Павел Винтман - Голубые следы

Что тебе, моя родная, снится?
Что твой сон, любимая, тревожит?
Вздрагивают длинные ресницы,
На большую бабочку похожие.

На большую бабочку ночную,
Что в саду по вечерам гудит.
Хочется коснуться поцелуем,
Да боюсь тебе не угодить.

Ветер колышет ресницы твои,
Путает волосы мягкой рукою,
Тихую радость свою затаив,
Ветер, как я,
   очарован тобою…

Дышат прохладой просторы реки…
Спи, дорогая.
   Огни за рекою,
Как непонятные сны, далеки.

Руку осмелившись тронуть твою,
Ветер, наверно, гордится собою…
Нам хорошо в этом синем краю
Полночи, звезд, тишины и покоя.

Дышат прохладой просторы реки…
Спи, дорогая. Огни за рекою,
Как непонятные сны, далеки.

Небу ночному — тугая зарница,
Туче седой — легкокрылая птица.
Колосу — дождь. Ты одна у меня,
Зина, Зинуся, зеница моя.

В ночь на руках унесу, как ребенка я,
Легкую-легкую, тонкую-тонкую,
Сон безмятежный бессменно храня,
Зина, Зинуся, Зиница моя.

Совсем по-летнему в саду знойны цветы,
И лунный луч скользит поверх ограды,
Совсем по-летнему со мною рядом ты,
Совсем по-летнему со мною счастье рядом.

Но дышит ночь сентябрьскою прохладой,
И учит осень истинам простым —
Совсем по-летнему со мною рядом ты,
Но с полночи нам расставаться надо.

Хоть полон сад воспоминаний летних,
Хоть летний луч по-прежнему скользит,
Тенистые раскачивая ветки,
Хоть осенью ничто нам не грозит,
Но завтра вновь тетради и отметки,
И лета нет. И лето позади.

В ней все назло —
   бровей излом,
Улыбка, волосы узлом,
Под шалью шелковой плечо, —
В ней все прекрасно, все ничье.

В нее влюблен седой рассвет —
Такой красе покорны все.
В нее влюблен красавец день —
Такую не сыскать нигде.

Пред ней лежит степной закат,
От чувств лишившись языка.

Лучшая из всех зарниц —
Красавица, скромница,
На одной из вечерниц
С ливнем познакомилась.

Он веселый, он такой
Горячий и крепкий,
Ходит в майке голубой,
В полосатой кепке.

Ей не занимать огня…
Говорят в народе,
Что через четыре дня
Поженились вроде.

Враждебные знамена рук твоих,
Далекий рог волнующего смеха…
Грядет сраженья час,
   грядет желанный миг,
Тебя я жду в сверкающих доспехах.

Тебя могу осадою сломить,
В открытом поле справиться с тобою,
Грядет сражений час,
   грядет желанный миг…
Но горе мне! Она сдалась без боя.

Свет солнца! Свет солнца! По небу
   бегущие тени!
Секунда — преклонятся все перед героем…
Но падает сердце печальной звездою осенней
И гаснет под чьей-то трусливой,
   жестокой ногою.

Горящее сердце упало звездою осеннею…
Затоптано в землю, назавтра забытое всеми.
Оно не погибло. И счастье людское посеяно,
Оно проросло — исполинское гордое семя.

Родились в тот самый год,
Когда, на гнев сменивши милость,
Попав в крутой водоворот,
Планета шхуной накренилась.

Пусть вновь незыблема земля,
Но мы уверовать успели
В прямые мачты корабля
И в белый парус, пьющий пену.

Есть зеленый цвет весны —
Сочный цвет полян лесных.
Над моею головой
Цвет холодный —
   голубой.

Красный —
   битва и пожар,
В золотых ножнах кинжал,
И серебряный набор
На уздечке тешит взор.

У девчонки у моей
Карий глаз —
   хороший цвет!
Я в десятки глаз смотрел,
Но такого в мире нет.

А любимый самый мой —
Лучше не сыскать никак —
Цвет каленого клинка,
Стали вороной.

Я подругу выберу яркую и дерзкую,
Быструю, как молния, звонкую, как медь,
Яркую и дерзкую —
   что и равняться не с кем ей,
Добрую и ласковую — лишь ко мне.
Я найду товарища умного и злого,
Двадцатидвухлетнего смелого ровесника,
С ним мы будем первыми —
   делом или словом,
Соловьиным посвистом или звонкой песнею.
Драться нужно будет —
Я коня добуду,
Вороного, быстрого, жарко-норовистого.

В полночь или за полночь
Он, как буря, будет
Мчать меня навстречу
   посвистам и выстрелам.
Я достану саблю острую и злую,
Темную и резкую, как милые глаза,
Резкую и страстную,
   уж если поцелует,
Никому не сможешь об этом рассказать.
И когда с любимой
   буду снова вместе,
Для моей подруги сочиню я песни,
Чтобы было милой веселей.
Песни будут грубые
О врагах порубленных,
Песни будут гордые
О дорогах пройденных,
Ласковые будут лишь о ней…

На рассвете к реке подходили полки,
За рекою в тумане враг.
Батальон стоял у самой реки,
Командир брод выбирал.
Под ногой командира песок звенел,
Все было спокойно. Но вот
Из тумана грянул слепой свинец,
На песок положил его.
Командир батальона!..
Судьба твоя жестока.
Тебя на рассвете снесли в лазарет,
А бой начался на заре.
Командир, оглянись на минуту назад,
Открой на минуту глаза,
Смотри, как дрожит под ногами понтон,
Как держится твой батальон!
Народившийся день был прозрачен и крут.
В лазарете полка умирал комбат.
Над походною койкой плыла труба,
Батальон уходил за реку.

Ноги мои подкосились,
Губы в соленом и вязком…
Жесткие брусья носилок,
Боль полевой перевязки.
Сестры в кисейных косынках,
Тряска повозки обозной,
Жесткие брусья носилок,
Сиплый гудок паровозный.

Поезда рвущая сила,
Лак санитарной кареты,
Жесткие брусья носилок,
Белый покой лазарета.

Тленный дымок хлороформа,
Спуск в небытье по наклонной…
С ложки сестра меня кормит
Теплым куриным бульоном.

Снова вернулся я к битвам —
Пуля меня не скосила.
Будут в победах забыты
Жесткие брусья носилок.

Звезды падали отвесно,
Колыхали неба глубь,
Отпечаталось безвестье
У твоих холодных губ.

Как враждебные начала —
Пальцы тонкие руки.
Город сорвался с причалов,
Вырастая из реки.

И от всей любви осталось —
Эти звезды, этот путь,
Твой ответ, твоя усталость:
— Может быть… Когда-нибудь…

Промчались ветры, ветви теребя,
И лето началось хорошим звонким
   громом.
Мир снова стал зеленым и огромным.
Летят недели. Только нет тебя.

Летят недели. Ночью, как змея,
Бессонница, шурша, ползет сквозь
   время.
Я убегаю в синий сад, где дремлет
Холодная красавица земля.

Она одна осталась у меня
Жестокими бессонными ночами,
Носительница женского начала —
Широкая, упругая земля.