Лев Демин - Глеб Белозерский
- Расскажи-ка, что это за силы, добрые и недобрые.
- Великое множество этих всяких существ крутится вокруг нас. Главный-то среди них лесовой дедушка.
- Леший что ли?
- У русичей леший, а у нас лесовой дедушка. Он главная сила в лесу.
- Ты когда-нибудь видел его в глаза? Каков он?
- Нет, не довелось видеть. Он не может людям на глаза показываться. Но я чувствовал его: дыхание, прикосновение рук, бороды. Приходил он ко мне не раз и во сне. Помолишься ему, произнесешь заклинания, лесовой принесет тебе удачную охоту, отвратит встречу с тобой хищного зверя.
- А кто еще водится на свете, кроме лесового?
- Всех и не перечислишь. В озере, в реке, в болоте живет водяной. Это тоже великая сила. Может тебе хороший улов принести, а может оставить без единой рыбешки. В каждом доме живет домовой, покровитель домашнего очага. Бывает, отнесется хозяин к домовому без почтения, взъярится домовой, накличет на хозяина беду. Может дом рухнуть, а может сгореть дотла.
- Кто еще встречается у вас?
- Есть еще полуверица. Это вроде вашей ведьмы. В бане живет хозяин бани, вроде домового.
- Как же вы поступаете, чтобы все эти силы не причинили вам вреда?
- На это есть ворожеи, колдуны, знахари, прорицатели. Они умеют задобрить злые силы, отвратить их от всяких козней.
- Как же можно задобрить нечистую силу?
- Принести ей в жертву обещанную скотинку. При прежнем батюшке это делалось так. Бычка или барана закалывали на паперти церкви. Мясо поджаривали на костре и съедали всем приходом. Самый большой и жирный кусок доставался батюшке. Считалось, что это угодно лесовому, водяному и другим силам.
- Этот обычай сохраняется?
- Новый батюшка запретил закалывать скот на паперти. Говорит, это язычество, противное православию…
От дальнейшего разговора Карг уклонился. Но все же из его отрывочных слов можно было понять, что где-то в лесу существуют следы древнего языческого капища, где и совершаются обряды жертвоприношений. Он дал неопределенный ответ на вопрос Глеба - занимается ли он лично колдовскими заговорами.
Глеб Василькович обратил внимание, что под навесом, рядом с поленницами березовых дров висели на жердях связки сухих трав. Видимо, старик занимался знахарством и врачеванием. Князь попытался расспросить старика и об этом.
- Собираешь целебные травы и врачуешь? - спросил он, указывая на связки.
- Да так… От отца научился травами пользоваться, - неохотно ответил старик.
- И помогают твои травы от хворей?
- Кому как.
- Вот, к примеру, меня хворь прихватила, в дугу согнула, пройдет это, коли стану пить настой из твоих трав?
- Одного настоя мало. Надо еще произнести заклинания, обращенные к лесовому дедушке или к водяному, если ты рыбачишь. А какова твоя хворь, князь?
- Да нет, это я к слову…
Потом Глеб Василькович часто вспоминал старого Карга. Подобных целителей, знавших всякие заклинания против болезней, он не раз встречал и среди русичей, в основном престарелых стариков и старух.
Возвратились к Белому озеру, когда день уже клонился к закату. Ярко-оранжевый диск солнца спускался к линии горизонта сквозь клочковатую, рваную массу облаков. Над поверхностью озера низко пролетела с гоготанием небольшая стая гусей - не поймешь, диких или домашних.
Глебу захотелось освежиться, и он предложил Феодоре тоже принять участие в купании. Княгиня ответила согласием, произнесла что-то по-татарски. Глеб понял смысл ее слов:
- Только не здесь. Пойдем туда, - Феодора указала на конец села, за которым начинались прибрежные кустарниковые заросли.
Глеб отпустил своих спутников, наказав им дожидаться у лодки. А сам с женой зашагал по песчаной кромке берега вдоль изломанной линии изб. За пределами села начинались густые заросли ивняка и ольхи. Озеро было спокойно, почти без всякой волны или ряби. Вода спокойно накатывалась на берег и растекалась по песку.
Феодора не умела плавать. Скинув верхнее платье и обувь, она вступила в воду, дошла до той черты, где вода достигала ей до поясницы, присела на корточки, окунулась и стала со смехом барахтаться, поднимая брызги. А Глеб скинул одежду и устремился крупными шагами вперед. Преодолев мелководье, он плыл, рассекая воду размашистыми движениями рук и ног. Глеб Василькович был сильным человеком, хорошим пловцом и легко уплыл далеко от берега. Феодора совсем потеряла его из виду и, перепугавшись, стала кричать, путая русские и татарские слова.
Когда наконец Глеб вернулся на берег, Феодора напустилась на него с упреками:
- Пошто пугаешь меня? Пошто так далеко заплыл?
- Думала, что переплыву озеро до противного берега? Сие мне пока не под силу, - отшучивался Глеб.
Потом, когда Феодора немного успокоилась, они выбрали травянистую полянку и полежали под лучами заходящего солнца. Вернулись в Белоозеро уже к ужину.
Ночью, тесно прижавшись к мужу, Феодора тихо всхлипнула. Всхлип перешел в неудержимые рыдания.
- Ты это что, Феодорушка? - спросил, недоумевая Глеб.
- Боялась за тебя. Не утонул бы… Озеро, как говорят, с норовом.
- Глупенькая, я же хороший пловец.
- Никогда больше не пугай меня так.
Феодора заговорила быстрым прерывистым шепотом на своем языке. Глеб уловил, что речь шла о ее переживаниях, когда он заплыл далеко от берега и вовсе пройал из виду.
- Коли ты такая пугливая, обещаю, - отвечал князь Глеб. - А хочешь, научу тебя плавать?
- Нет, не хочу. Боюсь озера.
Феодора умолкла и как будто бы успокоилась. Но через некоторое время спросила:
- Ты счастливый, Глебушка?
- Конечно, счастливый, коли рядом со мной ты.
- Разве мы вполне счастливы, коли у нас с тобой нет деток?
- Будут детки, непременно будут, - успокаивал жену Глеб. - Повитуха говорила, надо повременить годик.
Утром, после завтрака, в княжеские палаты пришел Каллистрат. Он занимался с княжной разговорной практикой, получая наставления от игумена Иринея. Игумен давал Каллистрату темы для каждодневных бесед. Одна - обеденный стол, другая - прогулка по саду, третья - устройство палаты и т. п. Наставник был неистощим по части выдумывания. Советовал:
- Беседуя с княгиней, употребляй простые короткие фразы. Проверяй всякий раз, запомнила ли она звучание русских слов.
Сам же Ириней занимался с Феодорой основами Закона Божьего, заставлял заучивать молитвы, рассказывал события церковной истории. К урокам Иринея иногда подключался и Глеб.
- Скажи, Феодорушка, почему твоего мужа назвали Глебом, а брата моего Борисом? Кто такие Борис и Глеб?
- Борис и Глеб - сыновья великого князя Владимира, убиенные Святополком, прозванным Окаянным. Почитаются церковью, - бойко отвечала Феодора.
- Правильно. Почитаются церковью и причислены к лику святых. Мы с братом названы этими именами в их память.
Из Новгорода прибыл караван судов купца Гусельникова, отправляющийся на северные реки для промысла пушнины.
На этот раз сам Гусельников не приплыл, занимаясь торговыми делами с немцами и датчанами. Послал вместо себя старшего сына Дорофея. Об этом сообщил Глебу гусельниковский приказчик Хрисанф.
- Передай Дорофею мое приглашение, - сказал Глеб Хрисанфу. - Отобедаем вместе, о деле потолкуем.
Дорофей, крепкий, плечистый тридцатилетний мужик, не замедлил явиться.
- Батюшка кланяется тебе, князь, - приветствовал он Глеба. - Вот просил передать.
- Что это?
- Ожерелье для княгинюшки твоей. Черный янтарь. В природе встречается редко.
- Благодарствую. Княгиня будет рада подарку. Как здоровье батюшки?
- Непоседлив, неугомонен, как всегда. Отплыл с товарами к датчанам.
- Бог ему в помощь.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что Дорофей с командой промышленников намеревается отправиться на реку Мезень, впадающую в Белое море. Там в прибрежных лесах еще не перевелись соболь и горностай.
- Не возьмешь ли с собой двух моих промысловиков? - спросил князь Глеб. - Мне бы мезенская пушнина также сгодилась.
- Можно бы взять, - ответил с расстановкой Дорофей. - Да нам-то, Гусельниковым, какая от сего выгода?
- По-купечески рассуждаешь, Дорофей.
- А я и есть купец. Так ответь, какая выгода будет?
- Самая прямая. Освобожу твой караван от всяких сборов, когда будешь плыть из Кубены в Сухону. А ты возьмешь с собой трех моих промысловиков.
- Ты прежде сказал двух.
- Передумал. Ты мне не платишь сборов, я на этом теряю большую сумму. Вот и хочу возместить ее соболиными и горностаевыми шкурками.
- Батюшка говорил мне… - Дорофей запнулся.
- Что тебе говорил батюшка?
- Да так, пустое…
- Напомню, Дорофей, что говорил про меня твой батюшка. Князь Глеб Василькович, мол, расчетлив, прижимист. Из него получился бы неплохой купец.