Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина
Следующий день прошел получше. С раннего утра Дору целиком поглощало совершение под присмотром Багларки положенных действий. Уже в пять она поднялась наверх, в Копрвазы, разбудила всех остававшихся в доме и безжалостно влила в затхлую комнату изрядную порцию своего задора.
Умывшись холодной водой, она сразу принялась за работу. С редкостным тщанием она соблюдала все необходимое для проводов покойника в последний путь. Под звуки заунывного пения плакальщиц вымела кухню и бросила все остатки и отходы в огонь в печи, чтобы мертвому после прощания уже незачем было возвращаться. Перед тем как гроб с ним закрыли крышкой, она положила ему на веки две мелкие монетки, чтобы у него было чем заплатить перевозчику, и внимательно проследила за тем, как гроб заколачивали гвоздями, чтобы покойник из-за чьей-то небрежности не вырвался наружу. Не упустила из виду и то, что мертвеца следует вынести ногами вперед, а гроб трижды ударить о порог, дабы покойник как следует простился с домом. После этого она повязала фартук на своем народном костюме изнанкой наружу, чтобы покойный знал, что она его отпускает, и отправилась с процессией вниз, в Грозенков.
Дора сама от себя не ожидала, что будет так скрупулезно придерживаться традиций и так истово выполнять все обычаи. Но в случае вечного упокоения ее отца она соблюла всё до мельчайших деталей, чтобы быть уверенной, что назад он не вернется.
Церемония в костеле оказалась короткой. Мало что хорошего можно было сказать о покойном, да и утешать родных было ни к чему. Дора все время вертелась. То на Янигену оглянется, то на часы посмотрит. В конце концов Багларка даже пихнула ее локтем и шепнула, что она ведет себя неподобающе. Может, и так, подумала Дора, но хоть бы уж поскорее уйти отсюда!
С отсутствующим видом шла она и на кладбище.
Гроб тихо опустился в могилу. Музыку Дора не заказывала, а после утомительного вчерашнего вечера на кладбище не было и плакальщиц, у которых еще оставались бы слезы. Дора смотрела не столько на одетых в черное соседей, которые один за другим кидали комья глины в яму под надгробным камнем их семьи, сколько на ветви деревьев вокруг кладбища. Вот бы теперь кто-то из Грозенкова вскорости умер — тогда среди их шумящей листвы в караул вместо отцовой души заступит новоприбывшая, а он наконец отправится в ад.
Только в корчме Дора немного успокоилась. Она заказала две бутылки сливовицы, чтобы вместе с Багларами, Тихачкой, Яниге-ной и священником залить глаза покойному, и пиво — для всех. Включая отца, которому был отведен пустой стул во главе стола. Дора неустанно смотрела на его место с ощущением, что он оттуда наблюдает за ней. Чувство это накатывало на нее даже в большей степени, чем накануне, когда его тело лежало рядом с ней. Но ничего не происходило. Пиво в кружке перед пустым стулом постепенно выветривалось, а сливовицы в рюмке не убавлялось.
Его действительно больше нет? Он действительно исчез из их жизни? И она правда может уже не бояться, что ненароком встретится с ним? Как это, между прочим, один раз и случилось.
Было это на второй месяц после того, как он вернулся из заключения. В ту пятницу Дора и Якубек, измотанные долгой дорогой из Брно, как всегда, поднимались наверх в Житковую. Дора увидела, как отец идет вниз от их дома в Копрвазах, сгорбленный, постаревший, седой, но в остальном такой же, каким она его помнила с детства. Прежний красавец мужчина! Тогда она резко дернула Якубека и ускорила шаг так, что почти тащила за собой брата. Оба прошли мимо отца всего в паре метров от него. Он стоял на перекрестье дорог с таким видом, как будто повстречался с духом. Не здороваясь, они обошли его и потом ни разу не оглянулись. В оставшиеся месяцы до своей смерти он никаких попыток поговорить с ними не сделал.
По дороге в Брно она задавалась вопросом почему. Если не поговорить, то хотя бы написать письмо. Но нет, ни когда сидел, ни после возвращения — ни разу. Все это она ставила ему в вину и в конце концов сама на себя разозлилась. Не пора ли ей перестать о нем думать? Он под землей, и на этом все кончено, убеждала она себя. Что было, то прошло.
С этой минуты она вспомнила о нем только однажды. Когда Багларка в следующую субботу сообщила ей, что пропала веревка, на которой он повесился. И мол, наверняка украл ее кто-то из тех, кто будет судиться. Известно же: у кого есть веревка повешенного, с тем никому не справиться. Он выиграет в любом суде!
ПИСЬМО
И после всего того, что сталось и осталось в прошлом, спустя столько лет после того, как ее отца похоронили, Ирма предлагает ей поговорить с ним?! С ума сошла, что ли? Поговорить с отцом! Бред.
Дора бежала от нее без оглядки. Забрала у Багларки Якубека, даже кофе с ней пить не стала, и поспешила дальше: домой, скорее домой! Но и там она не успокоилась. Когда резала на ужин хлеб, поранила себе палец. Не в силах собраться с мыслями, она металась с кровоточащим пальцем по комнате и безуспешно пыталась найти пластырь. Якубек растерянно сидел в углу и с удивлением наблюдал за ней.
В ту ночь она никак не могла заснуть.
Она ворочалась, и дубовые доски ее кровати в углу комнаты нарушали своим скрипом ночную тишь. Перед глазами проходили все, кто явился тогда проститься с ее отцом, все, в чьих глазах она читала или наигранное сочувствие, или осуждение за то, что она не до конца выдержала традицию прощания. Последним перед ее внутренним взором предстало лицо Янигены. Ей единственной это было безразлично. Доре вдруг захотелось, чтобы она зашла к ней и разогнала мрак в ее душе, как тогда, в первый раз.
Приходи, приходи, звала она мысленно.
Но минуты шли за минутой — и ничего. Все зря, подумала Дора, лучше просто выйти, подышать свежим воздухом. Может, тогда ей удастся заснуть. Она встала, закуталась в пальто и шагнула на улицу.
При каждом глубоком выдохе в осеннюю ночную стынь у губ Доры собирался пар. Уже чувствуется зима, осознала она, пристально вглядываясь в ясный серпик месяца, висевший высоко-высоко на усеянном звездами небосводе. В голове ее роились разные мысли.
И как она ни старалась, они всякий раз возвращались к тому, что ей сказала Ирма. Только сейчас Дора поняла, что последние слова Ирмы настолько выбили ее из колеи, что она выбежала от нее, так и не спросив самого главного, ради чего она к ней пошла: как все-таки было дело с Сурменой и что ее связывало с Магдалкой?
Дора постояла еще какое-то время перед порогом, а потом холод заставил ее вернуться в дом. Но только она взялась за дверную ручку, как заслышала со стороны дороги негромкий звук. Там была Янигена. Ее высокая, по-мужски плечистая фигура упруго двигалась через залитый луной луг. Помахав Доре ладонью, поднятой над головой в мохнатой шапке, под которой прятались ее аккуратно уложенные длинные волосы, она снова слабо присвистнула, после чего показала рукой в направлении Копрваз. Дора ни минуты не колебалась. Плотнее запахнув пальто, она двинулась вслед за ней.
Но и на второй день Дору не покинуло подавленное настроение. Мрачные мысли неотвязно преследовали ее все время, пока она бродила с Якубеком по склонам, и даже когда наблюдала, с какой радостью он рвет сухую траву и собирает разноцветные листья, что пригнал из леса на луг ветер, и как восхищенно изучает их узор, от которого местами оставался лишь сетчатый остов.
— На следующей неделе пойдем в лес, — пообещала она, когда пришлось прервать его забаву, чтобы они успели на автобус в Брно.
Ближе к вечеру Якубек присоединился к остальным воспитанникам своего учреждения, а Дора отправилась домой. Внизу она, по обыкновению, проверила почтовый ящик, хотя и не ожидала найти там что-либо под конец выходных. Однако там лежало письмо, которое, должно быть, пришло в пятницу. Из МВД Чешской Республики. Она поспешно вскрыла конверт и кончиками пальцев вытащила сложенный втрое листок.
