Фау-2 (ЛП) - Харрис Роберт
Он вышел на берег, капая и задыхаясь. Она протянула ему полотенце, отвернулась с хмурым видом и пошла обратно на пляж собирать вещи. Он переоделся из купального костюма под полотенцем, балансируя сначала на одной ноге, затем на другой. Быстрый поцелуй в тёплую щёку, солёный вкус моря — и вот её уже нет, она уходит в сторону старого довоенного отеля, где жили незамужние сотрудницы.
Раздражённый, с испорченным настроением, Граф двинулся назад по лесной дороге в душный вечер, через охраняемый вход в зону экспериментального комплекса. Его холостяцкая квартира находилась на втором этаже здания № 5, рядом с административными помещениями. Таких квартир было около дюжины — одну из них занимал фон Браун. Он принял холодный душ, чтобы остыть, повесил плавки сушиться на подоконник ванной и лёг голым под простыню.
Он ожидал налёта. Летом он несколько раз замечал в небе тонкую полоску пара, будто царапину ногтя на безоблачном кобальтовом фоне. Он подозревал, что британцы проводят аэрофотосъёмку. И всё же, когда сирена разбудила его вскоре после полуночи, первой реакцией было остаться в постели, вслушиваясь в привычное гудение вражеских бомбардировщиков, летящих по «берлинскому коридору» к столице. Он ждал отбоя. Прошло несколько минут. Затем раздалась быстрая канонада зениток. Он вскочил с постели и подбежал к окну. Полная луна заливала всё серебром. Здания отбрасывали резкие тени. За мастерскими и лабораториями вспышки зенитного огня поднимались, как гирлянда из стеклянных бусин. Странные световые фигуры — красные, зелёные, жёлтые — висели в воздухе, как новогодние украшения. Белые осветительные ракеты медленно спускались на парашютах. С крыш били пулемёты. Всё происходило в южной части острова. Он смотрел, зачарованный, пока не понял, что пора бы уже идти в укрытие. Он ещё натягивал ботинки, когда мощный взрыв выбил окно, у которого он только что стоял.
Он побежал по коридору, вниз по лестнице. Входная дверь валялась поперёк ступеней, сорванная с петель взрывной волной. Она качалась под его шагами, как качели. Он вышел в дымовую завесу из искусственного тумана. Всё казалось нереальным, как во сне. Здесь и там химический туман отливал розовым и красным от пылающих зданий. Луна, казалось, мчалась по разрывам в дымке. Он различал узкую полоску звёзд, яркие лучи прожекторов, сражающихся с небом. Бомбардировщиков не было видно, но их двигатели гудели тяжело и низко между оглушающими взрывами. В панике мимо него пробегали тени. Минуту он стоял, словно зритель фантастического светозвукового спектакля. Только ощутив жар, он пришёл в себя и побежал по улице, за угол — в сторону убежища.
У подножия лестницы, в низкой бетонной камере, дюжина людей сидела, прижавшись к стенам. Убежище было только что вырыто, и в нём сильно пахло известью. Лампа под потолком качалась от каждого взрыва. Свет мигал. Граф узнал несколько инженеров. Никто не разговаривал. Все смотрели в пол. Постепенно интервалы между взрывами становились длиннее, и, прождав около пяти минут в тишине, Граф решил пойти на поиски Карин.
В ярком лунном свете он увидел, что здание штаба уничтожено, как и конструкторский блок и офицерская столовая, но аэродинамическая труба и лаборатории телеметрии уцелели. Он вышел через охраняемые ворота и пошёл по дороге. Та была покрыта тонким белым песком, как будто недавно прошёл шторм. Самолёты всё ещё гудели в небе. Мелкие обломки, осколки и стреляные гильзы сыпались с неба и шуршали по дороге и деревьям, словно град. Бомбардировщик «Ланкастер», у которого один двигатель горел, пронёсся низко над ними и скрылся в сторону моря. Один из ангаров с ракетами горел. Но сильнее всего пострадали жилые постройки. Несколько участков посёлка и лагерь рабов пылали. Сотни заключённых в полосатых робах сидели в поле у дороги, сцепив руки за головой, под охраной эсэсовцев с автоматами.
Как только он дошёл до комплекса, где жила Карин, он понял, что она мертва. Большой отель стоял без окон и крыши, выгоревший дотла. Вдоль дорожки лежали обугленные тела. Он заставил себя посмотреть им в лица, но ни одного знакомого. А вдруг она жива? Повсюду ходили люди. Он окликал: «Карин Хан? Никто не видел Карин Хан?» Он встал, уперев руки в бока, и попытался представить, что бы она сделала, когда началась бомбардировка, куда могла пойти. Он повернул обратно в сторону жилого комплекса.
«Мне нужно найти доктора Тиля. Кто-нибудь знает, в порядке ли семья Тиль?»
Он нашёл их через десять минут — в школьном зале. Позже он узнал, что их дом получил прямое попадание. Щель, в которой они укрывались, превратилась в воронку, их заживо засыпало песком. Без очков Тиль выглядел иначе, но, в отличие от тел из женского лагеря, его лицо было спокойным и не изуродованным. Такой же была и его жена Марта, и дети — Зигрид и Зигфрид. И там же, чуть поодаль, с головой, наклонённой набок в знакомой ему манере, лежала Карин.
Они остановились у контрольно-пропускного пункта в начале улицы Вассенаар и ждали, не заглушив мотор. Эсэсовец посветил фонарём в их лица, затем на документы. Вернув их, он слегка подмигнул: «Хорошего вечера.» Другой охранник поднял шлагбаум.
Граф начинал жалеть, что согласился на эту затею. Он бы предложил всё отменить, но Зайдель был как охотничья собака, почувствовавшая след. Он сидел на краю сиденья, сгорбившись над рулём, вглядываясь в затемнённую дорогу. При каждом доме он сбавлял скорость и бросал короткий взгляд. Бормотал: «В этом чёртовом затемнении легко промахнуться…»
Особняки, скрытые за калитками и зарослями, шли один за другим — тёмные, безмолвные, заброшенные, каждый со своим стилем: одни — деревенские, другие — модерн, третьи — вычурные, как уменьшенные Версали. Тут было много денег, подумал Граф. Десятилетия, века богатства. Он сказал:
— Удивительно, что их ещё не разграбили.
— Не верь. Один из моих парней спрятал Вермеера под кровать. Настоящего, чёрт возьми, Вермеера! Его отправили в штрафбат на Восточный фронт.
— Это же почти смертный приговор.
— Практически. Дисциплина, дорогой Граф. Дисциплина! Армия рвёт на себе рубашку, защищая местную собственность. Местных людей — куда меньше. А, вот оно!
Он резко повернул руль, и они въехали в гравийную аллею. Насколько Граф мог рассмотреть в свете фар, дом был XIX века — квадратный, три этажа, во французском стиле, с ставнями и высокой крышей. У входа стояли несколько служебных автомобилей. У крыльца скопились листья. Окна были затемнены. Когда Зайдель заглушил двигатель, воцарилась глубокая тишина.
— Ты уверен, что это то самое место?
— Конечно. Ты всё ещё хочешь туда пойти?
— Почему бы и нет.
Он пошёл за лейтенантом к ступеням. Зайдель нажал звонок. Не дожидаясь ответа, толкнул тяжёлую дверь. Они вошли в большой холл, слабо освещённый красными абажурами. Лестница поднималась прямо впереди. Сбоку — двери. Где-то слышалась тихая музыка. Граф внезапно подумал, хватит ли у него денег.
— А сколько это вообще стоит?
— Сотня. Плюс чаевые — девушке. Или девушкам.
Одна из дверей открылась, и вышла женщина — полная, тёмноволосая, лет сорока. Её веснушчатая грудь едва удерживалась в вырезе чёрного бархата. Граф вежливо снял шляпу. Она узнала Зайделя — или сделала вид — и широко развела руки:
— Лейтенант! Какая радость вас видеть! Поцелуй для мадам Ильзы.
В её немецкой речи явно звучал восточноевропейский акцент, который Граф не смог определить. Она подставила лицо, и Зайдель поцеловал её в обе щеки — как родную тётю.
— А это кто?
— Это мой друг, доктор.
— Доктор! Позвольте взять ваше пальто, — сказала она Графу. Он расстегнул его и передал ей вместе с шляпой. Зайдель протянул ей свою фуражку. Она аккуратно повесила всё на вешалку. Граф заметил ещё пять фуражек — три серые вермахта, две чёрные СС — и кожаное офицерское пальто.
— Ну вот! Пойдёмте.
Она провела их через дверь в бар. В воздухе висели плотные слои сигаретного дыма, недвижные в красноватом полумраке. Граммофон играл сентиментальную песню в исполнении Мими Тома. Четверо или пятеро мужчин развалились в удобных креслах, вытянув ноги в сапогах, с расстёгнутыми мундирами, курили. На подлокотниках их кресел сидели девушки. Один эсэсовец, с опущенной на грудь головой, похоже, уснул на диване, обняв двух женщин, по одной с каждой стороны, которые шептались у него за спиной. У стойки бара толпилось ещё несколько женщин. Официантка, обнажённая по пояс, несла поднос с пустыми бокалами. Ильза подвела их к тёмному углу, где стояла пара кресел лицом друг к другу, и кивнула официантке.
