Слав Караславов - Низверженное величие
Его смех привлек внимание сидящих за соседним столиком. Там расположились Цанков, его зять и еще несколько господ со своими женами. Бекерле заметил их сразу же, но не подал виду. Хотел выяснить, как они будут реагировать на его появление. Как только Морман расхохотался, профессор Цанков встал и подошел поздороваться с мадам Бекерле и ее спутниками. Несмотря на то что услужливый хозяин поднес ему стул, он не соблаговолил присесть к их столику. Посол прекрасно понимал, почему Цанков соблюдает дистанцию. Как ни старались его люди найти Цанкову подходящее место в правительстве, ничего из этого не вышло. В конце концов Цанков начал думать, что причина его неудач — в позиции немецкого полномочного представителя, и поэтому не упускал случая продемонстрировать некоторую отчужденность. Эти игры были знакомы Бекерле, они тоже входили в понятие болгарского характера, о котором только что говорила его жена. Он достаточно долго прожил среди болгар, чтобы разбираться в некоторых присущих им чертах. В ближайшее время он думал пригласить профессора на разговор, чтобы открыть ему глаза на кое-какие вещи. Филов не хочет Цанкова, боится, как бы он его не сместил. Цанков может войти в правительство только при условии, что верх одержат самые правые. Тогда никто не сможет оспорить его притязаний на это место, вот только народ будет против. В сущности, Бекерле ничего тут не выдумал, таковы были слова нынешнего регента Филова.
— И что это означает? — спросил его тогда Бекерле.
— Означает, что, если потребуется, он будет резать свой народ, как даже турки не резали болгар…
Ответ был достаточно красноречив.
Цанков постоял, поговорил о погоде, о людях, о скуке, спросил, долго ли они тут пробудут, и поспешил вернуться к своему столику.
3София была сильно разрушена, но жизнь шла своим чередом. Над городом простиралось синее небо, снег начал таять, словно на дворе был не февраль. Налетел даже короткий дождь, чтобы помочь таянию снега. И все же тут и там оставались грязные сугробы, но это уже — до поздней весны. Никого они не слушали. Трудовая армия старалась очистить главные улицы от разрушений, а мусорщики давно уже не обращали на снег внимания.
Константин Развигоров часто наезжал в столицу по своим делам. По чулочной фабрике все обстояло хорошо, мельницы, несмотря на обнищание крестьян, по-прежнему приносили ему доход. Адвокатская контора работала без передышки. Люди продолжали судиться, убивать друг друга, клеветать. Несчастья никого не сделали умней и человечней. Двое служащих Развигорова — стажеры — без устали бегали по судам, стараясь привезти в порядок то, что время и люди непрестанно запутывали.
Банкир Буров в последнее время настоятельно предлагал вложить часть капиталов в беломорский табак. Развигоров боялся рисковать. Он поговорил с Михаилом. Сын посоветовал не спешить. Времена ненадежные, лучше иметь деньги, чем товар, который подвергается порче. Верно, что беломорский табак имеет рынок сбыта, но там конкурируют старые, понаторелые в деле фирмы, и не стоит приниматься за то, чего не знаешь в тонкостях. Михаил, конечно, прав. Константин Развигоров долгое время не мог объяснить себе, почему банкир давал ему такие советы, но позже, когда тот в панике бросился спасать свои беломорские склады, забитые табаком, понял, что Буров пытался каким-то образом найти выход из положения, взяв в долю других. Он еще и сейчас мог реализовать свой табак, но покупатели сбили цены, потому что нет транспорта для вывоза. Германия дошла до того, что пыталась прибрать к рукам последние, почти уже ни на что не годные корабли. Немецкие торговые фирмы завладели всем транспортом и спешили вывезти свои товары со складов. Буров не смог достать даже железнодорожных вагонов. Это заставило Развигорова увеличить вклады в швейцарские банки. В Болгарии он оставил лишь оборотные средства и те капиталы, которые приносили ему высокий процент. В последнее время он начал скупать золото. Золото можно легко спрятать, и оно никогда не потеряет своей ценности. С тех пор как бомбежки разрушили столько жилых и общественных зданий, он утратил веру в прочность недвижимости.
Пришло время открывать все новые и новые истины. На жизнь Константин Развигоров глядел сквозь черные очки. И поэтому очень удивился, когда узнал, что его племянник, художник Василий Развигоров, решил жениться. Он держал в руках приглашение на свадьбу и думал, как поступить. В эти трудные годы не следует разрывать связи со своим родом. Правда, они давно не виделись с отцом жениха, не писали друг другу, но кровь — не вода. Парень оказывает им уважение, не нужно его обижать. Он снова перечитал приглашение. Фамилия невесты произвела на него впечатление. Ее отец был одним из главных редакторов газеты, известной своей прогерманской ориентацией. Он нажил большое состояние — капитал приносило ему печатание денежных знаков и аферы газетчиков, которые в последнее время шантажом вымогали деньги и у государства, и у отдельных лиц. Развигорову рассказывали, что этот главный редактор получал баснословные суммы от мелких банкиров, угрожая им публикацией сообщений о банкротстве иностранных банков, креатурой которых в Болгарии являлись эти мелкие собственники.
Такое сватовство — не бог весть какая честь для Развигоровых, но пусть об этом думают другие, у него своих забот хватает. Свадебное торжество должно состояться в Самокове. Отец невесты наверняка рассчитывает на присутствие многих тузов — этим он подчеркнет свой вес и значение перед будущими родственниками. Гатьо Развигоров стал одним из руководителей писательского союза. У него множество трудов, и те, кто их читал, говорили, что они небезынтересны. Старик оказался цепким и очень продуктивным. По словам Михаила, его произведения рассчитаны на все вкусы, и он до сих пор остается ведущим писателем.
Свадьба племянника навела Константина Развигорова на мысли о Михаиле. В последнее время до него дошли слухи, что он якобы отказался от министерского кресла под влиянием сына профессора Михаила Развигорова, два шурина которого — завзятые коммунисты. Сначала его это рассмешило, потом заставило задуматься, а сейчас он усматривал в этих слухах нечто, имеющее значение на будущее, и даже перспективное. Кто знает, как станут развиваться события. Того и гляди, коммунисты придут к власти, и тогда такое родство, возможно, сыграет свою роль. Родня Михаила все же будет котироваться выше, чем зять этой газетной крысы, нажившей состояние на вымогательствах и нечистых политических махинациях. О главном редакторе говорили, что он первый журналист в стране, купленный немцами, притом за баснословную цену. Константин Развигоров снова повертел в руках приглашение, там были указаны день и час торжества, а также помещены какие-то стихи, наверное сочиненные его дядей. Стихов он так и не прочел — стал думать о подарке. Что можно подарить художнику? Коробку с красками и кисти? Мольберт? Нет, не то. В конце концов решил: пишущая машинка художнику не помешает. Недавно генеральный представитель фирмы в Болгарии Челебиев рекламировал новейшую и, следовательно, наилучшую пишущую машинку марки «Эрика». Надо будет сейчас же заказать ее, чтобы потом не тратить время. Он потянулся к телефонному справочнику. Против имени Стефана Челебиева стояло два номера, один из них, наверное, был номером фирмы. Он не ошибся.
Не успел Развигоров отобедать, как машинка уже стояла на письменном столе. Его люди все устроили. Развигоров не стал ее осматривать, знал, что плохого ему не принесут. Провел только рукой по черному футляру. На ручке висели ключи. Он с иронией подумал: Развигоров — художник, но вдруг возьмется за перо, пойдет по стопам отца. Из писателей Развигоров признавал только Вазова. Шутка ли — он видел его! Видел, правда, и других, встречался с ними в кафе «Болгария», но не считал их серьезными мастерами, в их писаниях нет ничего общего с историей Болгарии, это какое-то ничтожное копание в крестьянской жизни. Сочинительство представлялось Развигорову чем-то судьбоносным, огромным, масштабным. «Война и мир» Толстого, «Человеческая комедия» Бальзака, «Отверженные» Гюго, «Мертвые души» Гоголя — вот это, по его мнению, литература. А что касается его родственника, который шумит, сыплет словами — ну и пусть шумит. Сейчас и сын его, получив пишущую машинку, того и гляди примется приумножать листопад в литературном лесу. Константин Развигоров кликнул Павла. Павел причислен к его адвокатской правовой и финансовой конторе и не занимается домашними делами, но, с тех пор как семья переселилась в Чамкорию вместе с прислугой, часто выполнял мелкие поручения хозяина. Когда медлительный слуга вошел в кабинет, Развигоров дал ему достаточно крупную сумму денег:
— Поезжайте с шофером на базар, купите все, что надо из еды, и не скупитесь…
