Неля Гульчук - Загадка Александра Македонского
– Птолемей, мое плечо!
Он отпустил ее. Голос его был ровным, но скрытый гнев испугал Таиду.
– Запомни на всю жизнь: не позволяй мне думать, что все мои мысли и чувства ничего не значат для тебя, – сурово произнес он.
Она прильнула к нему.
– Я обещаю, что больше не буду так вести себя, – произнесла она тоном провинившейся девочки и обняла его.
Птолемей пристально всмотрелся в лицо Таиды и увидел, что она искренне раскаивалась. Он прижал ее к своей груди.
Таида прошептала:
– Правда, так очень хорошо?
Он кивнул, все крепче сжимая ее, затем сказал:
– И все же помни!
Она кивнула.
Птолемей перестал хмуриться:
– Хорошо. Пойдем. Мы так давно не проводили вместе целый вечер.
Мемфис погружался в сумерки.
Они вошли в старинный храм, который поражал мощными колоннами и огромными статуями. Задержались у статуи Рамсеса Второго. Двойная корона на голове, символ Верхнего и Нижнего Египта, короткий меч с рукояткой в виде соколиной головы.
Таида отступила на несколько шагов в задумчивости. Услышала:
– И все это сделали варвары? Значит, не только эллинам дано чувство прекрасного?
Она не ответила на вопрос. Молчала.
Явно гордясь своим царем и сводным братом, Птолемей продолжал:
– Александр настрого приказал уважать чужих богов и чужие обычаи. Какими бы чудовищными они нам не казались!
Гетера вздрогнула, глаза ее засветились гневом. Она с ненавистью вскричала:
– Даже обычаи персов! Клит рассказывал мне об этом!..
Птолемей подтвердил:
– Да. И персов тоже.
Таида с нескрываемой болью в голосе проговорила:
– Но ведь персы принесли столько горя Элладе. Мы должны, мы обязаны стереть с лица земли их города, сжечь все до основания. Огонь, только очищающий огонь…
В своем искреннем гневе Таида была прекрасна. И Птолемей откровенно любовался ею.
– Возможно, ты права. Многие из македонских военачальников придерживаются таких же взглядов.
Она молниеносно отреагировала на сказанное Птолемеем:
– Так убедите в их правильности Александра!..
Теперь Птолемей смотрел на Таиду серьезно, внимательно:
– Не пойму тебя, Таида! Почему ты так горячишься? И вообще я иногда удивляюсь, что тебя занимают мысли, над которыми не задумываются многие из самых близких сподвижников Александра!..
Таида резко оборвала Птолемея:
– Неправда! Клит всегда помнит об этом!.. Если не уничтожить все это гнездо, где рождаются чудовища, если не подавить волю персов, то пройдет какое-то время – и смертельная угроза вновь нависнет над Элладой! Но тогда, возможно, уже не будет Александра и подобного ему. Об этом ты не хочешь думать, Птолемей?!.
Птолемей с нескрываемым раздражением спросил:
– Но что же ты, в конце концов, хочешь от меня?
Таида подошла совсем близко к Птолемею, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза, тихо и твердо проговорила:
– Я хочу, чтобы и ты, и Клит внушили Александру мысль, что его снисходительность к персам губительна! Чего стоит только обхаживание им плененной семьи Дария!
От волнения у Таиды даже перехватило дыхание. Но после небольшой паузы она продолжала:
– Я хочу, чтобы Александр покончил с терпимостью к смертельному врагу Эллады и уничтожил символы их величия и власти. Вот чего я хочу!
Она в упор, требовательно глядела на Птолемея. Но тот молчал.
– Кажется, Клит скорее пойдет мне навстречу, чем ты, Птолемей!
Он молча посмотрел на величественную статую Рамсеса Второго, потом перевел взгляд на Таиду:
– Зачем ты это говоришь? Чтобы уязвить меня?.. Ты хотя и неравнодушна, кажется, к Александру, но плохо знаешь его, Таида. То, о чем ты говоришь, близко моим убеждениям, но противоречит убеждениям Александра. Я уже говорил с ним об этом… И если бы я тогда вовремя не отступил, разговор мог кончиться плохо…
Глаза Таиды сощурились. Она с вызовом взглянула на Птолемея:
, – Ты не довел разговор до конца, потому что струсил, Птолемей?
От еле сдерживаемого гнева глаза Птолемея потемнели:
– Если бы эти слова сказала мне не женщина, тем более та, которую я, кажется, еще люблю, для бросившего мне их они были бы последними в его жизни.
В Таиде боролись два разных чувства – злость на Птолемея, за то, что он заставил ее ждать себя так долго в Милете и не подавал никаких вестей, и понимание, что она зашла слишком далеко и надо отступить. Но отступать не хотелось. Наконец, она промолвила:
– Прости… Я, кажется, сказала лишнее!..
Лучи заходящего солнца играли, будто прощались со статуями. Лица каменных фараонов еще светились, они были спокойны, в уголках твердо очерченных губ таилась улыбка. Святилище потонуло в полумраке.
Таида повернула побледневшее лицо к Птолемею, неожиданно поинтересовалась:
– Это правда, что персиянки очень красивы?
– Для меня нет иной богини, кроме Таиды. Твой образ не покидал меня ни днем, ни ночью. Ты часто являлась мне в виде огня, но пламя не устрашало. Мне хотелось сгореть в нем, снова быть и снова сгореть. Может ли видение стать явью?
В ответ, словно решившись на что-то, гетера притянула к себе Птолемея, крепко поцеловала его в губы. Очнувшись от внезапного счастья, Птолемей воскликнул восторженно:
– Нет равных тебе, Таида! Любовь – прекраснейшее безумие!.. Только ты и я – одни в этом мире!
– Кажется, я смогу быть счастливой, – со слезами на глазах произнесла Таида.
Таида невольно залюбовалась Птолемеем: высокий рост, он был намного выше царя, широкая грудь, черные густые волосы, темные глаза, орлиный нос, резкие черты лица. В такого могла влюбиться любая женщина.
Огненный шар солнца утонул в Ниле.
Мемфис погрузился в ночь.
В темных покоях дома Птолемея в Мемфисе призрачно белели тела влюбленных. Они одновременно опустились на огромную кровать в форме ладьи, занимавшую большую часть спальни. С глубоким вздохом Птолемей заключил Таиду в объятья и спрятал лицо в сладостную ямочку, где соединялись шея и плечо. Так он замер на несколько мгновений, и Таида подумала, что он уснул. Но нет. Он наслаждался нежным ароматом ее кожи. Вот его губы нашли ее руки, затем он трепетно начал целовать все изгибы и самые потайные уголки тела. Когда они соединились, для него снова явилось откровением, что в Таиде он нашел то, что безуспешно искал долгие годы.
В свете луны обнаженное тело Таиды походило на прекрасную мраморную статую. Птолемей приподнялся на ложе, взял ее за руку, снова притянул к себе. Он положил ей под голову руку, поцеловал.
Таида с тоской прошептала:
– Когда же ты вернешься! Навсегда! И – ко мне!
– А если… Впереди жестокая война!..
– Но ты вернешься!..
Она вдруг стремительно встала. Принесла треножник. В сосуде, стоящем на треножнике, светились раскаленные угольки.
Таида вздула огонь, подкормила его ароматическими смолами. Тихо воззвала:
– Великая мать Кибела, я прошу любви, прошу жизни для Птолемея, прошу, чтобы вернулся он победителем.
На минуту воцарилась тишина.
Таида напряженно всматривалась в огонь.
Почувствовав ее смятение, Птолемей резко поднялся. Он интуитивно забеспокоился:
– Что предрекает огонь?
Таида вздрогнула, подняла глаза на Птолемея:
– Твой гений боится гения Александра, твоего сводного брата. Гордый и возвышенный, когда ты один, твой гений теряет силу, когда ты около царя македонцев. На Востоке, среди пирамид, значит, здесь, в Египте, твоя звезда засверкает полным блеском. Твой род, род Птолемеев, обессмертит свое имя в веках. Огонь предрекает тебе царский венец!..
Воцарилась полная тишина. Наконец, Птолемей хрипло спросил:
– Но как, как может случиться, что… Александр жив…
Таида помешала ему договорить:
– Нам не дано постичь волю рока!
– А ты? Ты будешь моей царицей?
Вдруг, подавив возглас ужаса, она до боли закусила губу:
– На все воля богов!
Пряча глаза, Таида заливала угли водой. Но не смогла унять дрожи рук. Она была явно удручена и что-то недоговаривала…
– Спасибо, великая мать Кибела… – еле слышно прошептала она и долгим взглядом посмотрела на Птолемея.
Таида и Птолемей плыли по Нилу на царской ладье с пурпурными парусами.
Многочисленные весла работали в такт с музыкой лир.
Александр поручил Птолемею, ведущему подробное описание похода с самого его начала, проплыть вверх по Нилу, познакомиться с обычаями египтян, их храмами и ритуалами.
Таида обрадовалась предложению Птолемея совершить вместе с ним это путешествие.
Птолемея не оставляло желание, которое он еще ребенком высказывал своей матери Арсиное, строить города и прокладывать дороги. Он предчувствовал, что после окончания похода его мечта рано или поздно осуществится. Его тянуло в древние Фивы, откуда началось изгнание гиксосов и восстановление Египта.
Любуясь красотой ландшафта, Птолемей обратил внимание Таиды, как узка долина Нила. Позади полей, засеянных хлопком и сахарным тростником, непрерывно тянулись пустыни: Аравийская – по левую сторону и Ливийская – по правую.
