Золото Кёльна - Шир Петра

Алейдис вскочила на ноги и со страхом уставилась на подругу.

— Так это Николаи убил твоего мужа?

— Это всего лишь мои подозрения.

— Но ты не уверена?

Катрейн помолчала и выдавила из себя улыбку.

— Он никогда не признавался, если ты об этом. Алейдис бессильно рухнула в кресло.

Николаи — убийца. Она не могла в это поверить, хотя была способна понять мотивы. Но сама мысль приводила ее в ужас: убийству не может быть оправдания, только вечные муки в самом жарком пламени ада.

— Давай не будем больше об этом говорить, — попросила Катрейн, выдержав небольшую паузу, и снова села. — Воспоминания о том времени причиняют мне слишком сильную боль, и нет смысла будить их снова и снова. Я решила оставить прошлое позади и смотреть в будущее.

Алейдис некоторое время сидела молча. Она размышляла.

— Я вот тут думаю, действительно ли ты оказала мне такую уж хорошую услугу, убедив Николаи изменить завещание, — наконец нарушила молчание она.

— Да, я в этом уверена, — горячо закивала Катрейн. — Вот увидишь, все встанет на свои места. Кому еще по силам такая задача? Ты очень умна и с честью продолжишь дело, которому отец посвятил всю жизнь.

Алейдис скрестила руки на коленях.

— Ты слишком уверена в моих способностях, Катрейн. Но вспомни о том, какими средствами Николаи добился влияния и состояния. Никогда, никогда в жизни я не смогла бы поступить так же с ближними.

— Дорогая, тебя об этом никто не просит. — Катрейн взглянула на нее с укоризной. — Если ты берешь в свои руки дело отца, веди его по-своему. Хотя, как мне кажется, его влияние в Городском совете может быть весьма полезным. А этого влияния он совершенно точно добился не только благодаря козням и подкупам. Я не могу себе этого представить. Опять же, он ссужал деньги на законных основаниях. Такие сделки всегда выгодны обеим сторонам, и, если постараться, они могут-превратить тебя в одну из самых влиятельных женщин в Кельне.

— Дорогая моя, о чем ты только думаешь! — Алейдис была потрясена, увидев лихорадочный блеск в глазах подруги. — Ты, кажется, более амбициозна, чем я могла себе вообразить;

— О нет! — Катрейн энергично взмахнула рукой. — Сейчас тебе так кажется только потому, что ты все еще скорбишь и не успела все обдумать. Но я размышляю об этом уже какое-то время, поэтому и поговорила с отцом.

Она на мгновение замолкла, но потом расправила плечи и сменила тему.

— Итак, допустим, вы расспросите всех его тайных должников. Что еще вы планируете предпринять, чтобы найти убийцу?

Обрадованная тем, что разговор вернулся к материям, которые казались ей логичными и осязаемыми, Алейдис на мгновение призадумалась.

— Не знаю, что уже сделал господин ван Клеве. Предполагаю, что он пришлет шеффена допросить слуг и членов семьи.

— Разве не стоило сделать это гораздо раньше?

— До поры до времени господин ван Клеве не давал моей жалобе хода. — Пожав плечами, Алейдис потянулась к документу, который изучала ранее. — Если бы я не настояла перед Советом, чтобы этому вопросу уделили особое внимание, никто бы пальцем о палец не ударил. Без свидетелей или доказательств мало что можно сделать. Боюсь, что это промедление дало возможность убийце замести следы, если таковые имелись.

— Значит, допросят слуг и, вероятно, меня тоже?

— Рано или поздно это произойдет.

— И моих девочек? Тогда пообещай, что ты будешь присутствовать при этом. Я не хочу, чтобы их напугали. — Катрейн взволнованно закусила нижнюю губу. — Я бы и сама побыла с ними, но, боюсь, со своим заячьим нравом вряд ли буду для них большой поддержкой.

— Не наговаривай на себя, Катрейн. Ты добрее, чем думаешь, особенно если дело касается твоих детей.

Алейдис улыбнулась подруге, а та слегка зарделась от похвалы.

— Мне приятно это слышать. Допустим, мне хватит храбрости. Но ты не только смелая, ты еще и умеешь разговаривать с людьми. Я хотела сказать, с мужчинами.

— Да, заодно и попрактикуюсь. В будущем мне это умение пригодится, — помрачнев, добавила Алейдис.

— Ты имеешь в виду, когда будешь вести дела отца самостоятельно?

— Похоже, тебя это очень волнует.

— Больше, чем что бы то ни было.

— Ну, пока что мне нужна практика, чтобы научиться держать себя в руках, когда я общаюсь с этим подозрительным судьей.

— Ты назвала его подозрительным? — удивилась Катрейн. — С чего ты так решила? Я не говорю о том, что со стороны Совета было не самым удачным решением назначить его ответственным за расследование. Но мне показалось, что ты ему доверяешь. Разве нет?

— Нет, не доверяю… Или доверяю. Я не знаю. Но сам он не из доверчивых.

— Ты боишься, что он может использовать смерть отца в своих целях?

— Он утверждает, что не сделает этого. Это было бы бесчестно.

— Если ты не доверяешь ему, ты должна попросить Совет назначить другого судью.

— Я уже пыталась это сделать, но тщетно.

— Тогда попробуй еще раз.

Алейдис нравился румянец, проступивший на щеках Катрейн. Стремление изменить ситуацию к лучшему явно пошло подруге на пользу.

— Нет, я оставлю все как есть, по крайней мере пока. Потому что, если он действительно что-то замышляет против меня или моей семьи, будет лучше, если я буду за ним приглядывать. Но я смогу сделать это, только если буду работать с ним и тем самым заставлю его обсуждать ход расследования со мной.

Катрейн кивнула и торжествующе улыбнулась.

— Вот видишь, отец рассуждал бы точно так же. Ты достойна его наследства, Алейдис. И знаешь, что самое главное?

— Что?

Улыбка Катрейн стала еще шире.

— Люди не способны распознать твой острый ум с первого взгляда. Это усыпляет их бдительность ложным чувством безопасности. Особенно мужчины, у которых вообще отказывает рассудительность, когда они видят перед собой смазливое личико. По крайней мере, подавляющее их большинство. Это может быть большим преимуществом.

Алейдис скептически свела брови.

— До сих пор я считала это скорее недостатком.

— А ты поразмысли хорошенько. — Катрейн снова протянула руку и накрыла ей кисть Алейдис. — Тогда ты увидишь то же, что и я.

Она потянулась к одной из бумаг, лежавших на столе.

— Давай вместе просмотрим эти бумаги. Может быть, раскопаем что-то важное.

Глава 8

— Добрый вечер, господин ван Клеве; Вы сегодня поздний гость, но от этого не менее желанный.

Эльзбет, хозяйка дома терпимости «У прекрасной дамы», отошла в сторону, впуская Винценца. Это была симпатичная женщина лет сорока со светло-каштановыми волосами под маленьким рогатым энненом [11]. Ее платье было простого коричневого цвета, но с глубоким вырезом; украшенным цветочной вышивкой. Когда-то и она сама была желанной красавицей, но уже двенадцать или тринадцать лет, как перестала принимать клиентов. Когда мамаша Берта, прежняя хозяйка, умерла от болезни, Эльзбет заняла ее место и превратила бордель в одно из лучших заведений подобного рода. Поэтому Винценц время от времени наведывался именно сюда. Его не прельщали грязные притоны, каковыми были большинство борделей в Берлихе. Эльзбет следила, чтобы девушки приходили на работу чистыми и здоровыми. Те же правила распространялись и на клиентов. Тех, кому вход был заказан по этой причине или в силу низкого происхождения, еще у ворот разворачивали крепкие парни, применяя при необходимости кулаки и дубинки.

— Добрый вечер, Эльзбет.

Винценц проследовал за ней по узкому коридору в просторное помещение, в котором распространялось приятное тепло от нескольких тлеющих жаровен. По стенам тянулись скамьи с мягкими сиденьями, а посередине зала — столы, которые также были обставлены скамьями с подушками. Один из столов, тот, что располагался у самого прохода, был заставлен всякой снедью и выпивкой. Были здесь блюда с хлебом, бужениной и различными соусами, овощные пироги и кувшины с пивом и вином, чтобы гости могли подкрепиться и утолить жажду, — разумеется, за отдельную плату. За серой занавеской скрывалась лестница, которая вела в номера с девочками. Слева от лестницы был еще один коридор — на кухню. Пройдя через кухню, можно было попасть в купальню, которую пристроили пару лет назад. Туда-то и стремился Винценц. После изнуряющих уроков, которые он давал ученикам, он жаждал расслабляющей ванны, умелых рук банщицы и, возможно, услуг иного рода.