Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Суворов соорудил на Кинбурнской косе поперечные укрепления, отрыл траншеи, возвел редуты с орудиями. В середине сентября турки начали очередной обстрел укреплений. Перебежчики-греки сообщили, что турки готовятся высадить большой десант на косу. Суворов перевел свою штаб-квартиру из Херсона в Кин-бурн, запросил подмогу у Мордвинова. Глава Адмиралтейства и командующий Лиманской эскадрой нехотя выделил небольшой отряд, но предупредил его начальника, капитана 2-го ранга Обольянинова:
— Без осмотру вперед не суйся. У турок великое превосходство в кораблях, осторожен будь, неприятеля не атакуй, а токмо обороняйся.
Суворов понимал, что без поддержки с моря турок одолеть трудно. Не зная о крушении эскадры Войнови-ча на море, он с досадой сетовал Потемкину: «Прославил бы себя Севастопольский флот! О нем слуху нет!»
30 сентября эскадра Эски-Хуссейна подошла к крепости Кинбурн и открыла огонь из 600 орудий. Под прикрытием огневой завесы янычары начали высаживаться на косу в 12 верстах от крепости Кинбурн.
Суворов в это время стоял обедню в походной церкви. Когда ему доложили о высадке десанта, он, не поворачивая головы, невозмутимо произнес:
— Пусть все вылезут!
Офицеры переглянулись. Русских было в три раза меньше, чем турок. Полагалось атаковать десант во время высадки. У Суворова созрел иной план — не бросить десант, а полностью его уничтожить. Полководец отлично видел превосходство турок. В случае немедленной атаки русские батальоны были бы уничтожены губительным огнем турецкой эскадры. Закончив спокойно обедню, он приказал открыть ответный огонь картечью, после чего сам повел в атаку солдат и конницу. Две ожесточенные атаки нанесли туркам большой урон, но успеха не принесли. Корабельные пушки засыпали косу ядрами, бомбами, картечью. Под Суворовым убило лошадь, его самого ранило картечью в бок. Он собрал всех, кто был в крепости, а тут подоспела подмога. Третий штурм траншей янычар начался, когда солнце зависло над горизонтом. Картечь безжалостно косила ряды янычар, пехота колола штыками, кавалеристы рвались вперед по горам трупов. Суворова ранило второй раз, но он оставался в строю атакующих. Турок выбили из пятнадцати ложементов. Почти весь десант был уничтожен. Победа полная.
Под Кинбурном отличилась галера «Десна», храбро сражаясь в одиночку с целой эскадрой. Матросы стреляли метко из пушек, потопили турецкое судно. Суворов похвалил моряков за отвагу.
Наконец-то решился двинуться к Очакову Мордвинов с эскадрой. В двух милях от Очакова эскадра стала на якорь. Мордвинов собрал совет капитанов флотилии, состоявшей из 1 линкора, 4 фрегатов, 5 галер, 2 плавучих батарей, 2 баркасов.
— Супротивник наш намного превосходит силою нас, — сумрачно произнес контр-адмирал.
Мордвинов, как обычно, преувеличивал силы неприятеля. За долгие годы службы в британском флоте он перенял у англичан привычку к осторожности и холодному расчету. Женатый на англичанке, Мордвинов слыл педантом и не склонен был рисковать без особой нужды. Турецкая эскадра состояла из 3 линкоров, 5 фрегатов, 7 шебек, 4 бомбард и 12 канлодок. При умелом маневре вполне можно было атаковать турок, но Мордвинов в свое время командовал два года придворной яхтой, а на кораблях в боевых действиях обстрелян не был. Потому и замыслил необычное.
— Турки стоят в тесноте, полукружием. Плавбатарее Веревкина надлежит под прикрытием двух галер, лейтенанта Константинова и мичмана Ломбарда, скрытно подойти к туркам с наветра. Надобно внезапным кинжальным огнем возжечь неприятельские суда на ветре. А там, глядишь, и всю эскадру спалите.
Капитаны, переглядываясь, с сомнением крутили головами. Поднялся Веревкин:
— Замысел ваш хорош, ваше превосходительство, Да только на бумаге. У Эски-Хуссейна четыре десятка вымпелов супротив моей единой батареи. Ежели к тому ветер переменится? Сие боком-то выйдет.
— Неужто сдрейфил, Веревкин? — насмешливо спросил Мордвинов.
— Мне при Чесме смертушка не единожды в очи глядела, с той поры упреков не знаю, — с обидой в голосе проговорил Веревкин. — В экипаже моем полсотни матросов, почти все рекруты, в море не бывали и не обучены пальбе, О них пекусь.
— Авось пронесет, — сжал тонкие губы рассерженный Мордвинов, — быть по-моему окончательно.
В вечерних сумерках Веревкин передал на галеры, что снимается с якоря, и просил не отставать. Однако галеры почему-то не спешили. Чавкая веслами, батарея отправилась в путь, а около полуночи к ней причалила шлюпка, на палубу поднялся мичман Ломбард. От мальтийца, еще и год не служившего в русском флоте, попахивало вином. Оказалось, что он не нашел свою галеру «Десну», и Мордвинов назначил его на другую.
— Где же она? — недоумевал Веревкин.
— Буду разыскивать, — браво ответил Ломбард.
Веревкин насупился. Бравада хмельного мичмана не ко времени.
— Бордель какой-то, — проговорил помощник Веревкина лейтенант Кузнецов, стоявший рядом.
Вскоре батарею нагнала «Десна», но Ломбард вдруг отказался перейти на нее.
— Я назначен адмиралом на другую галеру.
— А черт с вами, — махнул рукой Веревкин, — только под ногами не путайтесь.
Между тем рассвело, Веревкин собрал офицеров на корме.
— По причине разгильдяйства капитанов галер, остались мы нынче супротив турок одни. Благо есть исход спасти животы наши — приткнуться к берегу и ретироваться. — Веревкин не мог досконально в сумерках разглядеть физиономии офицеров, но почувствовал, что они недовольны сказанным. — Другой ход, — продолжал он, — исполнить долг, атаковать супостата. Тогда, видимо, положить суждено животы за Отечество. Каково ваше соображение?
— Атаковать! -= не колеблясь, в один голос ответили офицеры.
Веревкин облегченно вздохнул, перекрестился.
— С Богом, господа! По местам стоять! Якорь выбрать!
Батарея медленно спускалась на виду у недоумевающих турок, развернулась к ник бортом, отдала якорь.
Хуссейн-паша всполошился, на палубах турецких кораблей забегали канониры, заряжали пушки.
Спустя несколько мгновений Веревкин обнажил саблю, взмахнул ею.
— Пали!
Грянул залп, первые ядра полетели в сторону турок. Почти одновременно открыла ответный Огонь турецкая эскадра. Неравный бой начался.
Поначалу турки «мазали». Но где там! Разве три десятка орудий одолеют сотни! Вскоре батарею опоясало огненное кольцо, десятки ядер ударили в борт, пробили палубу. Однако батарейцы бились насмерть, едва успевали перезаряжать пушки. Солнце приподнялось над горизонтом. Веревкин оглянулся. Сквозь пелену порохового дыма виднелись две галеры, спокойно стоявшие на якорях без всякого движения и намерения прийти на помощь батарее.
— Подлецы! — Веревкин выругался.
Вдали маячила равнодушно молчавшая эскадра Мордвинова.
Корпус батареи то и дело содрогался от прямых попаданий вражеских ядер, но яростный огонь ее пушек все больше раздражал противника. И тут случилось непоправимое. Беда навалилась изнутри. Из отчета Ве-ревкина: «Я бы дрался до самой ночи с неприятелем, ежели бы не разорвало у меня пушки с левой стороны, от носа первую, которым разрывом убило до 15 человек, что навело на служителей такой страх, что насилу мог собрать людей, которые бросились на палубу, и после того дрались мы еще с полчаса, но вторичное несчастье последовало, разорвало другую пушку на той же стороне от носу и убило больше 15 человек, вторичный страх напавший на людей, что было не можно никак сообразить…» Панику кавторанг пресек быстро. Сам схватил фитиль и встал у первой пушки. Бой продолжался. Как назло, через четверть часа разорвало третью пушку, ядром сразило артиллерийского поручика Иваненко…
Веревкин, весь черный от порохового дыма, вытер пот рукавом, поднялся на помост. Помощи ждать неоткуда. На турецких кораблях матросы хлопотали у якорных канатов. «Выход один — по течению спуститься Лиманом и на веслах идти к Крыму», — подумал Веревкин и скомандовал:
— Руби якорный канат!
К нему подбежал откуда-то появившийся Ломбард.
— Господин капитан…
— Отстань ты, займись делом, ступай на правый борт, командуй канонирами.
Тем временем батарея, не прекращая огня, двинулась вперед, поражая турецкие корабли, часть из них снималась с якорей для погони. Миновали последний корабль, вот и выход из Лимана.
— Лево на борт! Навались, братцы, на весла!
Веревкин поднял подзорную трубу, взглянул за корму. На кораблях турок распушились паруса.
— Два фрегата, четыре галеры, — почесал затылок Веревкин. — Однако еще не вся эскадра.
Прошел вдоль борта, подбодрил канониров.
— Братцы, не суетись, целься наверняка, береги ядра и порох!
Дело пошло веселей. После очередного залпа заполыхал приблизившийся фрегат… Потеряв управление, он выбросился на прибрежную отмель. Еще несколько залпов подбили две галеры.
