Фау-2 (ЛП) - Харрис Роберт

— Что будете пить?

— У вас есть коньяк? — спросил Зайдель.

— Конечно, есть, — с обидой ответила она.

— Видишь, — сказал он Графу, — не зря пришли.

— Коньяк, — велела Ильза. Официантка удалилась.

— Ты уже успел осмотреться? Есть кто-то тебе по вкусу?

Граф огляделся. Девушки из леса он не увидел. Зайдель спросил:

— Та рыжая, Марта — она ещё здесь?

— Сейчас посмотрю, свободна ли. А ваш друг? — обратилась она к Графу.

— Что ищет доктор?

Он вглядывался в лица у бара:

— Блондинку. Молодую. Невысокую.

Зайдель рассмеялся:

— Ты та ещё загадка, Граф! У тебя и любимый размер обуви, небось, есть?

Хозяйка кивнула одобрительно:

— Думаю, у меня есть идеальный вариант.

Она направилась к бару. Зайдель достал пачку сигарет и предложил одну Графу. Принесли коньяк. Граф выпил залпом и протянул стакан для повторения. Они откинулись в креслах. Лейтенант закрыл глаза и начал дирижировать мелодии указательным пальцем. Он подпевал Мими Тома: «Спи, малыш, спи, и пусть тебе приснится сказка…»

Ильза вернулась с высокой молодой женщиной с кудрявыми медными волосами, которая сделала усилие, чтобы изобразить радость от встречи с Зайделем. За ней, миниатюрная на её фоне, шла девочка-куколка в обтягивающем атласном алом платье без рукавов. Ярко-красная помада и густая тушь делали её почти неузнаваемой. Завидев Графа, она сразу потеряла дежурную улыбку. Остановилась и слегка откачнулась назад на высоких каблуках. Марта уже устроилась на коленях у Зайделя и обвила его шею руками. Ильза, как мать, представляющая ребёнка на смотринах, направила блондинку вперёд, держа её за плечи:

— Это Фемке. — Граф поднялся. — Видишь, милая, какой он вежливый, — прошептала она ей в ухо. — Настоящий джентльмен! Как он смотрит на тебя — сразу видно, ты ему нравишься. Почему бы тебе не отвести его наверх?

Девушка колебалась. Ильза решительно подтолкнула её:

— Иди, милая.

Медленно, с неохотой, не глядя на Графа, а будто сквозь него, куда-то в точку за его плечом, Фемке протянула руку. Он взял её — в её тонких холодных пальцах не было ни малейшего усилия — и пошёл за ней прочь из бара в пустой холл. Как только они скрылись из виду, она выдернула руку и прижалась спиной к стене. Тихо, по-немецки, она спросила:

— Что это? Вы из гестапо?

— Нет.

— Вы выглядите как они.

— Но я не из них.

— Где ваша форма?

— У меня нет формы, я инженер.

— Если вы не из гестапо, тогда чего вы хотите? — спросила она почти раздражённо, словно он напрасно тратит её время.

— Это ты у меня спрашиваешь? — Он показал ей следы укуса, у основания большого пальца.

— Как ты думаешь, чего я хочу? Я хочу поговорить с тобой.

Она открыла рот, чтобы ответить. Над ними хлопнула дверь. Они оба вскинули головы. По лестничной площадке прошли тяжёлые шаги. Сначала показались яловые сапоги, затем — чёрные брюки, и, наконец, офицер СС, застёгивающий китель на толстом животе. Он остановился у подножия лестницы, осмотрел себя в зеркале, пригладил волосы. Повернулся, увидел их, дружелюбно кивнул Графу и скрылся в баре. Фемке подождала, пока он не ушёл, затем взглянула на Графа и начала подниматься по лестнице. На полпути она обернулась через перила:

— Ну что?

Она подождала, пока он последует за ней, и пошла дальше — тонкая, прямая, почти бесплотная фигура в красном платье, неуверенно балансируя на высоких чёрных каблуках. Стены лестницы украшали портреты бюргеров XVIII века, их глаза провожали пару с явным неодобрением. На площадке стоял стол с римским бюстом. Она прошла мимо и поднялась выше, по узкой лестнице, на второй этаж. Распахнула дверь и жестом пригласила его войти.

В комнате горели свечи, создавая соблазнительный полумрак. Она включила верхний свет — и очарование рассеялось. Закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Её слегка трясло. Заметив, что он это увидел, она скрестила на груди худые обнажённые руки, будто пытаясь скрыть дрожь.

— Ну? Что дальше? Мы трахаемся или как?

Она выглядела такой юной — крошечной и дерзкой — что ему почти стало смешно.

— Нет, не беспокойся. Без обид, но я не хочу.

Его внезапно охватила усталость. И опьянение. Он подошёл к кровати и сел на край. Из соседней комнаты доносился скрип пружин, ритмичные удары изголовья о стену. Женский голос вскрикнул. Он закинул ноги на матрас и лёг во весь рост. Кровать была куда мягче, чем его койка в Схевенингене. Комната закружилась. Он закрыл глаза. Слышал, как девушка перемещается по комнате. Когда снова открыл их, она стояла над ним, направив в его горло кухонный нож.

— Если ты собираешься меня сдать, я лучше убью тебя сейчас — хоть одного грязного боша с собой заберу.

— Если бы собирался, уже давно бы это сделал. Убери нож.

Он вновь закрыл глаза. Чувствовал себя так же, как вечером перед налётом на Пенемюнде — оторванным от реальности, словно дрейфующим над глубокой холодной водой. Потом он услышал, как она отходит от кровати, как открывается и закрывается ящик.

— Сколько тебе лет?

Пауза.

— Восемнадцать.

— Что ты делала утром в лесу?

— Услышала ночью взрыв. Захотелось посмотреть, когда рассветёт.

— Зачем?

— Просто любопытно. Солдаты уже ушли.

Он открыл глаза и приподнялся на локте. Она стояла, прижавшись спиной к туалетному столику, и смотрела на него.

— Фемке, да? Это нидерландское имя?

Она не ответила.

— Ты, должно быть, очень уж любопытная, раз рискнула попасть под пулю. Не верю, что ты такая глупая. Не уверен, что вообще тебе верю.

Она нахмурилась и уставилась в пол.

Усталый, он перекатился на бок и опустил ноги на ковёр. Оглядел комнату — словно капсула времени из другого мира. Маленькое кресло, обитое розовой тканью. Розовые занавески. Обои в узор из розовых пуделей с бантиками — те скакали, играли, вставали на задние лапки. Он подошёл к платяному шкафу, открыл его и провёл рукой по платьям. На вешалке висел маленький жокейский пиджак. На полу шкафа аккуратно стояли девчачьи туфли, сапожки для верховой езды, балетные пуанты. Он закрыл дверцы, перешёл к комоду и начал открывать ящики — блузки, носки, нижнее бельё. Ящики остались открытыми. Он опустился на колени и заглянул под кровать. Пусто. Встал.

Он указал на туалетный столик:

— Отойди, пожалуйста.

Она колебалась. Он мягко положил руки ей на плечи и осторожно отодвинул в сторону. Она наблюдала, как он открыл ящик. Рядом с ножом и пачкой армейских презервативов («Vulkan Sanex»), аккуратно разложенные на листе газеты, лежали обгоревшие фрагменты двигателя ракеты Фау-2, каждый не больше кулака. Он сразу узнал детали: часть турбинного насоса, охлаждающее сопло камеры сгорания, запорный клапан от бака с алкоголем, ещё несколько элементов.

— И что ты, чёрт возьми, собиралась с этим делать?

— Мне было интересно.

— Да брось! Говори правду!

Она пожала плечами:

— Думала, может, кто-нибудь заплатит.

— Кто? Англичане? Они могут подбирать это хоть каждый день на улицах Лондона.

— А кто сказал, что я говорила про англичан?

— Ты в Сопротивлении, да?

Она отвела взгляд, не ответив.

— Они просят тебя подслушивать офицеров, когда те пьют? Постельные разговоры... И передавать, что услышала?

Из соседней комнаты донеслись учащённые удары изголовья о стену. Женский голос вскрикнул. Всё стихло. Боже, подумал он, во что мы превратились?

Он начал запихивать фрагменты ракеты в карманы.

— Я забираю это. Если тебя с этим поймают — расстрел, без вариантов.

— А тебе-то какое дело?

Он закрыл ящик. Его руки были покрыты копотью, карманы оттопырены.

— Что ты хочешь знать? — резко спросил он. — Я могу рассказать что-то действительно полезное. Например, ракета ненадёжна — сейчас у нас отказ примерно у одной из десяти. Но главная проблема — нехватка жидкого кислорода. Наш главный завод во Франции захвачен. В Германии семь заводов, производят по двести тонн в день — хватает лишь на двадцать пять запусков. Передай своим: если хотят остановить ракеты, пусть не тратят силы на бомбёжку стартовых площадок — пусть бьют по заводам жидкого кислорода и железным дорогам.