Золото Кёльна - Шир Петра

Тем временем они уже дошли до Хоэштрассе и свернули на Обермарспфортенгассе. Винценц толкнул перед Алейдис створку дверей в ратушу и указал налево.

— Туда.

Повозившись с ключами, он отпер кабинет. Алейдис с любопытством оглядела маленькую прямоугольную комнатку.

Вдоль стен были расставлены шкафы, в которых стояли вперемешку книги в кожаных переплетах, толстые тетради и коробки, полные документов. Дополняли обстановку простой письменный стол, кресло и два табурета. Винценц принес из коридора сосновую лучину и зажег фитиль масляной лампы. Затем вставил лучину в поставец рядом с дверью, а лампу водрузил в центр стола. Из запертого сундука, стоявшего под единственным окном, он достал небольшую шкатулку, которую поставил рядом с лампой. Откуда-то донеслись голоса видимо, закончилось заседание Совета. Его участники спускались по лестнице и, оживленно беседуя, направлялись к выходу.

— Закрой дверь, — приказала Алейдис Зимону. К ее удивлению, слуга не только исполнил приказ, но и сам встал за дверью, так что она оказалась наедине с ван Клеве. Она бросила встревоженный взгляд на единственный выход из крошечной каморки. Однако Винценц, похоже, не собирался снова приближаться к ней. Вместо этого он быстро откинул крышку шкатулки и указал ей на содержимое.

— Это кинжал Николаи, — сдавленным голосом подтвердила она. Она протянула руку к оружию, но тут же отдернула ее.

— Вы уверены?

Судья взял кинжал в руку и поднес к лампе. На клинке не было никаких следов крови. Очевидно, его вычистили, после того как вынули из трупа. Со смешанным чувством скорби и ужаса она смотрела на украшенную драгоценными камнями рукоятку и тонкое прямое лезвие.

— Ошибки быть не может. Я видела этот кинжал на поясе Николаи почти каждый день.

— Я позабочусь о том, чтобы вы получили его обратно, когда он перестанет быть нужным в качестве улики.

— Я даже не знаю. Я что, должна оставить его себе? После того, как им убили человека?

— Это вам решать.

Он положил кинжал обратно в шкатулку и достал из нее маленький бархатный мешочек.

— А это вам знакомо?

Она взяла у него, мешочек и, развязав тесемку, осторожно перевернула его. На стол выпало удивительно большое кольцо. Она тщательно осмотрела его со всех сторон.

— Это перстень Николаи. Вот его личный Знак — звезда с семью разновеликими лучами.

Она достала кольцо с печаткой, которое носила на цепочке, спрятанной под платьем, и положила его на ладонь вместе с находкой. Найденный перстень был немного больше, звезда на нем была более рельефной и остроконечной. Винценц подошел поближе и взглянул на оба украшения.

— Вряд ли это кольцо с печатью. Звезда слишком рельефная, сургуч с нее либо растечется, либо весь останется в выемках. — Ван Клеве взял находку с ладони Алейдис, и она ощутила легкий укол от его прикосновения. — Скорее всего, это какое-то особенное украшение. Возможно, внутри звезды что-то было.

— Вы полагаете, драгоценный камень? — Алейдис задумчиво посмотрела на перстень, который судья поднес к свету.

— Судя по форме, если это был камень, то достаточно мягкий, который легко поддается обработке. Возможно, янтарь. Я также встречал агаты, которым удавалось придать необычную форму

— Вы полагаете, Бальтазар вытащил камень?

Винценц пожал плечами.

— Как бы там ни было, его нигде не нашли. Возможно, он лежит на дне Рейна или Бальтазар продал его.

— Но почему он продал камень, а кольцо оставил себе? — Алейдис перевела вопрошающий взгляд на кинжал в шкатулке, потом снова на украшение. — Ведь кольцо с камнем можно было бы продать гораздо дороже.

— Безусловно.

Винценц положил кольцо обратно в мешочек и завязал его.

— Возможно, камня в нем не было изначально. Ведь мы только предполагаем, что он там был. Я не вижу ни царапин, ни других следов, которые указывали бы на то, что Бальтазар или кто-то другой повредил кольцо.

— А с чего он вдруг решил его проглотить? Ведь он же мог подавиться!

Винценц положил мешочек обратно в шкатулку и спрятал ее в сундук.

— Хороший вопрос. Воры иногда делают так, чтобы спрятать драгоценности. Поскольку кольцо наверняка принадлежало Николаи, вероятность того, что его убил именно Бальтазар, возрастает. Возможно, потому он и украл у него кольцо.

Алейдис задумчиво кивнула, затем рывком подняла голову.

— Может ли быть так, что наниматель убил Бальтазара именно из-за кольца?

— Вы хотите сказать, из-за того, что Бальтазар не захотел его отдать?

— А вдруг он затем и нанял Бальтазара, чтобы похитить кольцо?

— Это чистые домыслы, — возразил Винценц. — Однако этого нельзя исключать. Вероятно, что-то такое было в этом кольце, иначе зачем Бальтазару глотать его. Пусть это украшение из чистого серебра, оно не настолько ценно, чтобы ради него подставлять себя под кинжал убийцы. Тем более без драгоценного камня, который предположительно в нем был.

— А если камень остался в желудке Бальтазара?

— Мы этого никогда не узнаем. Тело завтра должны предать земле, и мы не успеем получить разрешение на вскрытие.

Алейдис вздрогнула.

— Неприятно даже думать о таком. Вскрывать тело, чтобы посмотреть, что там внутри!

— В иных случаях это бывает полезно. Но опасность понести суровое наказание либо в этой жизни, либо в загробной отодвигает соображения пользы на второй план. На самом деле я могу пересчитать по пальцам случаи, когда архиепископ давал согласие на вскрытие. Все они произошли много лет назад, да и интерес в каждом из случаев был куда серьезнее, чем в нашем.

— Так что вы собираетесь делать?

Не дожидаясь приглашения, Алейдис села на табурет и взглянула в окно. За ним город полностью поглотила ночь.

Винценц опустился в кресло, стоявшее рядом.

— Я постараюсь навести справки. Может быть, кто-нибудь из моих осведомителей что-то слышал о кольце или даже о кинжале. Если Бальтазар хотел продать кому-то либо кольцо, либо кинжал, либо камень в форме семиконечной звезды, об этом должны знать.

— Как вам удается связываться с людьми из преступного мира, которые снабжают вас этим сведениями?

Он улыбнулся.

— Ну, во-первых, далеко не все из этих людей мужчины.

Увидев, что она подняла бровь, он улыбнулся еще шире.

— Один из самых надежных источников — это публичные дома. Особенно тот, что держит Эльзбет на Швальбенгассе.

— Так вы действительно наведываетесь туда? — Алейдис вдруг покоробило от самой этой мысли, но она быстро одернула себя. В конце концов, какое ей дело?

— Я слышу в вашем голосе какое-то возмущение или даже осуждение.

— Я уже говорила вам. — Алейдис непроизвольно выпрямилась. — Не мне судить, как вы проводите свободное время. И если находите компанию продажных женщин приятной, господин ван Клеве, меня это нисколько не заботит.

— Ну, общество красотки действительно может быть приятным. В любом случае необременительно. Ты что-то берешь, а что-то отдаешь. Даже в браке отношения между людьми не могут быть яснее и проще.

Внутри нее вдруг пробудились ярость и отвращение.

— А вы подобным образом и перед покойной супругой оправдывали свои визиты в бордель?

Его улыбка померкла, а лицо потемнело так, что она чуть не ахнула. На лбу Винценца снова появилась резкая морщина, свидетельствующая о гневе.

— Может быть, вы объясните мне, с чего вдруг решили обвинить меня в супружеской неверности?

Его голос был обманчиво бесстрастным, но острым, как отточенное лезвие ножа.

— Не стоило мне этого говорить, — смешалась Алейдис. — Но в ваших словах звучало такое самодовольство, что я предположила, что вы вели себя так всегда, даже когда были в браке. И это объясняло бы те зловещие слухи, которые, как паутина, опутывают вашу персону.

— Ага, значит, и до вас дошли эти слухи, — гнев в его голосе нарастал. — Я полагаю, они касаются того, как погибла Аннелин. Так расскажите, госпожа Алейдис, что же вы слышали?

Его ледяной взгляд заставил ее запаниковать. Она понимала, что вряд ли ей удастся избежать назревающей бури, которую она неосмотрительно спровоцировала.