Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
— Господин…
Он обернулся назад, туда, откуда донёсся голос, и увидел Умм Ханафи, несущую маленький поднос, на котором стояла бутыль с лекарством, пустая кофейная чашечка и стакан воды, наполовину полный.
— Ваше лекарство, господин…
От её чёрного платья повеяло кухонными запахами. Эта женщина стала со временем частью семьи. Он взял стакан и наполнил чашку наполовину, затем снял пробку с бутыли и накапал из неё в чашку четыре капли. Прежде чем отведать вкус лекарства, поморщился, затем проглотил его.
— Пусть оно принесёт вам здоровье, господин…
— Благодарю. Где Аиша?
— У себя в комнате. Да вознаградит Аллах терпением её сердце!
— Позови её, Умм Ханафи.
«У себя в комнате или на крыше — какая разница?»… По радио всё так же передавали песни в насмешку над молчаливой печалью, нависшей над этим домом. Господин Ахмад всего два месяца как был вынужден стать домоседом, а со смерти Наимы прошёл год и четыре месяца. Мужчина попросил разрешения слушать радио из-за насущной потребности в развлечении. Аиша ответила ему: «Конечно, папа. Да избавит вас Господь наш от бесполезного сидения дома». Он услышал шелест, обернулся и увидел, как подошла Аиша в своём чёрном платье и длинном головном платке, закрывавшим также грудь и плечи, и такого же чёрного цвета, несмотря на жару. К её светлой коже примешивалась странная синева — признак депрессии. Он мягко сказал:
— Возьми себе стул и присядь рядом со мной, посиди немного.
Однако она не сдвинулась с места и ответила только:
— Мне и так удобно, папа.
Последние дни научили его не пытаться исправить своё мнение о чём-либо.
— Что ты делала?
Она ответила ему, хотя на лицо её не выражалось абсолютно ничего:
— Я ничего не делала, папа.
— Почему ты не выходишь из дома с твоей мамой, чтобы посетить благословенные святыни? Разве это не лучше, чем оставаться здесь в одиночестве?
— А зачем мне посещать святыни?
Её слова как будто застали его врасплох, но он всё же спокойно ответил:
— Чтобы просить Господа послать терпения твоему сердцу.
— Аллах есть везде, и дома с нами тоже!..
— Конечно. Я имею в виду, Аиша, выйди из этой изоляции. Навести свою сестру, навести соседок, взбодрись…
— Я не в силах видеть Суккарийю, там у меня нет знакомых. Больше нет. И я не в состоянии ходить по гостям…
Отвернувшись от неё, он сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты проявила терпение и обращала внимание на своё здоровье…
— На своё здоровье?!
Она произнесла это слова с неким изумлением, и он подчеркнул:
— Да. К чему скорбеть, Аиша?
Несмотря на своё состояние, она соблюдала приличия в обращении с отцом, к чему уже давно привыкла, и потому ответила так:
— А к чему жить, папа?..
— Не говори так. Тебя ждёт великая награда у Аллаха!..
Она склонила вниз голову, чтобы скрыть слёзы в глазах, и сказала:
— Я бы хотела уйти к Нему, чтобы получить эту награду там, а не здесь, папа!..
Затем она мягко отступила назад, и прежде чем покинуть его комнату, постояла немного, будто вспомнив что-то, и спросила:
— Как ваше здоровье сегодня?
Он улыбнулся:
— Слава Богу. Самое важное — это твоё здоровье, Аиша…
Она вышла из комнаты. Где в этом доме найти ей покой? Он принялся мерить взглядом улицу, пока не остановился на силуэте Амины, возвращавшейся со своей ежедневной прогулки. На ней было пальто, а на лице покрывало. Передвигалась она медленно До чего же постарела!.. Он слишком полагался на её здоровье, вспомнив о её старухе-матери. Однако Амина выглядела старше своих лет — шестидесяти двух — по крайней мере, лет на десять. Прошло достаточно много времени, прежде чем она вошла к нему и спросила:
— Как вы, господин мой?..
Высоким голосом, которому он придал требуемые резкие нотки, он сказал:
— Как ты сама?! Машалла! Ушла ещё на рассвете, святая угодница?!
Она улыбнулась:
— Я посещала усыпальницы госпожи нашей Святой Зейнаб, а ещё господина нашего Хусейна. Молилась за вас и за всех…
С её возвращением к нему вновь пришли уверенность и покой, и он почувствовал, что теперь можно просить у неё всего, чего он захочет без всяких колебаний:
— Разве правильно, что ты оставляешь меня одного всё это время?!
— Вы сами мне позволили, господин мой. И к тому же я отсутствовала недолго, на то была необходимость. Мы очень нуждаемся в молитве. Я умоляла господина нашего Хусейна помочь вернуть вам здоровье, чтобы вы вновь могли двигаться сколько пожелаете. Ещё я молилась за Аишу и всех остальных…
Она принесла себе стул и села. Затем спросила его:
— Господин мой, вы приняли лекарство?.. Я напомнила Умм Ханафи…
— Лучше бы ты напомнила ей сделать что-то получше!..
— Это ради вашего здоровья, господин мой. В мечети я слышала прекрасную проповедь шейха Абдуррахмана. Он говорил, господин мой, об искуплении грехов, о том, как стереть их. Это была замечательная проповедь. Если бы я только могла запомнить её наизусть, как когда-то в былые времена!..
— У тебя лицо побледнело от пешей прогулки. Это всё вопрос нескольких дней, прежде чем ты тоже станешь пациенткой врача!..
— Да сохранит Господь! Я и выхожу только затем, чтобы посетить могилы членов семейства Пророка. Как же меня постигнет вред?
Затем она добавила:
— Ох, господин мой. Я чуть не забыла. Повсюду только и ведут речь, что о войне. Говорят о нападении Гитлера..!
Мужчина с интересом спросил:
— Уверена?
— Я слышала это не один, а сто раз. Гитлер напал… Гитлер… напал…
Чтобы показать ей, что это для него не новость, он сказал:
— Этого ждали с минуты на минуту…
— Иншалла, да удержит Аллах нас от этого подальше, господин мой…
— Сказали только про Гитлера?.. А Муссолини? Ты не слышала этого имени?..
— Нет, только имя Гитлера…
— Да смилостивится над нами Господь. Если кто-нибудь из вас услышит о продаже спецвыпуска газет «Аль-Балаг» или «Аль-Ахрам», то купите его…
Женщина сказала:
— Словно настали времена кайзера Вильгельма с его дирижаблем. Помните, господин мой?… Пресвят Тот, Кто Вечен!..
28
Как позже вспоминала Хадиджа, то был знаковый семейный визит: когда открылась дверь квартиры, всё пространство занял Ясин в своём белом льняном костюме с красной розой и метёлочкой-опахалом из слоновой кости. Его крупное тело чуть ли не создавало перед собой сквозняк. Следом за ним вошёл его сын Ридван в шёлковом костюме, образце элегантности и красоты. Затем Зануба в сером платье, изучающем благопристойность, ставшей её неотъемлемой частью. И наконец, Карима в великолепном синем платье с короткими руками, открывавшем верхнюю часть груди. Её девственная женственность — хотя ей было не более тринадцати лет — стала кричаще привлекательной. В гостиной их ждали Хадиджа, Ибрахим, Абдуль Муним и Ахмад. Ясин сразу же заявил:
— Вы слышали когда-нибудь что-либо подобное?.. Мой сын — секретарь министра, в министерстве которого я начальник отдела в архивном управлении. Сама земля вздымается, чтобы поприветствовать его, когда он идёт, а меня почти не замечают!..
Хотя слова его намекали на протест, но ни для кого не было тайной скрывавшаяся за ними гордость за сына. Ридван получил в мае диплом, и уже в июне был назначен секретарём министерства государственной службы шестого класса, тогда как выпускники вузов обычно назначались клерками восьмого класса. Абдуль Муним тоже получил свой диплом в это же время, но ещё не знал, что его ждёт дальше. Хадиджа с улыбкой на губах, испытывая некоторую ревность, сказала:
— Ридван — друг облачённых властью. Однако дети не могут быть выше своих родителей, как и глаз — выше брови…
Ясин заметил с восторгом, который не смог скрыть:
— Вы вчера не видели в газете «Аль-Ахрам» его фото рядом с министром?.. Теперь мы даже не знаем, как обращаться к нему!..
Ибрахим Шаукат, указав на Абдуль Мунима и Ахмада, сказал: