Геннадий Сазонов - И лун медлительных поток...
Замотает Палкей головой, прыгнет, как лягушка, убегает в ночь, в остервенелый собачий лай.
Знал Митяй о судьбе Палкей, и мать Кирья ударила его больно по незаживающему месту: «А ну-ка, вспомни Палкей!» Да не пошла ему та память на пользу…
Услышал Митяй около дома своего густой собачий лай, храп коней, людские голоса. Выглянул на улицу и остолбенел — перед его домом остановились кони, а из крытых саней вышел Леська.
— Куль Ноер, царь чертей! — удивился Митяй. — Раньше Леська на меня и глазом не смотрел, а теперь почему-то у моего дома коней остановил. Может, сани порушились? Нет, не выйду на улицу, — и Митяй скрылся в юрте: лучше бедному не встречаться с богатым.
Тягуче заскрипела дверь, распахнулась, и в юрту ввалился Леська на коротких кривых ногах. Женщины, увидев Леську, скрылись мгновенно за перегородкой. За каким таким делом заглянул Леська-Волк? Урака, поди, он уже закупил? Может, ему рыбьего жира надо? Может, обувь закажет шить? Зачем пришел?
— Пасе олын сим ком! — поздоровался Леська, но не услышал ответа. Женщины молчали за перегородкой, а Митяй молча стоял у стола, разглаживая в руках кусок сыромятины. — Принимай гостей, хозяин, — бодро крикнул Леська и свистнул: — Заноси! Эй, Юван!
Работник расторопно заносил в избу подарки, узлы, берестяные коробки и туески с огненной водой. Все еще не верил Юван тому, что Леська-Волк рискнет попросить в жены ясноглазую, как солнце, Саннэ. Нет, не могут боги позволить совершиться такой беде! Боги видят каждого человека насквозь и слышат его тайные, от людей запрятанные мысли. Конечно, не допустят боги беды.
— Свататься приехал! — заявил Леська. — Дочь твою, Саннэ, решил в жены взять!
— Сим Пупий! — охнула жена Митяя. — Как он так шутить вздумал?!
Митяй пригласил гостя раздеться. Несколько раз заходил он за перегородку, вызывал жену и мать, приказывал по обычаю принять гостя, накрыть на стол, но ни одна из женщин не поднялась с места — омертвели они, застыли. А Юван выкладывал на стол сладости и дорогие подарки, распечатывал туески с огненной водой.
— Тц-тьц-а-я-цэ-цок, — причмокивал Леська и как-то быстро, Митяй и не заметил как, водку ему налил. — Принимайте гостя!
— Принимайте гостя, — рассвирепел Митяй. — Не то я всех прибью. — Дрался Митяй редко, больше грозил, но сейчас он увидел, как усмехался Леська и покачивал осуждающе здоровенной своей башкой, что, мол, за мужик Митяй, если его бабы не слушаются. А тут уже соседи в избу зашли — смотрят. Заорал Митяй.
Женщины вышли из-за перегородки. Леська и Юван ловко, как арканы, накинули на них большие цветные шали с длинными шелковыми кистями. Охнули соседи — беда, верное дело, свататься приехал! Совсем бесстыжие глаза, совсем у Леськи черное сердце.
— Покажи дочь! — потребовал у родителей Леська. — Жениться хочу!
— Да ты старый, — заплакала мать Саннэ. — Старый, трухлявый пень, кору порви — рассыплешься!
— А это видела?! — захохотал Леська, обнажил клык и похлопал себя по животу. — Што ты молчишь? — закричал он Митяю.
Отец Саннэ второй год прикован к избе, не охотник он уже, не рыбак. Сломал в урмане ногу — застигла его пурга, свирепый ветролом опрокинул на него листвянку, и хрустнули под ней кости. Добрался охотник до лесовней юрты, кое-как выправил ногу, обернул в бересту и стянул ремнями. Вот уже второй год хоть и здоровенный, а ходит худо, дом скудеет.
— Покажи! Понравится — что хочешь дам! — брызгает слюной Леська. — Коней, овец, хлеба… табаку… золотые денежки…
— Не отдам! Не отдам! — разрывает себя в крике мать. — Не отдам лебедушку Леське-Волку. Люди! — распустив волосы, выбежала мать на улицу. — Люди! Волк вышел из лесу, унести хочет дочь мою в логово! Спа-си-те, люди!
Столпились вокруг нее женщины и дети, закричали, завопили в голос — билась мать на снегу. Из соснового бора с вязанкой дров вышла тут Саннэ, ничего не понимая, бросилась к матери, а та и слова не может вымолвить.
— Тёть? — трясет за плечи мать Саннэ. — Тетюм?! Отец умер? Что с ним, сюкум?!
— Ай-е, ай-е! Ай-аю! Да что же это? Больно… больно… Торум Самт — на глазах у бога! Ай-е! На глазах у Шайтана. Щох-щох! — причитает мать. — Всякое думала, всякое ждала… но дочь за Волка отдавать? Дочь, милая дочь Саннэ, хочет купить тебя Леська-Щысь.
— Какой Леська?! — прошептала Саннэ. — Тот, у которого жены мрут?..
— Он… он! Вот он — гнилая кровь! — закричали женщины, увидев, что Леська вышел из юрты и, тоненько посмеиваясь, разглядывает толпу, помахивая плеткой.
— Саннэ, — переваливаясь, надвигаясь огромным животом, приближался к девушке Леська. — Саннэ! Вон какая ты лебедушка! Красивей, чем рассказывали… Хочу в жены тебя взять. Хочу сделать тебя самой счастливой и богатой. — Совсем высунулся изо рта длинный желтый клык, а узкие глаза лезвием резанули по растерянному лицу Саннэ.
— В же-ны?! Ме-ня?! Ты-ы?! — девушка пришла в себя, напряглась, как рысь перед прыжком. — Счастье предлагаешь? — И всем показалось, что над далеким урманом в солнечном дне прокатился глухой гром. — Ты, дохлая рыба, Виткась — Обжора, тухлая требуха, — в жены, меня? А ну, прочь, падаль… прочь со двора!
— Нет, — ухмыльнулся Леська и выпятил живот. — Нет, красавица Саннэ, ты моя уже… Дорого я заплатил твоему безногому отцу. Хороший он, умный человек. Понял, что совсем издохнет без моей помощи. В твоей власти, послушная дочь, спасти его хромую жизнь. Саннэ, спаси братьев своих младших, — и, сплюнув за порог, вошел Леська в юрту.
— Спасти его хромую жизнь?.. — прошептала Саннэ. — О, сюкум! Ты слышишь меня, сюкум? — она обратилась к матери, обнимала ее худые, изможденные плечи. — Спасти братьев младших? — А мать неподвижно, отрешенно смотрела перед собой, словно не слыша ни шепота, ни крика дочери. — Спасти их… спасти… А самой погибнуть, да? — крикнула она пронзительно и громко.
— Ты, дочь моя, беги… Беги. Спасайся, — с трудом разжимая губы, сказала мать. — Беги в Евру… Скажи Тимофею Картину, Сандро скажи, чтоб скорее выкупал тебя. Отец вовсе из ума выжил. Беги!
— Беги, беги, Саннэ, — заторопили женщины. — Вставай на тропу и беги!
— Знаю, знаю я, что у тебя с Сандро, — призналась мать. — Видела, что муж он тебе давно. Беги!..
А Митяй уже выпил с Леськой водки, ему стало хорошо, жарко и тесно. Уже громче бубнил Митяй, хвастался всяческими удачами, которых никогда не было, и был он жалок. Уже тоненько хихикал Леська, предчувствуя добычу, обнажая острый клык.
— Что ты делаешь, Митяй? — протягивала дрожащие руки Кирья, пытаясь удержать сына. — Что ты де-ла-ешь?
— Что нового в миру, Леська?
— Все по-старому, Митяй! Русские в колокола бьют — Новый год встречают, говорят, что через десять зим новый век начнется.
— Даю тебе согласие, Леська! — закричал захмелевший Митяй. — Нет сильнее и тверже моей отцовской власти! — Митяй громыхнул кулаком по столу. Но ломалось и расползалось его лицо, прятались глаза.
— Нет! — хихикнул Леська. — Нет тверже власти мужчин. Верно ты говоришь. Ой как верно! Русские говорят, наверное, война будет. Как тогда хромому, а? С голоду подохнет семья.
— Отдаю дочь потому, что сыта, одета будет. Хлеба и товаров у Леськи много, не станет голой ходить. И ты, Леська… выкуп! Я тебе такой выкуп поставлю, чтобы я сам в торговцы вышел… Ты говоришь, новые времена — так пусть я торговцем стану! Тогда война мне нипочем!
6А Саннэ побежала. Не видит перед собой Саннэ знакомой, как ладонь, тропы. Бежит, падает, продирается сквозь кусты, сквозь осинник и березняк, ельник и кедровник. Падает она в снег, падает грудью на болотные кочки и ничего не видит, ничего не слышит. Из красного, горячего тумана возникает перед ней волчье, клыкастое лицо Леськи. Оно появляется из дупла и надвигается бездонной пропастью, вот оно возникает из-под кривого сучка и выглядывает из-за еловой лапы. Ветви и сучья изодрали в кровь лицо, шею и руки Саннэ, пот едко разъедает глаза.
— Ок-ко-о-ль! О-ко-ль! — ворвалась в избу девушка. — Тетушка Околь… спаси, спаси меня… Спаси меня, Сандро! Где ты, Сандро? Продают меня в жены Леське-Волку.
— Астюх! — Околь схватила руками голову, зашумела кровь в висках, и сдавило дыхание. — Астюх!
— Где Сандро?! — схватила Саннэ колени Околь. — Где Сандро? Пусть берет меня в жены. — И затряслись плечи в безудержном рыдании. — Уйдем… уйдем куда-нибудь.
— Тимофей взял Сандро в Пелым… Что же летать?! — растерялась Околь. — Господи, ты слышишь меня, боже небесный! Просила Тимофея взять девушку в дом, что же ты не вразумил, боже! Что сделать, как защитить, как охранить девушку? Ни мужа, ни старшего сына нет дома. А средние сыновья гурьбой ушли на лесное озеро.
Подстерегла беда, надвинулась несчастьем, охватила лесным пожаром — нет спасения. Нет спасения, когда потеряешь голову — оставят тебя силы.
