Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Они не менее отвратительны, чем пьяницы!

— Вино — напиток министров и послов. Разве вы не видели их фото в газетах, когда они пьют вино? Однако видели ли вы хоть раз политика, которому бы предлагали дозу опиума на официальном торжестве, например, в честь подписания соглашения?!

Сосед Ясина, пытаясь подавить смех, сказал:

— Тихо, ребята, иначе проведёте в тюрьме свою государственную службу!

Ясин, указывая на своего конкурента, заявил:

— Жизнью вашей клянусь, он и в тюрьме будет испытывать отвращение ко мне и говорить, что он старше меня!..

Тут вернулся после встречи с помощником министра Мухаммад Хасан. В кабинете воцарилась тишина, и все лица обратились в его сторону.

Он прошёл в свою комнату, не обращая ни на кого внимания. Все обменялись вопросительными взглядами. Вполне вероятно, что одна из двух враждующих сторон стала начальником отдела. Но вот только кто этот счастливец?!

Тут открылась дверь начальника, и из неё показалась его лысая голова, который бесстрастным голосом выкрикнул: «Ясин-эфенди!» И Ясин поднялся всем своим грузным телом и прошёл в кабинет с сердцем, готовым вот-вот выпорхнуть из груди. Начальник странным взглядом оглядел его, и сказал:

— Вас повысили до шестого класса!..

Грудь Ясина расправилась от такого облегчения, и он выдохнул:

— Спасибо, эфенди!..

Несколько сухим тоном начальник произнёс:

— Справедливости ради нужно заметить, что есть более достойные этого…, но протекция сделала своё дело!

Ясин, который и без того был зол на этого человека, пришёл в ярость:

— Протекция?! И что с того? Делается хоть какой-то большой или малый шаг без протекции? Повышают ли кого-нибудь в этом управлении, нет — в этом министерстве — в том числе и вас, без протекции?

Собеседник подавил свой гнев и ответил:

— Вы не приносите мне ничего, кроме головной боли. Вас повысили незаслуженно, и при этом вы ещё возмущаетесь на малейшее замечание. Нашей вины здесь нет. Поздравляю. Поздравляю вас, господин. Только прошу вас взять себя в руки. Вы теперь начальник отдела!..

Воодушевлённый тем, что начальник вынужден был отступить, не изменяя резкого тона, Ясин сказал:

— Я состою на государственной службе более двадцати лет. Мне сорок два года. Вы считаете, что шестой класс госслужбы достаточно подходит для меня? На него назначают мальчишек сразу после окончания университета!..

— Сейчас важно, чтобы вы взяли себя в руки. Я надеюсь, что смогу положиться на вас столько же, сколько и на остальных ваших коллег. Пока вы были инспектором в школе Ан-Нахасин, вы являли собой пример старательного служащего, и если бы не тот старый инцидент…

— Это старая история, и нет необходимости упоминать о ней сейчас. Каждый может ошибиться…

— Вы сейчас взрослый зрелый мужчина, и если вы не исправите своё поведение, вам будет трудно исполнять свои обязанности. Каждую ночь вы проводите навеселе в кофейне допоздна. Какое состояние мозга у вас на следующее утро, чтобы работать?.. Я хочу, чтобы вы занимались управлением вашим отделом, только и всего…

Ясин был возмущён упоминанием о его поведении, и заметил:

— Я не позволю никому касаться моей личной жизни даже одним словом. Вне министерства я полностью свободен!

— А в нём?

— Я буду заниматься тем же, чем и другие начальники отделов. Я достаточно трудился всю жизнь…

Ясин вернулся на своё место с притворной улыбкой на губах, несмотря на пламя гнева в груди. Новость о его повышении уже распространилась, и все поздравляли его.

Ибрахим Фатхулла склонился к уху своего соседа и злопамятно прошептал:

— Его сын!.. Вот и вся история!.. Абдуррахим-паша Иса… Поняли?!.. Отвратительно!..

27

Господин Ахмад Абд Аль-Джавад сидел на большом стуле в машрабийе и временами то поглядывал на улицу, то читал газету «Аль-Ахрам», разложенную у него на коленях. Через отверстия в решётках машрабийи точки света отражались на его широком джильбабе и шапочке-тюбетейке. Он оставил открытой дверь в свою комнату, чтобы можно было слушать радио из гостиной. Хотя он выглядел худым и поджарым, в глазах его застыл тяжёлый взгляд, свидетельствующий о грустном смирении. Со своего места на балкончике-машрабийе он словно впервые в жизни обозревал улицу, которую ему не довелось прежде видеть в этом ракурсе, ведь и дома-то он оставался всего на несколько часов ради сна. Сегодня же единственным его утешением после радио было вот так сидеть на балконе и смотреть сквозь решётки по сторонам. Улица была оживлённой, красивой и занимательной. Помимо этого, она отличалась от Ан-Нахасин, которую он привык видеть из окон своей лавки в прошлом — почти полвека. Эти лавочки: Хуснайна-парикмахера, Дарвиша-продавца варёных бобов, Аль-Фули-молочника, Байуми-продавца щербета, и Абу Сари-владельца закусочной, были словно чертами лица улицы Байн аль-Касрайн, которую он знал, и которая знала его вместе с друзьями и соседями, А интересно, сколько им сейчас лет?

«Хуснайн-парикмахер — человек плотного телосложения, из тех немногих типажей, на которых мало отражается ход времени: почти ничего в нём, за исключением волос, не изменилось, хотя ему, несомненно, уже перевалило за пятьдесят. На этих людях лежит милость Господня, раз Он сохранил их здоровье! А Дарвиш?.. Лысый. Но таким он был всегда, хотя сейчас ему уже шестьдесят. До чего же у него сильное тело! Я тоже был таким в свои шестьдесят, однако мне уже стукнуло шестьдесят семь! До чего я стар! Одежду свою — и ту отдал перекраивать, чтобы её можно было подогнать под то, что осталось от моего тела. Когда смотрю на фотографию, висящую в моей комнате, то не признаю сам себя. Аль-Фули, этот подслеповатый бедняга, моложе Дарвиша, но не будь его подмастерьев, он бы не смог сам проделать путь. Абу Сари — пожилой человек. Пожилой? Но он по-прежнему работает. Ни один из них не оставил свою лавку. Как же тяжело разлучаться со своим магазином! Всё, что у меня осталось, это сидеть дома днём и ночью. Эх, если бы я только мог выходить из дома хотя бы на час каждый день! Но мне приходится ждать до пятницы, потом требуется ещё палка и Камаль, чтобы сопровождать меня. Хвала Аллаху, Господу миров! Вот Байуми — самый молодой и самый везучий из всех нас: начал с матери Мариам, в отличие от меня, который закончил ею. Сегодня он владелец самого современного здания в нашем квартале: такова была участь дома Мухаммада Ридвана. Этот продавец напитков построил здание, освещённое электричеством. Удача мужчины началась с надувательства женщины. Пресвят Тот, кто одаривает благами, да возвеличится мудрость Его! Дорога выровнена и заасфальтирована, освещена фонарями. Помнишь ли ты своё возвращение по ночам в кромешной тьме? Где теперь те ночи? Теперь в каждой лавке есть и электричество, и радио. Всё стало новым, кроме меня самого: старика шестидесяти семи лет, который дом — и тот может покинуть лишь раз в неделю, да и то страдает от одышки. Сердце! Всё из-за сердца, которое столько любило, смеялось, радовалось и пело. Сегодня ему предписан покой, и приговор этот необратим. Врач сказал: „Принимайте лекарство, сидите дома и придерживайтесь диеты“. Хорошо. Но вернёт ли всё это мои силы?… Я имею в виду не все силы, а только часть. Врач ответил так: „Достаточно того, что вы избежите осложнений. Однако любые усилия или движения для вас опасны… — тут врач засмеялся… — Почему вы так хотите восстановить свои силы?“ Да, для чего? Это и печально, и смешно одновременно. Несмотря на это, он сказал: „Я хочу ходить туда-сюда“. Врач возразил: „У каждого состояния есть собственные удовольствия. Сидите тут спокойно, читайте газеты, слушайте радио и наслаждайтесь семейными узами. А по пятницам посещайте мечеть Хусейна, ездите на машине, и с вас этого будет достаточно!“ Всё в руках Божьих. Вот, например, шейх Мутавалли Абдуссамад — тот до сих пор ощупью пробирается по улицам! А этот врач ещё говорит: „Наслаждайтесь семейными узами!“ Амина больше не сидит дома. Картина изменилась. Я сижу в машрабийе, а Амина гуляет по Каиру и ходит из мечети в мечеть. Камаль сидит рядом со мной, словно редкий гость. Аиша?.. Ох, Аиша! Жива ты ещё или уже в мире мёртвых? И они ещё хотят, чтобы моё сердце выздоровело и отдохнуло!.»