Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Хилми Иззат громко засмеялся и сказал:

— А мнение твоего отца чем-то отличается?

— Мой отец ненавидит англичан, и с него довольно и этого.

— Он ненавидит их от всего сердца?

— Нет ничего, что бы мой отец ненавидел или любил от всего сердца!

— Тогда я спрошу тебя о том, каково твоё мнение. Ты уверен?

— Почему нет? До каких пор эта ситуация так и будет оставаться в подвешенном состоянии? Пятьдесят четыре года оккупации, ох! Не один я такой несчастный!

Хилми Иззат отпил последний глоток чая из своего стакана и с улыбкой сказал:

— Мне кажется, что ты говорил со мной с тем же пылом, когда он посмотрел на тебя!

— Кто?

На губах Хилми Иззата показалась странная улыбка:

— Всякий раз, как на тебя находит воодушевление, твоё лицо краснеет и становится ещё красивее. Я видел тебя в один из таких счастливых моментов, когда ты разговаривал со мной в тот день, когда делегация студентов направилась в дом наций, призывая к единству и коалиции. Ты разве не помнишь тот день?

Ридван спросил его с интересом, который не пытался скрыть:

— Да. Но кто это?

— Абдуррахим-паша Иса!

Ридван ненадолго задумался, затем пробормотал:

— Я однажды видел его издалека…

— А вот он видел тебя тогда впервые.

На лице Ридвана появился вопросительный взгляд. Хилми продолжил:

— И когда он встретился со мной после твоего ухода, то спросил о тебе и попросил привести тебя к нему при первой же возможности!

Ридван улыбнулся и сказал:

— Ну выкладывай уже всё, что у тебя есть.

— Похлопав друга по плечу, Хилми сказал:

— Он позвал меня и со своей привычной живостью — кстати, он действительно очень живой и подвижный — спросил: «Что это за красавец разговаривал с тобой?» И я ответил ему, что это мой однокурсник с юридического факультета, а также старинный приятель, его зовут так-то и так-то. И он с интересом спросил меня также: «И когда ты представишь его мне?» Я, в свою очередь, спросил его, прикинувшись, что не понимаю, что он имеет в виду: «А зачем, господин паша?» И он разразился гневными речами — иногда живость доводит его до такого состояния — «Чтобы преподать ему урок по религии, конечно, сукин ты сын!» И я засмеялся в свою очередь, пока он не прикрыл мой рот своей рукой…

На миг наступила пауза, когда они могли слышать, как снаружи завывает ветер. Донёсся звук ударившейся о стену створки окна. Затем Ридван спросил:

— Я много о нём слышал. Он и впрямь такой, как о нём говорят?

— И даже более того…

— Но он же старик!

Лицо Хилми Иззата беззвучно смеялось:

— Это совсем не важно. Он высокопоставленный человек, изысканный, обладающий влиянием. Вероятно, в старости он даже более полезен, чем если бы был молод…

Ридван вновь улыбнулся и спросил:

— Где его дом?

— У него тихая вилла в Хелуане.

— А, и она переполнена просителями из всех классов общества?

— Мы будем только его учениками. Почему бы нет?! Он один из старейшин политиков а мы — из молодых!

Ридван задал осторожный вопрос:

— А его жена и дети?

— Какой же ты незнайка. Он холостяк, так и не женился и не любит подобных вещей. Был единственным ребёнком в семье, и живёт один со слугами, словно отрезанный ломоть. Если ты с ним познакомишься, то никогда не забудешь…

Они обменялись долгим заговорщицким взглядом с улыбкой, пока наконец Хилми Иззат не спросил с некоторым беспокойством:

— Спроси меня, пожалуйста, когда мы пойдём навестить его?

Ридван, глядя на осадок чая в чашке, переспросил:

— Когда мы пойдём навестить его?

9

Дом Абдуррахима-паши Исы на углу улицы Ан-Наджат в Хелуане казался образцом простоты и изящества. Одноэтажная вилла, окружённая садом с цветами, возвышалась на три метра над землёй и начиналась с салона, предназначенного исключительно для мужчин. Сам дом, улица и весь окружающий её район был погружён в умиротворяющую тишину. На скамье около ворот сидели водитель и привратник-нубиец с тонкими чертами лица и стройным телосложением. Водитель машины был молодым человеком с румяными щеками. Хилми Иззат зашептал на ухо Ридвану, глядя на мужской салон:

— Паша сдержал своё обещание: кроме нас, у него сегодня нет посетителей!

И привратник, и водитель знали Хилми Иззата, и вежливо встали поприветствовать его. Когда он пошутил с ними, они безудержно смеялись. Погода стояла морозная, несмотря на сухой воздух. Они прошли в фойе салона, который был образцом роскоши. В центре на стене висел портрет Саада Заглула в церемониальном костюме. Хилми Иззат повернулся к длинному зеркалу, что тянулось до самого потолка в центре стены справа. Он бросил на себя долгий изучающий взгляд, и Ридван поспешил сделать то же самое, и изучить свою внешность с не меньшим вниманием. Наконец Хилми с улыбкой сказал:

— Две луны в костюмах и фесках. Пусть призовут благословение на Пророка все, кому мила его красота!

Они сели рядом на позолоченный диван с мягкой синей спинкой. Прошло несколько минут, прежде чем до них донёсся звук шагов из-за портьеры, что висела в большом дверном проёме под портретом Саада Заглула. Голова Ридвана повернулась в ту сторону, а сердце замерло от любопытства. Перед ними не замедлил появиться человек в элегантном чёрном костюме, от которого исходил свежий аромат одеколона. Он был очень смуглым, с гладко выбритым лицом, стройным и высоким, с тонкими чертами лица, на которые возраст наложил свой отпечаток, и маленькими блёклыми глазами. Феска его съехала вперёд так, что почти касалась бровей. Он не спеша, степенно приблизился к ним последовательными медленными шагами. Своим видом он внушал юноше уверенность и значимость. Он молчал, стоя перед двумя молодыми людьми, что поднялись приветствовать его. Затем принялся рассматривать их проницательным взглядом, долго остановившимся на Ридване, так что веки того начали подёргиваться, и вдруг улыбнулся. По его старому лицу разлилось выражение привлекательного дружелюбия, которое сблизило его с ними, как будто их и вовсе ничто не отделяло.

Хилми протянул ему свою руку, и тот взял её и задержал в своей руке, затем вытянул губы и застыл в ожидании. Хилми понял его намерение и быстро подставил ему щёку, и тот поцеловал его. Затем он поглядел в сторону Ридвана и мягко сказал:

— Не обижайся, сынок. У меня заведено подобное приветствие…

Ридван смущённо подал ему руку. Паша взял её и засмеялся:

— А щёку?

Ридван покраснел, а Хилми, указав на себя, воскликнул:

— Ваше превосходительство, об этом следует вести переговоры с его опекуном!

Абдуррахим паша засмеялся и довольствовался тем, что пожал руку Ридвана. Затем он предложил им сесть, а сам сел в большое кресло рядом с ними, и улыбаясь, сказал:

— Да будет проклят этот твой опекун, Ридван. Не так ли тебя зовут?.. Добро пожаловать. Я вижу, ты дружишь с этим озорным мальчишкой. Мне понравились твои манеры, и потому я захотел встретиться с тобой, и ты не поскупился доставить мне такое удовольствие…

— Я счастлив, что имею честь познакомиться с вами, Ваше Превосходительство.

Покрутив крупное золотое кольцо на пальце левой руки, тот сказал:

— Да простит меня Аллах, сынок. Но только не употребляй все эти громкие выражения и пышные титулы. Мне совсем не нравятся подобные вещи. То, что на самом деле важно для меня — это приветливый дух, чистая душа и искренность. А что до всех этих фраз: ваше превосходительство, паша, бек, то ведь все мы дети Адама и Евы. Я и правда восхищён твоими манерами и хотел пригласить тебя в свой дом. Итак, добро пожаловать. Ты ведь коллега Хилми по юридическому факультету, не так ли?

— Да, эфенди. Мы учились вместе ещё со времён начальной школы «Халиль-ага»…

Мужчина вскинул седые брови и восхищённо произнёс:

— Друзья детства!.. — затем он кивнул головой… — Отлично… Отлично… Ты, возможно, как и он, родом из квартала Хусейна?

— Да, мой господин. Я родился в доме деда, господина Мухаммада Иффата в Гамалийе, а сегодня живу у отца в Каср аш-Шаук…