Жозеф Кессель - Всадники
– Ты дрожишь. Тебе холодно? Настолько холодно? – спрашивал его Мокки.
Он заметил, что его чапан, в который ночью он укутал Уроза, сполз и накрывал теперь чопендоза только до середины его тела. Но когда он попытался поправить его, Уроз вырвал халат из рук саиса и грубо отбросил в сторону. Сломанная нога обнажилась. От грязной намокшей ткани, покрывавшей место перелома, потянуло неприятным запахом. Джехол понюхал воздух, пошевелил ноздрями, встряхнул головой и, чтобы быть подальше от вони, начал вставать. Рука Мокки ухватила его за гриву и прижала к земле. Жеребец дружелюбно заржал и опять вытянулся, прижав шею к боку Мокки.
«Они оба настроились против меня, – мысленно сказал себе Уроз. – И мой саис, и мой конь».
Лежа у их ног, он смотрел, не мигая, на эту пару. Мокки и Джехол. Мощные… Простые… Созданные друг для друга. Так бы и содрал с обоих живьем кожу!
От такого взгляда Мокки еще глубже запустил руку в гриву коня, еще сильнее прижался к нему.
В углах рта Уроза выступили капельки желтоватой пены. «Мой саис уже считает, что мой конь перешел к нему, – мелькнуло у него в голове. – Что он отныне принадлежит ему… Клянусь Пророком!»
Тут Уроз почувствовал, что дыхание в его груди совсем прекратилось. Он воззвал к Пророку. И Пророк ответил. Эта внезапная и мгновенно промелькнувшая мысль, осветившая его сознание, могла прийти только от Него. И только от Него. И благодаря этой мысли все чудеснейшим образом разрешалось.
Грудь Уроза наполнилась воздухом, а в сознании укрепилась уверенность. Да, с помощью Пророка именно то самое оскорбление, которое было ему нанесено, и давало ему в руки инструмент для самого утонченного и самого великолепного возмездия.
Когда Уроз поднял на саиса глаза, губы его, опаленные жаром и желчью, были уже растянуты в волчьем оскале.
Эта странная улыбка и необычная благожелательность во взгляде Уроза должны были бы напугать Мокки. Но он в своей наивности подумал: «Гнев его прошел… он согласен…» Пальцы саиса в густой гриве Джехола разжались.
– Ты поедешь со мной, – сказал Уроз.
Рука Мокки опять сжалась в кулак. Джехол чувствовал, что это его так гладят, и по его коже на шее пробежала легкая волна удовольствия.
– Но я же тебе объяснил… – прошептал Мокки.
– И я очень хорошо тебя понял, – кивнул Уроз.
Опираясь на седло, он стал постепенно подниматься. Когда спина его приняла вертикальное положение, он медленно произнес:
– Слушай внимательно и понимай теперь ты. Ты отказываешься идти за мной, чтобы не способствовать моей гибели? Это ведь единственная причина? Не так ли?
– Так, так… единственная причина… Аллах да будет мне свидетелем! – воскликнул Мокки.
– Так вот, – еще медленнее продолжал Уроз, – до моей судьбы тебе не должно быть никакого дела. Я освобождаю тебя от всякой заботы на этот счет, и да будет Всевышний моим свидетелем также. Моим несчастьем займусь я сам, слышишь? Я один и больше никто.
Мокки хотел возразить.
– Я еще не закончил, – сказал Уроз. – Поедешь ты со мной или нет, я все равно поеду по той дороге, какую для себя выбрал.
– Один? Один? Не может быть, – закричал Мокки.
Пальцы его дрожали в гриве коня.
– Еще как может, – возразил Уроз. – То, что я говорю, я всегда выполняю, несмотря ни на что. И ты это знаешь.
– Это для тебя верная смерть, – прошептал Мокки.
– Разумеется, – согласился Уроз. – И для меня, и для Джехола.
– Для Джехола!
Услышав этот стон, в котором прозвучало его имя, конь поднял на Мокки свои большие, горделиво сияющие глаза.
– А какой другой конец ожидает его одного, потерявшегося без хозяина в этой каменной пустыне? – спросил Уроз.
– О, нет, – прошептал Мокки. – Аллах не допустит.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Уроз.
– Но как, скажи мне, как?
– А так, что ты будешь с нами, – объяснил Уроз.
И продолжал, говоря быстрее:
– Ты молод, силен и не боишься усталости, ты терпелив и ловок. Благодаря тебе мы достигнем цели.
– Я всего лишь, я всего лишь несчастный слуга, – вскричал Мокки. – А если ты, несмотря на все мои усилия, не вынесешь дороги?
Над холкой Джехола к Урозу тянулось лицо, от страдания сделавшееся почти детским. Уроз понял, что наступил решающий момент. Опустив веки, он замаскировал блеск внутреннего своего желания. Чтобы обмануть наивность, искушение должно принять вид наивности.
– Да, – продолжал Мокки дрогнувшим голосом… – Да, если несчастье все же случится, что тогда? Что?
Уроз развел руками. Между своими разведенными ладонями он как бы давал проход судьбе.
– Тогда Джехол будет твоим, – сказал он.
Мокки выпрямился, тряхнул своим взмокшим лбом и пробормотал:
– Я… как… я… Уроз… я не понимаю.
Уроз широко открыл глаза. Теперь он точно знал, что выражает его взгляд. И повторил с остановкой после каждого слова:
– Тогда – Джехол – будет – твоим.
– Что ты говоришь? Что ты говоришь? – вскричал саис.
Он выдернул руку из гривы коня, как из горящего куста. Джехол подумал, что с ним играют. Он поймал руку Мокки зубами и покрыл ее своими большими нежными губами.
– Вот видишь, – сказал Уроз.
Он почувствовал в груди такую сухость, будто она превратилась в выжженную солнцем пустыню.
– Ну, как? – спросил он.
– Постой, постой, – умолял Мокки.
Голова его шла кругом. Он не смел шевельнуть рукой, удерживаемой Джехолом. Сейчас ему казалось, что в жилах коня и в его собственных жилах течет одна кровь, что они принадлежат одной семье. Но при таком родстве он не забывал своего места – самого скромного. Представить себе такое, чтобы отпрыск легендарных коней, творение великого Турсуна, по воле Уроза мог вдруг стать собственностью нищего саиса Мокки. Лицо его покрылось потом, густым, как слюни Джехола на его руке. Он смотрел по сторонам, не зная, на чем остановить взгляд, и яркие полосы пыли в воздухе цвета солнца, лучи которого пробивались сквозь бесчисленные щели в стенах, усиливали его головокружение. Он крикнул:
– Это же невозможно, Уроз… Это бред… Ты с ума сошел. У тебя просто жар.
– Нет, Мокки, нет, верь мне, – сказал Уроз.
Голос его звучал так искренне, так дружелюбно, что он сам удивился.
– Разве есть на свете какой-нибудь другой человек, который заслуживал бы Джехола так, как заслуживаешь его ты? Кого еще он так любит? Кто будет ухаживать за ним лучше тебя? И если он выберется из этих грозных гор живым с тобой и благодаря тебе, то укажи мне человека, которому я должен его оставить.
– Остановись, остановись! – умолял Мокки.
Он грубо вырвал руку из губ Джехола, отвернулся от него и шепотом продолжал:
– Остановись, Уроз. Ты говоришь, как будто ты уже умер.
Уроз склонил голову и вновь развел в стороны ладони, чтобы шире и легче был путь для прохода судьбы. И, глядя на это исхудалое тело и обескровленное изможденное лицо, Мокки вновь вспомнил о трупе, увиденном в чайхане. А тем временем вставший на ноги Джехол положил голову на плечо саиса. И тут, чтобы заставить Уроза замолчать и лишить себя всякой надежды, Мокки воскликнул:
– Что бы ни случилось, никто и никогда, никогда не поверит, что такой конь принадлежит мне. Меня сочтут обманщиком и вором.
– Ты прав, – согласился Уроз. – Позови горбуна.
Мокки кинулся к входу с криком: «Гулям! Гулям!» Он стремился не столько выполнить волю Уроза, сколько побыть в стороне от него.
Джехол посмотрел вслед саису, пока тот не исчез, потом перевел взгляд на Уроза. Тот протянул руку и погладил морду жеребца. Он на него не сердился. Не сердился он и на Мокки, не сердился ни на кого на свете. Он готовился к самой трудной и самой важной скачке в своей жизни.
– Чем я могу быть тебе полезен, гость мой? – спросил хозяин караван-сарая обычным своим тихим голосом.
– Ты – ничем, – отвечал Уроз. – Но вот скажи мне, есть ли в округе писарь?
– В деревне есть, – сказал Гулям.
– Опытный? – спросил Уроз.
– Всех в округе он устраивает, – ответил, улыбаясь, горбатый юноша.
– Приведи его, – приказал Уроз Мокки. Саис направился было к выходу.
– На Джехоле, – уточнил Уроз.
– Ты… ив самом деле… Думаешь… что лучше… – спросил Мокки, не глядя на коня.
– Ну, конечно, – утвердительно кивнул головой Уроз, – скорее все сделаем, ведь мы спешим.
Мокки стал взнуздывать Джехола. Вобрав голову в плечи, опустив плечи, он двигался очень неловко, как человек, чем-то напуганный. Джехол, которому не терпелось выйти на воздух, подергивался всеми своими мускулами, и они красиво пробегали вдоль всей спины от холки до крупа.
– Я в своей жизни ездил только на ослах, – сказал Гулям. – И мы здесь не знатоки в лошадях. Но такого коня стоило бы иметь просто для того, чтобы видеть, как он живет.
