Антанас Венуолис - Перепутья
— Вот это крестоносцы! Вот это крестоносцы! — еще сильнее заволновались жемайтийские бояре и стали бросать на крестоносцев яростные взгляды.
— Только я, светлейший князь, остался в живых и был вынужден показывать крестоносцам дорогу в замок боярина Книстаутаса!..
— И ты привел их? — грозно спросил князь Витаутас.
— Они силой заставили меня, князь, силой; избивали и мечом угрожали…
Рыцарь Греже, сидевший позади Витаутаса, вдруг побледнел, встал и забывшись обратился прямо к гонцу:
— А как теперь замок?
Жемайтиец поднял голову, но, увидев, что с ним заговорил крестоносец, растерялся и, ничего не ответив Греже, рассказывал князю:
— Потом я три дня водил их по пуще…
— А замок они все-таки взяли? — прервал его князь.
— Обманным путем, светлейший государь, коварством и обманом… А как они всех обманули, пусть расскажет гонец замка Шарка.
И Шарка рассказал, как был взят замок.
— А битва была только в замке? — спросил князь Витаутас.
— Только в замке, — ответил расстроенный Шарка.
— А как вы убежали из замка?
— Когда мы увидели, что крестоносцы взяли верх, сразу и убежали, светлейший государь. — И Кулгайлис с Шаркой рассказали, как они оба бежали через потайной ход.
Весь рассказ слышали не только бояре Витаутаса, но и жемайтийские воины, которые привели гонцов; воины теперь толпились возле шатра и шумели. Напрасно маршалок ордена посылал своих кнехтов сказать, чтобы они успокоились и ушли, — жемайтийцы не слушались.
— А где вы оба так долго пропадали? — снова спросил Витаутас.
— В лесу нас поймали всадники Скиргайлы и бросили в подземелье Тракайского замка, но мы обманули их. Всего два дня, как они отпустили нас, — оправдался Шарка и добавил; — Мы сказали, что бежим из Вильнюса домой.
— А вы не знаете, что случилось с боярыней и ее дочерью?
— Что с ними теперь, не знаю, но тогда возле двери уже была поставлена стража, а крестоносцы пытались ворваться в избу боярина.
— А вы не можете сказать, кто командовал этим отрядом?
— Имени не знаю, государь, но по лицу и доспехам он мне хорошо знаком; это один из тех крестоносцев, которые весной сопровождали тебя, князь, в Жемайтию.
— Значит, он вел отряд?
— Нет, отряд вел английский рыцарь, — объяснил Кулгайлис, и оба гонца замолчали.
Все, о чем поведали оба гонца, было переведено на немецкий, английский и французский языки.
— Князь, нам надо поговорить наедине, — сказал маршалок ордена, выслушав перевод.
Шагнув к Витаутасу, он, словно играя, похлопал ладонью по рукоятке своего меча и стал беспокойно переминаться на месте.
Когда рыцари и бояре вышли из шатра, маршалок положил руку на плечо Витаутаса и ласково заговорил:
— Князь, дружба дружбой, но про осторожность тоже не следует забывать, тем более, что однажды орден уже испытал твою неблагодарность: замок боярина Книстаутаса взят по моему приказу!.. Боярыню с дочерью я повелел при первой возможности со всеми почестями проводить до Мариенбурга как заложниц. И если они еще не в пути, то помехой тому только непогода и дожди. Они обе будут прислуживать твоей жене, княгине Анне, и им там не будет скучно. И еще я попрошу тебя, князь, чтобы ты, кроме тех бояр, о которых мы уже договорились, добавил как заложников и обоих сыновей покойного Книстаутаса. Замок останется во власти ордена, а сыновей Книстаутаса ты сам, когда сядешь в Вильнюсе на трон государей Литвы, наградишь своей милостью и большими поместьями в Литве или Белоруссии… Князь, мы должны признаться, что поход этот нам не удался; зато вторым ударом, который мы нанесем следующим летом, — исправим и эту неудачу… Ну, князь, мир? — И маршалок протянул Витаутасу руку.
Но Витаутас не торопился пожать его руку; он наморщил лоб, задумался, а потом сказал:
— Друг мой, поручая Жемайтию ордену, я обратился к великому магистру с просьбой, и он пообещал мне быть для жемайтийцев не только опекуном, но и отцом; а что вы теперь делаете с моей Жемайтией? Под Тракай вы послали первыми в бой мои полки, еще не успевшие привести себя в порядок. Здесь первыми бросили их на стены Вильнюса! Оставшихся дома стариков и женщин вы убиваете, живьем сжигаете!.. Заложников я дал вам столько, сколько вы пожелали, и торговаться не стал, а теперь вы еще больше требуете; грабите боярские замки… К тому же, друг мой, вы подрываете веру в меня в Литве и Жемайтии, подрываете мое могущество, позорите мою честь…
— Князь, — прервал его маршалок, — Жемайтия наша, и в Жемайтии мы должны поддерживать свой авторитет, а не чей-то еще!.. Согласно нашему договору, замок Книстаутаса уже давно следовало или уничтожить, или передать нам. Ты, князь, до сих пор не сделал этого, вот я, не спросившись тебя, и позаботился, чтобы замок Книстаутаса был взят под опеку ордена. Тем более, что потом, когда мы отступим от Вильнюса, на этот замок может напасть Скиргайла и оттуда угрожать нашему могуществу в Жемайтии.
Витаутас подумал и, с тревогой глянув на дверь шатра, сказал:
— Друг мой, пока я еще не сижу в Вильнюсе на троне великих князей литовских, в Жемайтии хозяин я, и великий магистр ордена, не спросившись меня, как и я его, что-либо делать не может!
— Князь, это в мирное время. В мирное время — да, но теперь война, а я командую всеми объединенными силами! Я должен заботиться, и я позаботился, чтобы при отступлении и после отступления нашему тылу не угрожала никакая опасность… А что касается невинно обиженных людей…
— И заживо сожженных мужчин и женщин, — уставившись на маршалка, добавил Витаутас.
— Да, что касается невинно обиженных людей — мужчин или женщин, убитых или раненых — я разберусь, и виновные будут сурово наказаны. Князь, я клянусь в этом священным крестом Иисуса Христа! — И маршалок, подняв к лицу рукоять меча, повторил слова клятвы.
— Хорошо, друг мой, я верю в рыцарскую отвагу и справедливость, но все-таки хотел бы, чтобы в этом допросе участвовали и мои бояре.
— Пришли со своей стороны рыцаря Греже — он будет более чем беспристрастен, — сказал маршалок и впился взглядом в Витаутаса.
— Рыцарь Греже — не мой, он рыцарь ордена, — словно не разобравшись в смысле слов маршалка, ответил Витаутас.
— Князь, теперь он твой, но я не хочу отдавать его тебе насовсем. Залог этому — Лайма Книстаутайте.
Оба посмотрели друг другу в глаза. «Ну и ловкий же ты шпион», — подумал Витаутас, но не сказал этого.
— Ха-ха-ха! — расхохотался маршалок. — Князь, я победил вас тем же оружием, которым вы хотели побить меня! Ха-ха-ха… «Вы, литовцы, хитрые, потому и мы с вами осторожны», — подумал маршалок, но тоже не сказал вслух.
За пологом шатра снова зашумели жемайтийцы и забеспокоились рыцари.
— Ну, князь, пойдем и успокоим их, — сказал маршалок.
— Бояре, успокойтесь! — сдержанно, но с заметным недовольством сказал Витаутас. — Мы с почтенным маршалком ордена обсудили это неприятное происшествие; оно будет тщательно проверено, и виновные понесут заслуженную кару. Ни боярыне, ни ее дочери, ни другим людям замка больше никакая опасность не угрожает. Обо всем остальном я уже сам позабочусь. — Сказав это, князь приподнял руку и, сопровождаемый знатными боярами, пошел в свой шатер. Мимо пронесли на носилках раненого жемайтийца; струйка крови отмечала путь от стен крепости до шатра. Ни Витаутас, ни другие бояре и воины не обратили на это внимания.
Один жемайтийский боярин, оставшийся в шатре маршалка, перевел слова князя на немецкий язык, а немцы пересказали их англичанам и французам. Если немецкие и английские рыцари чувствовали себя несколько скомпрометированными, то уж французы совсем не были замешаны в этой авантюре; но и они теперь больше думали о том, как уехать домой, чем о каком-то допросе или о чьей-то рыцарской чести.
Потом Витаутас позвал к себе в шатер обоих сыновей Книстаутаса и успокоил их.
Маршалок ордена немедленно отправил в замок боярина Книстаутаса комтура Германа и рыцаря Греже, снабдив их соответствующими указаниями. Он приказал им также расследовать кровавое происшествие в деревне Парайсчяй и усилить гарнизон замка своими людьми, а боярыню с дочерью и нужными им слугами с почестями лично проводить до Мариенбурга.
Хотя по решению военного совета войска должны были незаметно отступить от Вильнюса ночью, бургундские рыцари со своим вспомогательным войском и баварцами отошли еще днем. Они воспользовались густым туманом. Чтобы отступления не заметил гарнизон замка, оставшиеся с удвоенным усердием били по стенам крепости, швыряли камни, стреляли из пушек, и сотни рыцарей, прикрывшись железными крышами, шли на штурм; тем временем остальные незаметно приводили в негодность тараны, разбирали стенобитные орудия и только ждали сумерек, чтобы под покровом темноты вывезти из города пушки, обоз и побросать в Нерис поврежденные машины. Штурм крепости не прекращался всю ночь. Утром, когда начало светать, осажденные вдруг увидели, что вокруг крепости не только стало меньше стенобитных орудий и таранов, но исчезли все пушки, ушли обозы, и только горстка штурмующих для вида продолжает бить по стенам крепости.
