Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Когда его спокойный путь приблизился к цели — мечети Хусейна — он снял обувь и вошёл внутрь, читая «Аль-Фатиху». Затем он прошёл к минбару, где его уже поджидали Мухаммад Иффат и Ибрахим Аль-Фар. Они прочитали вечернюю молитву вместе, и так же вместе вышли из мечети и направились в Тамбакшийю посетить Али Абдуррахима. Все трое вышли в отставку и сопротивлялись напору болезней, хотя их состояние было лучше, чем у Али Абдуррахима, который был прикован к постели. Господин Ахмад, вздохнув, произнёс:

— Мне кажется, что в скором времени я уже не смогу ходить в мечеть своими ногами, разве что на машине…

— Ты не один такой…

Он снова с тревогой сказал:

— Я очень боюсь, что буду прикован к постели, как Али, и прошу Аллаха почтить меня смертью до того, как меня постигнет полная немочь…

— Да избавит Господь и тебя, и нас от всевозможного зла…

Ахмад как будто испугался этой идеи, и продолжал:

— Ганим Хамиду парализован и прикован к постели уже около года. А Садик Аль-Маварди в течение нескольких месяцев мучился от того же. Да почтит нас Господь наш быстрым концом, когда придёт время.

Мухаммад Иффат засмеялся:

— Если такие чёрные мысли засели в твоей голове, то ты стал как баба. Заяви о единстве Божьем, брат мой!..

Дойдя до дома Али Абдуррахима, они вошли к нему в комнату, однако их друг опередил их, нетерпеливо выпалив:

— Вы опоздали. Да простит вас Господь…

В глазах его светилось недовольство человека, прикованного к постели. Улыбка появлялась на его губах лишь в момент встречи с друзьями. Он сказал:

— Я целый день только и делаю, что слушаю радио. Что бы я делал, если бы его так и не представили в Египте? Мне нравится всё, что я слушаю, даже лекции, которые я почти не понимаю. И вместе с тем, мы ещё не настолько стары, как того требуют от нас подобные мучения. Наши предки в таком возрасте брали себе новых жён!

На Ахмада Абд Аль-Джавада напал дух озорства:

— Есть идея! Что вы думаете о том, чтобы нам снова жениться? Может быть, это вернёт нам молодость и стряхнёт с нас болезни?!

Али Абдуррахим улыбнулся — он избегал смеха, чтобы на него не напал приступ кашля, мучившего его сердце, — и сказал:

— Я заодно с вами! Выберите мне невесту, но скажите ей честно, что жених не может двигаться, и ей придётся делать всё остальное…

Тут заговорил Аль-Фар, как будто вспомнивший нечто важное:

— Ахмад Абд Аль-Джавад быстрее тебя сможет увидеть своего правнука. Да продлит Господь наш его жизнь!..

— Наши поздравления с грядущим прибавлением в семействе, сын Абд Аль-Джавада!..

Но господин Ахмад, нахмурившись, сказал:

— Наима и впрямь беременна, но я не уверен. Я до сих пор помню, что говорили о её сердце в день, когда она появилась на свет, хотя и пытался забыть это, но напрасно…

— Какой же ты сухарь!.. С каких это пор ты веришь в пророчества врачей?…

Ахмад засмеялся и произнёс:

— С тех пор, как не могу заснуть до самого рассвета, едва отведаю лакомый кусочек, что они запретили мне…

Али Абдуррахим спросил:

— А как же милосердие Господа нашего?!..

— Хвала Аллаху, Господу миров.

Затем он пояснил:

— Я не игнорирую Божье милосердие, но один страх порождает другой. На самом деле, Али, не столько Наима беспокоит меня, сколько Аиша. За Аишу, за эту несчастную болит моё сердце в этой жизни. Если я уйду, то покину её одну-одинёшеньку в этом мире…

Ибрахим Аль-Фар сказал:

— Но ведь существует наш Господь, и Он лучший попечитель…

Ненадолго воцарилось молчание, пока голос Али Абдуррахима не прервал его:

— После тебя придёт и мой черёд увидеть своего правнука…

Господин Ахмад засмеялся и сказал:

— Да простит Аллах дочерей. Они старят своих родителей раньше времени.

Мухаммад Иффат воскликнул:

— Старик! Признайся лучше, что ты постарел и хватит уже упрямиться.

— Не повышай голоса из страха, что моё сердце услышит тебя и станет капризничать. Оно стало совсем как избалованный ребёнок…

Покачав с сожалением головой, Ибрахим Аль-Фар заметил:

— Ну и год! Каким суровым он был для нас: ни один из нас не остался цел и невредим, как будто нам всем была назначена встреча с болезнями!..

— Как в песне Абдель Ваххаба: «Давайте жить вместе и умрём тоже вместе»…

Они в унисон засмеялись, и тут Али Абдуррахим поменял тон и на этот раз серьёзно сказал:

— Разве это правильно? Я имею в виду поступок Нукраши…

Лицо Ахмада Абд Аль-Джавада нахмурилось:

— Как же мы надеялись, что всё вновь вернётся на круги своя. Да простит меня Аллах Всемогущий…

— Братья старались всю жизнь, потеряв её напрасно!..

— В наши дни любой прекрасный поступок напрасен…

Ахмад Абд Аль-Джавад снова сказал:

— Ничто меня так не огорчает, как уход из «Вафда» Нукраши. Не следовало доводить спор до такой степени…

— Интересно, какой конец ожидает Нукраши?

— Неизбежный конец. Где сейчас Аль-Басил и Аш-Шамси?.. Этот борец предрешил свою судьбу и увлёк за собой на дно заодно и Ахмада Махира.

Тут Мухаммад Иффат нервно сказал:

— Ну хватит уже этих разговоров. Я вот-вот совсем откажусь от политики!

Внезапно Аль-Фару пришла в голову идея. Улыбнувшись, он произнёс:

— А что, если бы мы были вынуждены — не приведи, конечно, Аллах! — быть прикованными к постели, как и господин Али, то как бы мы тогда смогли встречаться и беседовать друг с другом?

Мухаммад Иффат еле внятно произнёс:

— Это дело Господа, а не твоё…

Ахмад Абд Аль-Джавад рассмеялся:

— Если бы случилась такая беда, то мы бы переговаривались между собой по радио, как говорит папа Сухам в детской передаче!

Они все дружно засмеялись, и в этот момент Мухаммад Иффат вытащил часы и поглядел на них. Али Абдуррахим, заметив это, взволнованно сказал:

— Вы останетесь со мной, пока не придёт врач, и выслушаете, что он скажет. Да будет проклят отец его и дни его заодно…

23

Аль-Гурийя закрыла свои двери. Прохожих было мало и мороз крепчал. На дворе была середина декабря, и зима в этом году поспешила. Камалю больше не составляло труда завлечь Рияда Калдаса в квартал Хусейна. Молодой человек был незнаком с этим кварталом, но ему понравилось бродить по его уголкам и сидеть в кофейнях.

С момента их знакомства в редакции журнала «Аль-Фикр» прошло уже полтора года, и не было недели, чтобы они не виделись раз или два, в отличие от школьных каникул, когда они собирались чуть ли не каждый вечер то в редакции «Аль-Фикр», то в доме Камаля на Байн аль-Касрайн, то в доме Рияда на Маншиат аль-Бакри, то в кофейне Имад Ад-Дина, то в просторной кофейне Аль-Хусейна, куда Камаль стал захаживать после того, как исторической кофейне Ахмада Абдо ломы и кирки положили конец, навсегда стерев её с лица земли.

Они были довольны своей дружбой, и Камаль даже как-то однажды сказал себе: «Много лет мне не хватало Хусейна Шаддада, и место его пустовало, пока не появился Рияд Калдас и не занял его». В присутствии друга его дух просыпался и наружу прорывался поток чувств, достигавший состояния опьянения от взаимного интеллектуального обмена, несмотря на то, что они не были одной личностью, и казалось, дополняли друг друга. В тишине их дружба оставалась взаимной, без всяких упоминаний о ней. Ни один из них не говорил другому: «Ты — мой друг», или «Я не представляю себе жизни без тебя». Но факт оставался фактом.

Холодная погода не остудила их желания продолжать свой путь: они решили дойти пешком до кофейни Имад Ад-Дина. В тот вечер Рияд Калдас был недоволен, и в сильном возбуждении сказал:

— Конституционный кризис закончился поражением народа. И устранение Ан-Наххаса есть ни что иное, как поражение народа в его исторической борьбе с дворцом…

Камаль с сожалением произнёс:

— Теперь ясно, что Фарук такой же, как и его отец…

— Не один только Фарук несёт ответственность. Всё подстроили также традиционные враги народа. Тут чувствуется рука Али Махира и Мухаммада Махмуда. Плачевно и то, что к числу народных врагов прибавились два сына нации — Махир и Нукраши. Если бы наша родина избавилась от предателей, у короля не нашлось бы никого, кто мог бы попирать права народа…