Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
После недолгой паузы он продолжил:
— Сегодня на сцене нет англичан, но народ и король противостоят друг другу. Независимость это ещё не всё. Есть и священное право народа иметь суверенитет и права и жить свободной жизнью, а не жизнью рабов…
Камаль не был настолько же погружён в политику, как Рияд. Его сомнения не смогли уничтожить её как всё остальное, и потому он поддерживал к ней живой интерес. Сердцем он верил в права народа, хотя ум его и не знал, где же выход. То его ум говорил: «права человека», то «это вопрос выживания, то есть самый сильный, а народные массы это всего лишь стадо». А возможно, говорил даже так: «а как же коммунизм — разве не достоин этот эксперимент исследования?» Сердце же его не избавилось от популистских сантиментов, что сопровождали его с юности, разбавленные воспоминанием о Фахми. Для Рияда политика была основой его интеллектуальной деятельности. Он снова спросил:
— Можем ли мы забыть тот унизительный приём, с которым столкнулся Макрам Убайд на площади Абедин?.. И ещё это преступное отстранение от должности Наххаса — это клевета, оскорбление, плевок в лицо нации!.. Слепая ненависть заставляет некоторых аплодировать этому, увы…
Камаль шутливо заявил:
— Ты злишься на Макрама!
Рияд без колебаний ответил:
— Все копты — вафдисты, потому что это чисто националистская партия. Это не турецкая религиозная партия вроде партии отечества, а народная, которая сделает Египет свободной страной для египтян, несмотря на их различия в национальности и конфессии. И врагам народа это хорошо известно. Вот почему копты подвергались неприкрытым гонениям в эпоху Сидки, и начиная с этого дня им опять придётся это испытать на себе…
Камаль только приветствовал его откровенность, которая свидетельствовала об их дружбе, хотя ему вновь захотелось пошутить:
— Вот ты говоришь о коптах!.. Ты, который верит только в науку и искусство!..
Рияд замолчал. Они дошли до улицы Аль-Азхар, где холод был ещё более свирепым. Затем они прошли своим путём мимо лавки, торгующей пирожками-самбусой, и Камаль пригласил Рияда перекусить. Каждый из них тут же получил по небольшой тарелке и оба отошли в сторону, чтобы поесть. Тут Рияд сказал:
— Я свободомыслящий человек, и в то же время копт. Даже скорее я нерелигиозный человек, который одновременно является коптом. Очень часто я чувствую, что христианство — это моё отечество, а не моя вера. И может быть, если бы я стал анализировать своим умом это чувство, то оказался бы в замешательстве. Но подожди, разве это не трусость — забыть свой народ?.. Только одно помогает мне игнорировать этот спор — обращение к подлинному египетскому национализму, как того хотел Саад Заглул. Ан-Наххас — мусульманин по вере, но он также националист в полном смысле этого слова. По отношению к нему мы чувствуем себя египтянами, а не коптами или мусульманами. Я мог бы жить счастливо и не нарушать безмятежность своих мыслей, но реальная жизнь в то же время это ответственность.
Камаль наслаждался пирожками и думал над его словами, в то время как в груди его полыхал пожар эмоций. Внешность Рияда была истинно египетской, напоминавшей ему портреты фараонов, и наводила на различные размышления. «Позиция Рияда достойна и серьёзна, и её нельзя отрицать. Сам же я страдаю от разделения личности
между тем, что говорит мне сердце, и тем, что говорит ум. И он такой же. Как удаётся меньшинству жить среди большинства, что преследует его? Пригодность различных небесных посланий обычно оценивается согласно тому счастью, что они приносят человечеству, что наглядно проявляется в руке помощи, протянутой тем, кого преследуют». Камаль сказал:
— Извини меня. Я до сих пор в своей жизни не сталкивался с проблемой расизма. С самого начала моя мать воспитала во мне любовь ко всем. Затем я вырос в революционной атмосфере, чистой от шовинистских предрассудков, и потому не знаком с этой проблемой.
Когда они возобновили свой путь, Рияд сказал:
— Надеюсь, что не будет проблем вообще. Мне грустно сообщать тебе, что мы выросли в домах, где полно горестных мрачных воспоминаний. Я не шовинист, но тот, кто пренебрегает правами человека даже в самых отдалённых уголках земли — не обязательно в своём отечестве — тот пренебрегает правами всего человечества…
— Красивые слова. И не удивительно, что истинные гуманистические послания часто появляются в среде меньшинств или среди тех людей, чья совесть обеспокоена проблемами меньшинств. Но всегда имеются и фанатики…
— Всегда и везде. Люди существуют не так давно, а вот животные — давно. Ваши фанатики считают нас проклятыми безбожниками, а наши считают вас безбожными захватчиками, а о себе говорят, что они потомки египетских царей, которые смогли сохранить свою веру, выплачивая мусульманам налог с иноверцев.
Камаль громко расхохотался и сказал:
— Вы говорите одно, а мы другое. Интересно, а суть этих разногласий заключается в религии или в человеческой природе, которая всегда склонна к спору?! И среди мусульман не всегда есть согласие: ты обнаружишь постоянный спор между суннитами и шиитами, как и между арабами Хиджаза и иракцами, или между вафдистами и конституционалистами, студентами-филологами и студентами с факультета естественных наук, болельщиками футбольных клубов «Аль-Ахли» и «Арсенал». Но несмотря на всё это, мы очень огорчаемся, когда в газетах читаем новости о землетрясении в Японии! Послушай. Почему бы тебе не описать это в своём рассказе?
— Проблему коптов и мусульман?…
Рияд Калдас на некоторое время умолк, а затем сказал:
— Я боюсь, что меня неправильно поймут…
Затем, ещё немного помолчав, продолжал:
— И не забывай, что несмотря на всё, сейчас у нас золотой век. Шейх Абдуль Азиз Джавиш в прошлом предлагал мусульманам делать себе обувь из нашей кожи…
— И как мы можем искоренить эту проблему?
— К счастью, она растворилась в общенациональной проблеме. Сегодня проблема коптов — это проблема всего народа. Если угнетают народ, нас тоже угнетают, а если народ освобождается, то и мы вместе с ним…
«Счастье и мир… Это мечта. Моё сердце оживёт только с помощью одной лишь любви. Но когда мой ум найдёт верный путь? Когда же я заявлю тем же тоном, что и мой племянник Абдуль Муним „да, да“? Моя дружба с Риядом научила меня как нужно читать его рассказы. Но как мне поверить в искусство, когда саму философию я нахожу историями, что не годятся для жизни?»
Тут вдруг Рияд спросил его, искоса поглядев на него:
— О чём ты сейчас думаешь?… Скажи мне правду!
Камаль догадался, что стоит за его вопросом, и откровенно ответил:
— Я думал о твоих рассказах!
— Тебя не огорчает моя откровенность?
— Меня? Да простит тебя Аллах…
Рияд виновато засмеялся, а затем спросил:
— А ты читал мой последний рассказ?
— Да, он довольно милый, но мне кажется, что искусство это несерьёзно. Хотя замечу, что неизвестно, что из двух: работа или забава играют более важную роль в жизни человека. Ты образованный специалист в области наук, и возможно, тебе известно о них намного больше, чем всем прочим людям, не учёным, но вся твоя деятельность понапрасну тратится на эти рассказы, и я иногда задаюсь вопросом: «В чём именно наука помогла тебе?»
Рияд Калдас воодушевлённо заявил:
— Я взял из науки и перевёл в плоскость искусства искреннее служение истине, готовность смело противостоять фактам, какими бы горькими они ни были, беспристрастность суждений и всеобщее уважение ко всем живым существам…
«Громкие слова, но какая связь между ними и смешными рассказами?»
Рияд Калдас поглядел на Камаля и прочитал сомнение на его лице, затем громко рассмеялся и сказал:
— Ты плохо думаешь об искусстве. Но я утешаюсь тем, что ничто на этой земле не может спастись от твоих сомнений. Мы всё видим и понимаем своим умом, но живём-то сердцем! Вот ты, например, несмотря на свой скептицизм, любишь, работаешь вместе с другими и более-менее участвуешь в политической жизни своей страны. И за каждой из этих сторон стоит сознательный или неосознанный принцип, не уступающей по своей силе вере. И искусство это выразитель человеческого мира. И помимо этого, некоторые авторы внесли вклад в искусство, участвуя в мировой полемике идей. В их руках искусство превратилось в один из видов борьбы за мировой прогресс. Искусство не может быть несерьёзной деятельностью…
