Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Покинув Босфор, турецкий флот разделился на две эскадры. Одна, в составе 13 кораблей, 15 фрегатов и 17 прочих военных судов, направилась на север, в сторону Лимана, к Очакову. Другая взяла курс к устью Дуная. 18 мая эскадра капудан-паши Эски-Хуссейна вошла в Лиман и, отдав якоря неподалеку от Очакова, заперла выход в море. Появление турок заметили дозорные дубель-шлюпки. Оной из них командовал дружок Веревкина, капитан 2-го ранга Рейнгольд, или, как величали его сослуживцы, Христофор Сакен. Родом из Лифляндии, он, после окончания Морского корпуса, верой и правдой служил Отечеству. Его дубель-шлюпка шла концевой и, легкие на ходу, турецкие галеры бросились вдогонку. Отправив часть экипажа на берег на шлюпке, Сакен смело вступил в бой с неприятелем, окружившим плотным кольцом его судно. Одиннадцать против одного. Предчувствуя легкую победу, четыре галеры сцепились и пошли на абордаж. Экипаж стоял насмерть, но силы были неравны. И тогда, как повествует Боевая летопись: «Дав залп по врагу и видя неизбежный захват своего судна турками, Сакен взорвал дубель-шлюпку, причем потопил четыре турецкие галеры. Погиб Сакен и 43 человека экипажа. Подвиг российских моряков отрезвил турок, которые впредь, даже при численном превосходстве, не рисковали сваливаться с русскими на абордаж».
Зная о двойном превосходстве над русскими, Эски-Хуссейн 7 июня решил атаковать Лиманскую флотилию, ожидавшую турок в пяти верстах от Очакова. Флотилию возглавлял Мордвинов, а в подчинении на этот раз у него состояли два наемных иноземца. Гребной эскадрой командовал немецкий принц, французский капитан, недавно произведенный в контр-адмиралы, Карл Нассау-Зиген. Небольшую парусную эскадру, вместо заболевшего Алексиано, принял под свою команду американец, капитан генерал-майорского ранга, Поль Джонс. К чести обоих военачальников, в начавшемся сражении они проявили и высокое мастерство, и личное бесстрашие и отвагу.
Первыми открыли беспорядочный огонь с предельной дистанции турецкие суда. Подпустив противника на картечный выстрел, русские канониры ответным мощным огневым шквалом сразу охладили наступательный порыв эскадры Эски-Хуссейна. На каждый залп турок русские пушкари отвечали двумя, причем били прицельно, по корпусам кораблей турецкой эскадры. Заполыхали пожары на нескольких турецких судах. Незадолго до полудня одна за другой взорвались и взлетели на воздух объятые пламенем две галеры. Сказалась выучка канониров Лиманской флотилии, которых денно и нощно, четыре зимних месяца, обучал и упражнял капитан бригадирского ранга Федор Ушаков. Как ни метался Эски-Хуссейн вдоль линии турецких судов, призывая своих капитанов дать отпор гяурам, исполнить повеление султана, его возгласы пролетали мимо ушей подчиненных. Капитаны предпочли убраться под защиту крепостных пушек Очакова.
Спустя десять дней капудан-паша вновь задумал нанести удар и сокрушить-таки своих противников. Однако русские флагманы, заметив приготовления на турецкой эскадре, первыми атаковали неприятеля и одержали победу. Бой длился четыре часа, турки недосчитались двух 64-пушечных линейных кораблей и опять отступили к Очакову.
Убедившись в стойкости русских моряков, Эски-Хуссейн решил убраться из Лимана подобру-поздорову. И на этот раз капудан-паша не избежал потерь. На выходе из Лимана по турецкой эскадре открыли убийственный огонь батареи Суворова из Кинбурна, а галерная флотилия, вовремя подоспев, окружила неприятеля. Брандскугелями, зажигательными снарядами, было уничтожено пять линейных кораблей, два фрегата и другие суда. Турки потеряли в этом бою четыре тысячи убитыми и полторы тысячи пленными. Пленным оказался и 54-пушечный линейный корабль. Потери русских составляли всего 18 человек и 67 раненых.
«Капитан-паша, — доносил в реляции императрице о первой победе на море светлейший князь, — гребною флотилею разбит: шесть линейных кораблей сожжено, два отдались, будучи на мели… В плен взято людей с три тысячи, побито не меньше; наш урон мал. Генерал Суворов много вреда сделал неприятелю батареями».
* * *
Первый летний месяц на Черном море иногда изобилует неустойчивой погодой. Жаркие дни вдруг сменяются пасмурностью, небо заволакивают тучи, северный, довольно прохладный ветер разводит волну, налетают шквалы. Даже в Севастопольских бухтах белые барашки пенят небольшие, но крутые волны по нескольку дней кряду.
В такие-то дни на шканцах «Святого Павла» всегда можно было видеть младшего флагмана, капитана бригадирского ранга, командира линейного корабля, Федора Ушакова. Чуть сутуловатый, крупными шагами мерил он палубу от фок до грот-мачты. То и дело вскидывая голову, провожал хмурым взглядом несущиеся к югу тучи. «Нынче бы только и выходить эскадре в море, ветерок-то нашенский, галфинд. Ан нет. Войнович сызнова мельтешит, трусит, а времечко-то уплывает, глядишь, и турки где-нито напакостят», — сердито размышлял в такие минуты Ушаков. Казалось бы, все изготовлено на эскадре. Его корабль, месяц, как закончил все работы, да и другие суда вторую неделю привели себя в полный порядок. Он, Ушаков, в предстоящую кампанию определен командующим авангардней, ему подчинены два фрегата. Три недели назад он пригласил к себе на обед обоих капитанов. Командира фрегата «Берислав», капитана 2-го ранга Якова Саблина и командира такого же, 40-пушечного, фрегата «Стрела», капитан-лейтенанта Михаила Нелединского. Разговелись в субботу, выпили по чарке, пригубил и Ушаков, что происходило весьма редко. Беседовали в основном о службе, вспоминали прошлогодние скитания по штормовому морю. Полгода минуло, как в море не выходили, соскучились моряки. Ушаков, как обычно, был немногословен, хвалил выучку экипажей, канониров выделял особо. Командиры нет-нет да и поминали недобрым словом Войновича, засиделись в бухтах, ракушками обросли. Ушаков молчаливо соглашался, но резонно отмечал, что так или иначе схватки с турками не миновать, подводил разговор к главному.
— У турок нынче все краше нашего, кораблей линейных да фрегатов более нашего во много раз. Суда-то все на французский манер сооружены, все медью обшитые, сам то зрел в Золотом Роге. Оттого и ход у них резвый по сравнению с нашими тихоходами. Да и пушки у них французами выделаны, медные. Нам-то вроде и деваться некуда. — Ушаков с хитрецой поглядывал на командиров. — А чего у турок и в помине нет? Выучки нашей, раз. Духа российского — другой раз. Уже, поди, равняемся. Третий раз. — Командир авангарда встал, распахнул балконную дверь, ласковый майский ветерок шаловливо заиграл шелковыми занавесками. — При Чесме у турок то ж и кораблей поболее нашего, и советчиков хватало, ан россияне верх взяли. Адмирал Спиридов тому делу зачинщик был. — Ушаков широко развел ладони. — Нынче, полагаю, почнем турка крушить с двух боков. Генеральное же сбить наперво голову,
флагмана сразить. Турки без верховод враз разбегутся.
До позднего вечера обсуждали капитаны, как лучше встретить неприятеля, веру друг в друга вселяли, Ушаков — в подчиненных, командиры — в флагмана. Нехоженой тропой в одиночку пробираться трудно. Назревала первая схватка эскадр соперников воткрытом море.
Июньское солнце припекало все жарче, Ушаков на шлюпке наведался кВойновичу. Тот обрадовался:
— Друг мой, Федор Федорович, — бегая глазами, начал разговор Войнович, а Ушаков невольно закашлялся. Видимо, что-то припекло у флагмана эскадры. — Невмочь мне, — щебетал Войнович, — одолел меня сиятельный князь, велит в море иттить, а там боязно, больно турок силен.
— Волков бояться — в лес не ходить, Марко Иванович, — с ходу ответил Ушаков. — Чего для флот Черноморский держава ладит? Не парадов для одних. — Ушакову пришла на ум пышная прошлогодняя встреча императрицы в Севастополе.
— Все оно так, однако ж, — бормотал Войнович.
«Не мне бы тебя поучать, — с досадой размышлял Ушаков, — но все же придется для пользы дела».
— Думка у меня есть, Марко Иванович, коим образом турка проучить можно для начала.
Войнович недоверчиво посмотрел на Ушакова, а тот продолжал:
— Надобно диверсию авангардии ихней учинить. Токмо так турок на первый раз проучить возможно, а там, глядишь, они и от Лимана отойдут.
— Ты, брат мой, шутить изволишь, — заерзал Войнович. — Так как атаковать втрое превосходящего неприятеля?
— То моя забота, командующего авангардней. Надобно лишь, чтоб эскадра помочь мне оказала, — уверенно ответил Ушаков.
Войнович покрутил головой.
— Мудришь, Федор Федорович. — И вдруг махнул рукой: — А впрочем, поступай как знаешь, токмо, чур, на меня не пеняй.
Вскоре Севастопольская эскадра, несмотря на встречный ветер, снялась с якорей и вышла в море, видимо, до Севастополя долетели отзвуки пушечных залпов из Лимана, где началась схватка с турками.
