Золото Кёльна - Шир Петра

— Видимо, из одной закрывшейся ткацкой мастерской. Владелец пытался перевезти ее в другой город. Мало кому известно, что у него не оставалось другого выбора, кроме как покинуть Кельн. Он не смог вернуть долг Голатти, и тот забрал себе все его движимое и недвижимое имущество. Тем самым он лишил беднягу и его семью средств к существованию.

Значит, у ткача был мотив для мести? — Винценц внимательно посмотрел на Эльзбет. — Как его имя?

— Ткача зовут Хиннрих, его жену — Магда. У них три сына и две дочери. Они всей семьей переехали в Бонн, но Хиннриха видели в городских стенах Кельна на прошлой неделе.

— В городских или в этих стенах? — уточнил ван Клеве, сурово глядя прямо в голубые глаза Эльзбет.

Он пришел сюда не как клиент. Бедняги вроде него плодят лишь те долги, которые в принципе не в состоянии погасить. По крайней мере, подавляющее их большинство. Он хотел заложить мне старшую дочь.

— И выручить за нее деньги? Вот ублюдок! — скрипнул зубами Винценц.

— Именно так я ему и сказала. Человек может оказаться в сколь угодно отчаянном положении, но отправить собственную дочь работать в бордель — за это он будет проклят на веки вечные. Блудница должна заниматься своим ремеслом по собственной воле, этого требуют от нас закон и честь. Да, хоть в этом многие усомнятся, у нас, падших женщин, тоже есть свой кодекс чести. Я искренне надеюсь, что сумела его отговорить.

— Значит, ткач… Кто еще?

— Список длинный.

— А ты говори покороче.

— Вы так жаждете погрузиться в ванну? — хихикнула Эльзбет. — «Ладно, я вас прекрасно понимаю. Наверное, это ужасно раздражает, когда приходится заключать союз с вдовой главного соперника. Даже такой опытный человек, как вы, может забыться… или потерять голову.

— Я не заключал с ней союз, — насупился ван Клеве. — Ближе к теме.

— Извините, я не хотела вас задеть. Похоже, вам не по нраву госпожа Алейдис. Какая жалость. Она ведь, в сущности, еще дитя, быть может, чуточку непоседливое, но дитя.

— Что, и о нас с ней уже тоже судачат?

Засмеявшись, Эльзбет поднялась, подошла к столу и налила себе вина.

— А вы как думали? Первые слухи поползли сразу же после того, как стало известно, что именно вы взялись за расследование убийства. Публика обожает подобные истории. Две враждующие семьи…

— Ну, заклятыми врагами мы не были.

— Но были близки к этому, не так ли? Итак, как я уже сказала, есть две семьи, которые, мягко говоря, недолюбливают друг друга. Здесь нелюбимый сын., там молодая красивая вдовушка. Трубадуры уже сочинили о вас первые баллады.

Она весело фыркнула в оловянный кубок.

Ван Клеве метнул в нее яростный взгляд, но тот словно отскочил от нее, не достигнув цели.

— Я вам пересказала самые распространенные слухи. К ним еще можно присовокупить разного рода теории заговора, и таких немало. Например, поговаривают, что убийцу следует искать не среди должников Голатти, а в его собственной семье.

— Он не очень ладил с младшим братом Андреа.

Эльзбет чокнулась с ван Клеве.

— Да, это имя называют в числе первых. Но подозревают и семью первой жены Голатти, которая, возможно, не смогла смириться с его новым браком. То, что он лишил наследства своего брата, было неожиданностью, наверное, только для самого Андреа. Не исключено, что кто-то из родичей Гризельды, да упокоит Господь ее душу, рассчитывал получить часть наследства, но с появлением молодой супруги лишился этой надежды.

— Если это так, разве не логичнее было бы этому человеку убить Алейдис, а не Николаи?

— Как знать, возможно, все еще впереди, — пожала плечами Эльзбет, поставив кубок на стол. — Раз уж мы затронули Бонн, там есть еще одна семья, которая могла желать отмстить.

— И кто же это? — удивленно уставился на хозяйку борделя ван Клеве. Они были знакомы не первый год. Он частенько прибегал к ее услугам. Но его всегда изумляло, насколько хорошо она осведомлена обо всем, что творится внутри городских стен, а иногда и за их пределами.

— Ну, это старая история.

— Вот как?

Она снова хихикнула.

— Да, говорят, что Николаи Голатти однажды приказал предать смерти своего зятя Якоба де Пьяченцу за то, что тот плохо обращался с бедняжкой Катрейн. И, как вы, наверное, знаете, убийца так и не был найден.

— И семья Якоба считает убийцей Голатти?

— Так ли оно на самом деле, я не могу знать, господин ван Клеве. Я лишь пересказываю слухи и истории, основанные на слухах. Но подумайте сами, ведь это же возможно, да?

— Якоб де Пьяченца уже много лет гниет в могиле.

— Ну, не так уж и много.

— Пять или шесть, если быть точным. Слишком долго мстители ждали подходящего случая.

— Ну вы же сами говорили, что тело де Пьяченцы было намеренно изувечено так, чтобы все смахивало на случайное нападение грабителей. Семье потребовалось время, чтобы разобраться, что к чему, разработать план и найти возможность воплотить его в жизнь.

Занавеска, скрывавшая проход к лестнице, зашевелилась, и Эльзбет подняла голову.

— Да, Энне, в чем дело?

Пожилая тощая служанка с увядшим лицом и седыми растрепанными волосами под простым коричневым платком приблизилась к ним.

— Гизель просила передать, что ванна для господина полномочного судьи готова.

— А, ну, думаю, на этом наш разговор закончен. — Эльзбет снова поднялась с места. — Запри входную дверь, Энне, и скажи Геро, чтобы он присмотрел за ребятами наверху. Пусть выйдут через черный ход, когда закончат. А я пойду к себе. Полагаю, вы не будете возражать, если потом выйдете через черный ход во двор? — обратилась она к Винценцу.

— Вовсе нет, Эльзбет.

— Хорошо. Толстуха Трин откроет вам, если будет слишком поздно или, — она озорно подмигнула, — слишком рано. Она спит в нише прямо у черного хода. Если не проснется сразу, ущипните ее как следует. Вечно она дрыхнет как убитая. Нас это забавляло еще в те времена, когда мы с ней работали на матушку Берту.

— А Энне разве не была когда-то шлюхой?

Он указал глазами на тощую служанку.

— Была, конечно. Кстати, Геро ее сын. Отец, само собой, неизвестен, — пожала плечами хозяйка. — Они с Трин никогда не были особенно добры ко мне, но я не смогла заставить себя выкинуть их на улицу. Я хочу сказать, вы только посмотрите на Энне или даже на толстуху Трин. Кому они нужны, старые и уродливые? Хочу ли я брать грех на душу и толкать их в сточную канаву, где они, вне всякого сомнения, очень скоро отдадут Богу душу? Нет, не хочу и не буду этого делать. Они вполне сгодятся мне как служанки. А когда они однажды преставятся, я заплачу могильщику, чтобы он похоронил их в безымянной могиле у церковной ограды. Мы вместе пережили много взлетов и падений. Проявили бы они ко мне такое же великодушие, если бы жизнь сложилась иначе, я не знаю. Я никогда не исхожу из того, как поступили бы другие люди. Лишь из того, чего ждет от нас Всевышний.

— Любви к ближнему, — улыбнулся Винценц.

— Вы можете получить от Гизель все, что вам причитается. Я ухожу, господин ван Клеве, и желаю вам приятных водных процедур. Передайте Гизель, что я ей немного завидую.

— С чего бы это?

— Одержим чистотой и собственной внешностью, но не тщеславен. К тому же еще обладает чертовски красивым телом. Вы, господин ван Клеве, относитесь к тому редкому типу мужчин, от которых мамаши предостерегают своих дочерей и которые даже нас, женщин с опытом, повергают в восторг.

— Что за чепуха? — пробормотал ван Клеве, пытаясь скрыть, что похвала ему приятна.

— Ну, если вы сами не знаете, что производите на женщин такой эффект, тем лучше. Это делает вас еще более желанным.

Эльзбет исчезла за занавеской, и скоро послышались ее шаги на лестнице, ведущей на второй этаж. А. Винценц в сопровождении Геро, который возник словно из ниоткуда и, не вымолвив ни единого слова. Жестом пригласил следовать за ним, отправился в купальню. Из головы у него не шла похвала Эльзбет. Очевидно, она еще не забыла, как, прибегнув к правильным словам, дать клиенту почувствовать себя на седьмом небе от счастья. Поговаривали, что она уже какое-то время состоит в тайной связи с палачом, в чьем ведении находились все бордели города. Хотя Эльзбет не относилась к тем женщинам, которые привлекали Винценца, он был польщен. Он подумал, что она, видать, решила подразнить его и слегка переключить его мысли на те услуги, за которые он уже уплатил. Те самые, которые оказывала ему Гизель, всегда к его полному удовольствию.