Золото Кёльна - Шир Петра

— Он берет тебя с собой?

Катрейн оторвала глаза от книги, в ее взгляде читалось удивление.

— Ну, я настояла.

— Какая ты все-таки смелая. Я не думаю, что осмелилась бы встретиться с кем-то, кого отец мог бы, ну…

— Запугивать или шантажировать? — закончила за нее Алейдис. Ты права, мне это тоже не по душе. Но Николаи сделал меня наследницей своего дела. Всего дела, поэтому он должен был понимать, что я рано или поздно узнаю о его подпольном королевстве. Мне придется с этим смириться. Возможно, я могу что-то исправить и здесь, и там. Но в любом случае я хочу знать, не причинил ли кому-нибудь Николаи настолько большое зло, что тот почувствовал себя вынужденным жестоко отомстить ему.

— Как я уже сказала, если я могу быть чем-то полезной… Не знаю чем, но вдруг… Ты только скажи.

Не спрашивая, Катрейн взяла со стола другую книгу и принялась листать. Это была последняя из трех книг Совета, как окрестила их Алейдис. Когда Катрейн дошла до последней записи, ее подбородок дрогнул, и она задумчиво подняла голову.

Тут кое-какие записи не завершены. Ты видела? Отец специально их отметил. В основном те которые относятся к распределению голосов в цехах. Даже в цехе «Железный рынок», в котором он состоял. Ты ведь унаследовала его место в цехе как его вдова?

— Полагаю, что так.

— Если хочешь вести дела в его меняльной конторе, тебе нужно получить цеховую лицензию. Она дает право использовать его печать.

Алейдис бросила удивленный взгляд на подругу.

— Я этого не знала.

— Уверена, печать тебе скоро доставят. Думаю, тебе стоит этим заняться.

— Ты имеешь в виду, вести дела в меняльной конторе?

— Ну конечно, — закивала Катрейн. — Отец, вне всяких сомнений, желал бы, чтобы все было именно так. Иначе зачем он оставил тебе контору в придачу к состоянию?

— Честно говоря, я до сих пор не могу взять в толк, зачем он это сделал.

Алейдис растерянно провела кончиками пальцев по стопке векселей, которые ей еще предстояло просмотреть.

— То, что он хотел обо мне позаботиться, — это одно, но завещать мне всё? В конце концов, есть же еще и ты. Разве он не должен был дать тебе гораздо больше?

— Зачем? — покачала головой Катрейн. — Я счастлива в бегинаже, и мне его богатства там ни к чему. Суммы, которую он нам с детьми отписал, хватит, чтобы мы ни в чем не знали нужды по меньшей мере лет десять. Этого более чем достаточно, ты не находишь? И он оставил мне процентную ренту, которую я могу либо израсходовать, либо использовать в качестве приданого, если захочу снова выйти замуж. — Она на мгновение замешкалась. — Чего, впрочем, не будет никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Пусть, так, но полномочный судья считает, что можно было найти другие способы продолжить дело, кроме как оставить его вдове.

— Так могут рассуждать только мужчины, тебе не кажется?

С улыбкой, в которой читалось то ли смущение, то ли гордость, Катрейн снова наклонилась вперед и положила руку на руку Алейдис.

— Это я попросила отца.

— Попросила о чем? — округлила глаза Алейдис.

— Сделать тебя главной наследницей по завещанию. Мы говорили об этом несколько недель назад.

Алейдис так удивилась, что даже откинулась на спинку кресла.

— Но почему ты так поступила?

— Сначала отец и слышать об этом не хотел, ведь есть я, девочки, Андреа и… Но я знала, что он никогда не доверит брату все свое состояние, а я вообще ничего не могу с ним сделать. Я просто хочу жить тихой, уединенной жизнью и никогда не… — Катрейн закашлялась. — Никогда не иметь дел с мужчинами. С меня хватит этого раз и навсегда. Знаешь ли ты, что я, когда мне приходится выходить из дома, всегда беру с собой большой нож? Это просто ужасно. Я не чувствую себя без него в безопасности. Но ты, Алейдис, ты способная, умная женщина. Отец был о тебе самого высокого мнения, ты знаешь это. Поэтому… поэтому я рада, что смогла убедить его. И ты тоже должна быть рада. Если ты все сделаешь правильно, то добьешься большой власти и влияния.

— В дополнение к тому состоянию, которым я теперь и так обладаю и которое выросло из несчастий множества неизвестных мне людей?

Катрейн замолчала и опустила глаза, но, несколько раз вздохнув, вновь подняла взгляд.

— Отец творил не только зло, ты это знаешь. Он умел быть милосердным и справедливым.

— Но как это согласуется с рассказами Зимона и Вардо о том, как они обращались с теми, кто не мог платить, а также с теми, с кого Николаи брал Деньги, как выразился ван Клеве, за защиту? Где тут скажи на милость, справедливость и милосердие? Объясни мне, Катрейн, если сможешь.

Голос Алейдис становился все громче. Ей приелось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не сорваться в крик-: Это могло привлечь внимание слуг. Откуда взялся этот внезапный всплеск эмоций, она не могла объяснить. Они просто нахлынули на нее, как горячая волна. Горло сжало железными тисками. Она тяжело перевела дух. Катрейн вскочила на ноги, подошла к Алейдис и приободряюще положила руки ей на плечи.

— Я не могу, милая. Я могу лишь сказать, что отец был сложным человеком. Возможно, дело в том, что некоторые люди, достигнув власти и влияния, не могут остановиться, им хочется все больше и больше. У отца, конечно, были враги, но никто из них никогда не осмеливался напасть на него или публично обвинить в чем-то. Ведь отец был не только умен, но и умел обставить все так, что никогда нельзя было доказать, что он злоупотреблял своей властью, обманывал или что-то еще.

— Ты так хорошо осведомлена об этом?

— Факты говорят сами за себя, Алейдис. Или тебе известно, что отец когда-либо обвинялся в чем-либо?

— Наверное, те кто мог его обвинить, слишком боялись его.

— Я в этом не сомневаюсь.

Катрейн слегка сжала плечи Алейдис.

— Он всегда держал меня подальше от своих дел, как обычных, так и тех, что он проворачивал тайно. Не знаю, то ли он считал меня неспособной, то лит просто хотел защитить.

— Он очень любил тебя, Катрейн.

— И в этом я тоже не сомневаюсь.

Я знаю.

— Думаю, что все же он хотел меня защитить от своего подпольного королевства, — продолжила Катрейн дрогнувшим голосом — Наверное, именно поэтому он так легко согласился отпустить меня, когда я в пятнадцать лет решила выйти замуж.

— Он говорил мне, что ему непросто было отпустить тебя.

— Об этом я тоже знаю. Тем не менее, когда Якоб де Пьяченца сделал мне предложение, он сразу согласился. 8 я была влюблена по уши и хотела последовать за Якобом в Бонн.

— Откуда тебе было знать, что муж окажется таким… — Алейдис замолчала, подыскивая нужное выражение, — плохим человеком.

— Нет, я и не знала, — вздохнула Катрейн. — Но разве отец не должен был знать? Он хотел защитить меня и тем самым навлек на меня беду.

— Но он не хотел, чтобы так вышло.

— Нет, конечно, нет.

— Ты долго не говорила ему.

Катрейн втянула голову в плечи.

— Мне было стыдно, Алейдис. Ведь именно я во что бы то ни стало хотела выйти замуж за Якоба. Любовь настолько ослепила меня, что я не могла заставить себя признать ошибку перед отцом и матерью. Лишь когда отец однажды приехал к нам в гости и заметил следы побоев, он понял, в какой ад я угодила. Тогда он набросился на Якоба и хорошенько поколотил его за то, что тот со мной творил. Я не была благодарна ему за это, ведь после этого стало еще хуже. Якоб просто позаботился о том, чтобы не оставлять синяков и ссадин, но бить меня не прекратил.

Катрейн снова вздохнула и продолжила:

— Отец все равно узнал, но что он мог сделать? Я бы не осмелилась выдвинуть обвинения против Якоба, а отец боялся, что если он сделает это сам, то все только усугубит. Думаю, Якоб шантажировал его.

— Какой кошмар! — воскликнула Алейдис, вздрогнув.

Иногда они с Катрейн говорили об этом, но она не знала всех ужасных подробностей.

— Я верила, что отец причастен к смерти Якоба. Когда в тот раз его вытащили из Рейна, разбухшего от воды, с проломленным черепом, я почувствовала такое облегчение, что наконец-то освободилась от него.