Стефан Дичев - Путь к Софии
— Несколько мальчишек пришло было, а главный учитель велел им идти по домам. И у него на уме то село...
— Какое село?
— А ты разве не знаешь?
— Ничего не знаю!
— Что черкесы подожгли Горубляны, не знаешь?
— Горубляны! Не может быть! Когда это было? Расскажи! Как произошло?
— Вчера... Вчера после обеда, говорят. Все по-разному толкуют, но село сгорело дотла, это точно.
— И убитые есть? И раненые?
— Где одна беда, там и другая... А двух девушек, говорят, увезли. И нескольких малых ребятишек тоже...
Андреа бросил папиросу, яростно раздавил ее каблуком и, не взглянув на старого служителя, выбежал из барака.
***— Если не ошибаюсь, это вы, господин Будинов? Здравствуйте! Здравствуйте!
Мягкий приветливый голос, произнесший по-французски эту фразу, оборвал мысли Андреа. Обернувшись, он увидел у зелени забора маркиза Позитано.
— Добрый день, — неохотно ответил он.
— Добар... добар... — радушно улыбаясь, попытался заговорить по-болгарски итальянец. — Делаете прогулка?
— Вроде того.
— Вроде... да? А я все учу язык и никак не научусь!
Консул с комической беспомощностью развел руками и снова перешел на французский.
— Вы куда? Направо? Пойдемте вместе!
— Если вам угодно.
Андреа было не до болтовни и прогулок. Но не мог же он сказать Позитано: «Оставьте меня в покое, иду в Горубляны!» Он только подозрительно оглядел маленького итальянца, который, поднявшись на цыпочки, с любопытством смотрел поверх забора во двор.
— Вот они, здесь! — воскликнул он, указывая на сбившиеся в кучу двуколки пожарной службы.
За бочками с водой под навесом стояли самые обыкновенные насосы с намотанными на них толстыми шлангами.
— Вы про насосы, господин консул?
— Да, про них, мой юный друг! Это увлечение моей молодости! Я родом из Апулии, — словоохотливо продолжал маркиз. — Возле Бари есть старый городок Мола, где я провел свою бурную молодость!
— Но какая связь между вашей Молой и нашими насосами? Не понимаю!
— О, прямая! — воскликнул Позитано и, подхватив Андреа под руку, засеменил рядом с ним. — Прямая! В свое время я был в Моле начальником... Il capitano!
— Я не знал, что вы военный...
— Нет, не военный — я был капитаном городской пожарной команды!
«Этот синьор маркиз немножко тронутый, — решил Андреа и почувствовал к нему живейший интерес. — Странно, что я до сих пор к нему не присмотрелся. А кто у нас пожарники? Одни прохвосты, — вспоминал он. — Черный Кёр Мустафа, разбойник Кабахатлия, два курда, провонявшие бараньим салом... Сами подожгут болгарский дом и бегут тушить. И первым делом требуют денег!» Тут он вспомнил про Горубляны и нахмурился.
— И много вы погасили пожаров? — спросил он Позитано.
— Нет, мой милый, немного. За шесть лет — всего четыре пожара.
— По одному в год и то не выходит!
— Увы, да. Дома у нас в Моле каменные, да и печей не топят — там тепло. Потому всего четыре! Зато все остальное было великолепно: каски, мундиры, строй, труба и особенно азарт... Да и молоды тогда мы были!
— Значит, денег получали много, а пожаров гасили мало?
— Денег? Вы думаете?.. Позитано рассмеялся и продолжал, выразительно жестикулируя. — Мой юный друг! То была, как бы это сказать, добровольная, почетная должность. И мы вкладывали в нее совсем иной смысл. Наша команда служила другому делу. И не только она! Еще много разных корпораций. Да, они хорошо послужили нашей Италии!
Андреа замедлил шаг, ожидая продолжения тирады. Но маркиз, глядя на вход в резиденцию мютесарифа, где сновали в ту и другую сторону офицеры, словно нарочно молчал.
— Вы сказали: они служили другому делу. Я правильно вас понял, господин консул?
— Безусловно. Ведь тогда мы боролись за объединение, за независимость... Гарибальди, Мадзини — надеюсь, вы знаете эти имена?
— Разумеется!
Андреа чуть было не выпалил, что он знает и другие имена, но вовремя остановился.
— И эти невинные сообщества на самом деле были тайными?..
— В сущности, гасить пожар — благородное дело, не так ли? Переживаешь, такой душевный подъем! Между прочим, вы слышали о пожаре? — спросил Позитано, понизив голос.
Глаза их встретились.
— Вы тоже знаете? — тихо спросил Андреа.
— Знаю.
— Это такая... такая... Нет, не подберу слова! Хищные звери и те убивают только из нужды, а они... Я иду в Горубляны.
— Нет, не ходите, — шепнул маркиз.
Он умолк, пережидая, когда пройдет группа турецких офицеров, а за ними еще двое строителей железной дорогой. Один приветствовал его по-итальянски, и маркиз что-то ему ответил, взмахнув рукой. Затем все так же тихо, хотя в этом уже не было необходимости, он продолжал:
— Не ходите туда. Я хочу сказать, не ходите сегодня! Завтра.
— Почему? Еще что-нибудь произошло?
— Нет, ничего... Я случайно услышал, что генерал Бейкер был свидетелем этого происшествия — я употребляю слово «происшествие» как более нейтральное. Сегодня утром он обратил на это внимание Джани-бея, и по его...
— А кто такой Бейкер? В первый раз слышу.
— О, это весьма благовоспитанный джентльмен... Как и все они — весьма благовоспитанный.
— И теперь запрещен выезд из города?
— До этого еще не дошло, я полагаю...
— Постойте! Да вы сами сказали...
— Нет, я только хотел сказать, что туда посланы двести жандармов расследовать это происшествие.
— Двести? Не сомневаюсь, что с ними и сам Джани-бей.
— Вот и ошиблись! Час назад я его встретил возле Черной мечети.
В Черной мечети помещалась главная городская тюрьма.
— Значит, его задержали в городе более важные дела. В таком случае извините меня, господин консул! Продолжайте свою прогулку, а я спущусь к чаршии.
Поняв, что идти в Горубляны нельзя, он решил отправиться, как и задумал, выходя из дому, на постоялый двор горублянца бай Анани. Но Позитано продолжал идти с ним.
— Сегодня рыночный день, не так ли? Приедет много крестьян. Шоп-шоп...
— Шопы, — подсказал ему Андреа.
— Отлично! Я очень люблю ваших шопов! Они не слишком разговорчивы, но себе на уме. Пошли, мой друг, пошли!
Они вышли на орханийскую дорогу и мимо городских часов на квадратной башне, которые только что пробили одиннадцать, мимо нарядной ярко-синей мечети Челеби спустились в суконные ряды.
Улочки чаршии разветвлялись. Сквозь дырявую железную кровлю просачивались струйки света. В воздухе стояли едкие испарения. Пахло жареной бараниной и кебапчетами[14]. От гама, крика зазывал, музыки и смеха звенело в ушах. Перед прилавками толпились шопы в белой домотканой одежде, горожане в праздничном платье, сновали принаряженные турки из городских кварталов и окрестных сел, закутанные в пестрые покрывала турчанки, евреи в лохмотьях, старики, женщины, ребятишки и, как водится, собаки.
— Налетай! Налетай! Даром отдаю! Даром! — выкрикивали лоточники, предлагая свой товар — сдобу, сахарных петушков, шербет, салеп[15]. Балаганщики звенели бубенцами. Предсказатели совали прохожим зверьков, предлагая угадать судьбу, а посередине крытой чаршии вертелся волчком старый дервиш, и его высокая конусообразная шапка торчала над окружавшими ее чалмами и фесками.
***Из переулка долетали женский вопль, крики, ругань. Андреа и Позитано повернули туда, но там было не протолкнуться. И они так и не узнали, что там произошло. В суконном ряду люди по-прежнему покупали разные ткани — грубошерстные, местного изготовления, шелк, галуны, ситцы. А в двух больших лавках Радоя Задгорского можно было приобрести и дорогой европейский товар. Поравнявшись с ними, они увидели там старого хаджи Мину, Радоева тестя; он перебирал четки и каждого покупателя встречал угодливым, но вместе с тем недоверчивым взглядом.
— А напротив — это ваш магазин?— спросил Позитано, весь сияя от оживления.
Андреа кивнул. Его удивляло, что этот иностранец интересуется всем на свете. Бросив быстрый взгляд и увидев за прилавком Косту, он поспешил пройти мимо. «Опять то же самое — все работают, один я околачиваюсь без дела»...
— Извините, — сказал он Позитано, захваченному живописным зрелищем. — Неотложное дело заставляет меня все же вас покинуть.
Позитано пожал ему руку.
— Вы идите, а мне интересно еще здесь побыть. Видите вон тех двух шопов? Какие колоритные типы, а?
Андреа взглянул. Это были крепкие старички, то ли братья, то ли отец и сын. Он почему-то вспомнил о Неде. Она сейчас тоже с иностранцами, но вряд ли привезет их сюда. Да их фаэтон и не проедет по этим забитым толпой улочкам!
Он помахал рукой маркизу и стал энергично прокладывать себе дорогу к Соляному рынку.
В этот час на постоялом дворе бай Анани было всего несколько крестьян. Они поели на базаре и теперь сидели тесным кружком за низким столиком в задней комнате, пили ракию и тихо разговаривали. Среди них было двое завсегдатаев — подвыпивший сапожник Герасим и старый поп Христо, беспокойная душа, в молодые годы ходивший с дружиной по Балканам.
