
— Да-да, — быстро кивнула Алейдис. — Господин ван Клеве обратил мое внимание на то, что семейство Катрейн или даже семья ее покойного мужа могут претендовать на девочек, а затем предложил это решение.
— Боже правый, неужели вы думаете, что они так и сделают? — воскликнула Криста, бросая испуганные взгляды то на судью, то на Алейдис.
— Такая вероятность, безусловно, существует, — ответил ван Клеве, который к этому времени уже опустошил тарелку и отодвинул ее от себя. — После разговора с Арнольдом Хюртом у нас обоих осталось впечатление, что он считает себя вправе распоряжаться судьбой внучек Николаи. Я пока ничего не могу сказать о семействе де Пьяченца, так как все еще жду известий из Бонна. Однако разумно будет предположить, что они также считают детей частью своей семьи и, возможно, хотят получить над ними опеку.
— Мы не допустим этого ни при каких обстоятельствах, — заявила Алейдис. — Ведь правда же? — обратилась она к отцу. — Я обещала Катрейн сделать все, что моих силах, чтобы Марлейн и Урзель остались со мной. Надеюсь, ты мне в этом поможешь?
— Само собой, милое мое дитя, — не колеблясь, согласился с ней Йорг. — Это даже не обсуждается. Я помню, ты рассказывала мне о покойном муже Катрейн. Каким же чудовищем нужно быть, чтобы так мучить ее и детей. Меня удивляет, что Божий гнев не настигает мгновенно таких людей? — Он призадумался, и на лице его мелькнула грустная улыбка. — Хотя, возможно, именно это и произошло. Он же был убит, да?
— Вы говорили, что, по словам госпожи Катрейн, к этому убийству мог быть причастен ее отец, — вновь вмешался в беседу ван Клеве.
— Так она мне сказала, — вздохнула Алейдис, сообразив, куда он клонит. — Неужели кто-то из семьи де Пьяченца убил Николаи, а затем выкрал его кинжал? Но зачем? Вряд ли они желали бы сохранить память о нем.
— Ну, они могли взять кинжал как трофей.
От этих слов по спине Алейдис побежали мурашки.
— Как я уже говорила вам вчера, ход ваших мыслей вызывает у меня беспокойство. Слушая вас, перестаешь доверять всем на свете, даже тем, с кем, казалось бы, тебя связывают тесные узы.
— Ну, если вы верите, что вас связывают с кем-то тесные узы, но не знаете этого наверняка, то стоит проявить некоторую осторожность, — бросил полномочный судья, с вызовом глянув ей в глаза.
Однако она проигнорировала его выпад и снова быстро перевела разговор на другую тему.
— Я хотела бы обратиться в цех, и мне не помешало бы, если бы кто-нибудь замолвил за меня словечко.
— Ну конечно, Алеидис, — решительно кивнул Йорг. — Так как я тоже состою в цехе «Железный рынок», я охотно поручусь за тебя. — Он повернулся к архитектору: — Уверен, что и ты тоже.
— Разумеется, — подтвердил мастер Клайве. — Пусть я отношусь к другому цеху, к счастью, мое слово имеет в этом городе определенный вес. — Он заинтересованно посмотрел на ван Клеве. — А вы не могли бы замолвить словечко за Алейдис?
На лице судьи не дрогнул ни один мускул. Лишь глаза полыхнули яростным огнем.
— Нет.
— Отчего же? — В голосе Алейдис прозвучало не столько удивление, сколько разочарование.
— Потому что это не в моей компетенции. Я не ваш родственник, и наши семьи не дружны. Напротив, о вражде между ван Клеве и Голатти говорит весь Кельн, по крайней мере с тех пор, как убили вашего мужа.
— Но вы только подумайте, — вдруг оживился мастер Клайве. — Если за Алейдис вступится даже ее конкурент, разве цех сможет ей отказать?
— Ход ваших мыслей мне понятен, но нет, я не буду вмешиваться, — покачал головой полномочный судья. — У госпожи Алейдис, очевидно, есть те, кто способен замолвить за нее слово. На мой взгляд, лучшую поддержку ей мог бы обеспечить лишь муж, будь он у нее.
— Прошу прощения, — возмутилась Алейдис, также отодвинув тарелку. — Вы снова предлагаете решить мои проблемы замужеством? Вы только что упрекнули меня, что я прячусь за стеной защитников, а теперь советуете мне именно так и посту-пить?
— Я вам вообще ничего не советую, — проворчал ван Клеве, протягивая руку к кубку с вином и делая глоток. — Черта с два я влезу в эту кабалу. Я просто еще раз выразил свое мнение, что у замужней женщины больше шансов на успех, чем у незамужней.
— Я вдова, — прошипела Алейдис.
— А вдова — это и есть незамужняя женщина. Разве не так? И если она стала вдовой, значит, она уже заставила какого-то мужчину погрузиться в бездну, каковой может оказаться брак. Во всяком случае, если в качестве приданого идут острый язык и дух противоречия.
— Дух чего?
— Противоречия, — насмешливо фыркнул ван Клеве. — Только не притворяйтесь, что не понимаете, о чем это я.
— Тогда почему вы хотите выдать меня замуж, если считаете, что я ввергну любого мужчину в бездну?
— Я вовсе не хочу выдавать вас замуж, госпожа Алейдис, а лишь хочу объяснить вам то, что вы и сами давно знаете, а именно, что брак может избавить вас от проблем или, по крайней мере, облегчить их решение. Вы не первая женщина, потерявшая супруга, и не последняя. Пока устои, на которых держится мир, не изменятся, все женщины, не исключая вас, рано или поздно будут оказываться перед этой дилеммой.