Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина

Мерзавец. Он убедил ее. Впрочем, она не поленилась раздобыть доступную литературу, и ей было совсем невесело узнавать факты о диагнозе Сурмены.

Так что она смирилась.

Может быть, раньше, чем следовало, но на нее, кроме болезни Сурмены, в то время свалилось столько забот: новая работа, жизнь в незнакомом городе, привыкание к Якубеку и их нелегкие переезды с места на место, дом в Житковой… она едва справлялась со всем этим. На то, чтобы усомниться в словах Калоусека, уже просто не оставалось сил.

После той первой встречи Дора еще несколько раз посетила Сурмену, в последний раз весной 1979 года.

Солнце тогда пригревало вовсю, и в парке вокруг лечебницы гуляли пациенты в застиранных больничных халатах — одни или в сопровождении своих посетителей. Поэтому Дора поддалась искушению и попросила сестру отпустить Сурмену на прогулку с ней. И ее отпустили. Как видно, знали, что при ее состоянии бояться нечего.

Дора медленно довела ее до лифта, они спустились вниз и по гравиевой дорожке дошли до скамейки под распускающимися липами. Воздух пах совершенно упоительно, и в кронах деревьев над ними жужжали насекомые. Дора вспоминала, как была рада тому, что они просто сидят рядом, что она может держать в своей ладони беспокойную руку Сурмены, вдыхая аромат лип и наслаждаясь солнечными лучами, которые она впитывала всеми порами.

Она никак не ожидала, что Сурмена вдруг придет в такое сильное возбуждение.

Все началось с дрожи. Не той постоянной, как говорили, из-за болезни Паркинсона, при которой ее конечности ритмично подрагивали, но другой, намного более сильной, накатывавшей на нее волнами и заставлявшей ее лихорадочно сжимать костяшки пальцев Доры. Та мигом стряхнула с себя чувство упоения природой и испуганно уставилась на Сурмену.

По лицу женщины стали пробегать мелкие судороги, уголки губ расползались в гримасе, что искривляла ее рот, а после исчезала, — и так несколько раз подряд. Дора опустилась на колени, чтобы лучше видеть Сурмену, спрашивала, что с ней, снова и снова, как будто ждала, что Сурмена, до тех пор безмолвствовавшая, ей ответит. И та, к ее удивлению, действительно ответила.

— Не ходи, — слетело с ее губ — а может, Дора, одурманенная весенним солнцем, внушила себе это, теперь она уже точно не знает.

— Не ходи! — вот что, как подумалось Доре, сказала ей Сурмена, хотя у нее и в мыслях не было куда-то идти, настолько парализовала ее неожиданная перемена в состоянии больной. Впрочем, кто знает, может быть, перемена наступила не только в состоянии Сурмены, может быть, и она, Дора, погрузилась в некий сон, мистические галлюцинации, когда обе они сблизились настолько, что одна смогла передать другой то, что позже было записано корявым неровным почерком, все еще несшем на себе следы нервного возбуждения, в Дорином дневнике? Кто знает… Так или иначе, но это случилось, и Дора несколько минут ловила слова, искаженные хрипотой в голосе, что рвался из щели между обычно плотно сжатыми губами, — слова настолько обрывочные, что казалось, будто Сурмену ими тошнит.

Время посещений, должно быть, давно истекло, потому что хрипение Сурмены прервали сестра с санитаром, которые их искали. И правда, парк уже опустел, пациенты, видимо, вернулись в свои корпуса, но Дора поняла это, только когда все кончилось. Когда санитар грубо схватил Сурмену, как ни кричала Дора, чтобы он ее не трогал. Схватил в охапку, словно мешок, и понес в корпус, не обращая на Дору никакого внимания. Сестра же тем временем преградила Доре путь и пронзительным фальцетом принялась вопить, что Дора нарушает правила посещения и режим пациентки, которую она раздражила, довела до нервного приступа и… А судорожно изогнувшаяся Сурмена — с вытаращенными глазами, с раскрытым беззубым ртом и беспомощно тянувшейся к ней рукой — исчезла за поворотом, и Дора потеряла ее из виду.

После этого сестра чуть ли не силой подвела Дору к проходной, откуда ее выставили за ворота, которые угрожающе захлопнулись у нее за спиной.

Через пару шагов, за углом высокой стены, Дора потеряла сознание — и не успела на автобус в Брно…

Отогнать тягостные воспоминания Доре удалось с большим трудом. Время неумолимо поджимало, и она со вздохом перешла к следующему документу.

207

В Районное отделение Государственной безопасности, Угерске Градиште, III отдел

реф. Шванц, в собственные руки

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА:

дело Сурменовой Терезии

Подготовил: тайный осведомитель Маслёнок

Смерть в Гос, псих, лечебнице Кромеожиж

12 мая 1979 г. в 22.00 час. в отделении 5А Гос. псих, лечебницы Кромержиж умерла пациентка Сурменова Терезия, госпитализированная 17.6.1974 г.

Причина смерти: остановка сердца.

Тело Сурменовой Терезии 13.5.1979 г. в 7.30 час. осмотрел врач ГКПЛК д-р медицины Петера Павел (кот. явл. врачом отд. 5А), он же составил акт осмотра, после чего о смерти было сообщено врачу в Уг. Броде и по месту жительства вышеназванной, в МНК Житковая. Труп в настоящее время находится в морге ГКПЛК и в ближайшие дни будет отправлен на захоронение или кремацию.

216

В Районное отделение Государственной безопасности, Угерске Градиште, III отдел

реф. Шванц, в собственные руки

Составил: Оперативный псевдоним /

Папка: ГАДАЛКА/15701

Вид сотрудничества: оперативный работник

Контролирующий отдел ГБ: Угерске Градиште

Отчет о захоронении Сурменовой Терезии

19.6.1979 г. из МНК Житковая была взята урна с прахом Сурменовой Терезии и в тот же день в 11 часов захоронена по инициативе ее племянницы Идесовой Доры на кладбище в Старом Грозенкове.

Траурную церемонию совершил священник Шестак Антонин из Ст. Грозенкова в присутствии уполномоченного по делам религии МНК. В похоронах участвовал в общей сложности 21 человек.

По завершении траурной церемонии племянница Идесова Дора поблагодарила присутствовавших такими словами: «Спасибо всем вам, пришедшим проводить нашу тетю, хотя вы ее долгие годы не видели. Ее наверняка порадовало бы, что вы ее не забыли. Вы знаете, где она находилась все эти годы перед смертью. В связи с этим я хочу сказать вам одно: вспоминайте ее не как сумасшедшую, а как человека, у которого всю жизнь доставало доброй воли помогать другим…» Так как после этих слов Идесова не могла больше говорить, ее взяли под руки две женщины в народных костюмах (Габргелова Ирма и Багларова Альжбета) и прикрыли ей рот и лицо носовым платком, поэтому продолжения речи не было.

Во время похорон никаких происшествий не отмечено. По окончании траурной церемонии граждане разошлись, а Идесова с братом уехали на автобусе в Брно, где брат, как обычно, вернулся в учреждение для умственно отсталых подростков.

Операция завершена 19.6.1979 в 17.45 час.

Расходы составили 96 крон.

Дора задумчиво разглядывала копию свидетельства о смерти и прикрепленный к ней счет за кремацию. То и другое она видела впервые.

О том, что Сурмена умерла, она узнала спустя две недели. Никто ей не сообщил. Она помнила, как стояла, взбешенная, под дверью ординаторской, которая только что перед ней захлопнулась.

— Этого не может быть! — крикнула она, ударяя по двери кулаком.

Точно в ответ ей из какой-то палаты в длинном коридоре позади нее тоже раздался крик.

— Этого не может быть! — повторила она и снова принялась колотить в дверь, которая на сей раз распахнулась так резко, что она едва успела отскочить.

— Что вы тут орете? Вы что, не знаете, в каком вы отделении? Здесь положено соблюдать тишину, не видите?! — ткнула сестра пальцем в табличку на стене.

— Этого не может быть, того, что вы мне сейчас сказали, это невозможно! — твердила Дора.

— Ну как же нет, вы же сами видели, в каком состоянии была пациентка. При последнем издыхании! Примите мои соболезнования, а если хотите узнать больше, позвоните завтра врачу.

Сестра готова была опять закрыть за собой дверь, но Дора вставила в щель ногу.