Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
Аиша кинула на свою старинную подругу взгляд, полный нежности и привязанности, ибо сердце её всегда жаждало любить других. И если бы не её опасение перед последствиями, она бы перевела разговор на воспоминания о прошлом, и всласть посмеялась бы над ними.
Хадиджа же бросала на Мариам взгляды украдкой, тщательно рассматривая её. И хотя все эти годы Мариам ни разу не приходила ей на ум, однако весть о свадьбе старой подруги с Ясином подбила её изречь горькие замечания. Она принялась напоминать Аише о том инциденте с англичанином, и спрашивать, что же так ослепило Ясина и заткнуло ему язык!.. Однако обострённые семейные чувства Хадиджи, превосходившие все остальные её достоинства, не позволили ей процедить подобные вещи сквозь зубы в пределах слышимости семейства Шаукат и даже собственного мужа. Она и матери указала на это: «Хотим мы того, или нет, но Мариам будет членом нашей семьи!»… И то было не удивительно, ибо Хадиджа даже после рождения Абдуль Мунима и Ахмада Шаукатов продолжала считать семейство Шаукат до некоторой степени «чужим».
Представитель кадия прибыл уже к вечеру, и вслед за тем был заключён брак. Были розданы бокалы с щербетом, и один раз раздался радостный выкрик. Ясина приветствовали поздравлениями и благими пожеланиями, а невесту призвали встретить своего тестя и вступить в семью мужа. В окружении матери, Хадиджи и Аиши она подошла к господину Ахмаду и поцеловала его руку, пожав руки остальным. В этот момент господин Ахмад поднёс ей свадебный подарок: золотые браслеты с мелкими алмазами и изумрудами. Семейная встреча длилась довольно долго, и около девяти часов присутствующие гости начали собираться один за другим по домам. Затем приехал экипаж и отвёз новобрачных в дом Ясина на улице Каср аш-Шаук, третий этаж которого был подготовлен для встречи невесты. Все полагали, что второй брак Ясина совершился, а первый так или иначе предан забвению.
Однако по прошествии двух недель с момента свадьбы дом покойного Мухаммада Ридвана стал свидетелем ещё одного праздника по случаю новой свадьбы, что в доме господина Ахмада, на улицах Суккарийя, Каср аш-Шаук и в окрестностях всего квартала Байн аль-Касрайн расценивалось как странный сюрприз!! Совершенно неожиданно, без предварительного уведомления — никто об этом не знал — Бахиджа вдруг вышла замуж за Байуми-продавца щербетов!..
Все пребывали в полном изумлении, словно впервые осознав, что лавка Байуми-продавца щербетов находилась на углу того переулка, где стоял дом Мухаммада Ридвана, прямо под одной из его огромных машрабий. Столкнувшись с такой новостью, люди только голову ломали и задавали вопросы, удивляясь по праву, ведь невеста была вдовой человека, известного в квартале своей добротой и набожностью. Её считали одной из уважаемых дам квартала, несмотря на увлечение нарядами и косметикой, не говоря уже о возрасте — ей было все пятьдесят.
Жених же был из простонародья, носил джильбаб и продавал сок из рожкового дерева и тамаринда в своей маленькой лавке. Ему и сорока ещё не исполнилось; в браке он провёл целых двадцать лет и нажил девять детей, мальчиков и девочек!.. Всё это порождало сплетни и домыслы!! Люди кинулись рассуждать без зазрения совести о предпосылках для такого брака, которые никто даже не почувствовал: когда, как всё это началось и созрело, закончившись свадьбой?! И какая из двух сторон была инициатором отношений, а какая ответила на приглашение?!..
Дядюшка Хуснайн-парикмахер, заведение которого находилось на противоположной стороне улицы, прижавшись к дороге Байр аль-Касрайн, утверждал, что он часто видел госпожу Бахиджу стоявшей перед лавкой Байуми и попивавшей сок рожкового дерева. Вполне вероятно, что они перекидывались парой слов, хотя он не считает — ведь у него добрые намерения, — что это было чем-то дурным!..
Абу Сари-владелец лавки, торгующей жареными закусками, которая закрывалась чуть позже остальных лавок, говорил, что он — да простит его Аллах — замечал не раз, как по ночам какие-то люди незаметно проскальзывали в её дом, но он не знал, был ли среди них Байуми!..
Дарвиш-продавец варёных бобов, как и Аль-Фули-молочник тоже кое-что говорили. И хотя они делали вид, что жалеют этого отца, обременённого семьёй, с горечью критиковали его за бестолковость — как можно было жениться на женщине, что годится ему в матери? В глубине души они завидовали его везению и питали к нему злобу за то, что он поднялся с помощью такой вот «недостойной уловки» на класс выше.
После этого много говорили уже о стоимости его наследства, ожидаемого от её дома, и возможного «клада» — драгоценностей..!
Зато в доме господина Ахмада, в доме на Каср аш-Шаук и на улице Суккарийя все были потрясены до глубины души таким скандалом!.. Именно так кричали их обитатели. Сам господин Ахмад разгневался так, что напугал членов семьи, и те несколько дней подряд избегали даже разговоров с ним. Но разве не вправе был Байуми считать себя его родственником начиная с этих пор? «Да будь проклят этот Ясин и проклята похоть его!» Байуми-продавец щербетов стал ему «дядюшкой», утерев им всем нос и унизив. Хадиджа, узнав о новости, закричала: «Что за ужас!», затем сказала Аише: «И кто теперь посмеет обвинять нашу маму? Её сердце никогда ещё её не подводило!» Ясин поклялся в присутствии отца, что всё это произошло без его ведома и ведома его жены, и невыразимо его огорчило. Но он-то что мог поделать?!..
Однако скандал на этом не остановился, ибо как только эта новость достигла ушей первой жены Байуми, она пришла в бешенство и выбежала из дома, ведя всех детей перед собой, а потом набросилась на Байуми в его же лавке. Между ними завязалась ожесточённая драка, и в ход пошли руки, ноги, язык, крики и визги на виду и на слуху у детей, которые принялись вопить и звать на помощь прохожих, пока перед лавкой не собрались владельцы остальных лавок, женщины, дети и прочий люд, разнявшие супругов и вытащившие женщину из лавки на улицу. Тогда она встала под машрабийей Бахиджи в своём порванном джильбабе, разорванном на части покрывале, взъерошенными волосами и окровавленным носом. Она подняла голову к закрытым окнам и дала волю своему языку, словно хлысту с отравленными концами. Но гораздо хуже было то, что она оставила свой наблюдательной пост в том месте и направилась прямиком в лавку господина Ахмада, поскольку он был тестем новой падчерицы её мужа, и умоляла его плачущим тоном, используя всё своё ораторское искусство, чтобы он повлиял на её мужа и убедил его образумится. Ахмад выслушал её, подавляя гнев и печаль из-за всего случившегося. Затем мягко дал ей понять, насколько мог, что всё это дело выходит за границы его влияния, вопреки её представлению. Так он продолжал её убеждать, пока не выпроводил из лавки, кипя при этом от ярости. Но даже несмотря на ярость, долго размышлял, удивляясь и недоумевая, какая же причина толкнула Бахиджу на такой странный брак, особенно при том, что ему было прекрасно известно, что для неё не составляло никакого труда удовлетворить любое своё желание, в том числе и с Байуми-продавцом щербета, без всякой надобности подвергать себя и свою семью потрясениям. Почему она совершила такую глупость, не обратив внимания на жену и детей этого человека, игнорируя чувства своей дочери и её новой родни, словно помешавшись?.. Не заставило ли её прибегнуть к этому браку мрачное ощущение приближающейся старости? Но это же огромная жертва всем тем, чем она владела ради счастья, которое вернёт ей уходящую молодость. Он с грустью и тоской размышлял над этой идеей, и вспомнил о собственном унижении из-за Занубы-лютнистки, что отказывалась пожертвовать для него хотя бы одним ласковым взглядом, пока он не перевёз её в плавучий дом. Это унижение поколебало его уверенность в себе и заставило — вопреки внешней безмятежности — неодобрительно принимать время, которое угрюмо взирало на него.
В любом случае, не долго пришлось Бахидже наслаждаться своим новым замужеством!!
По окончании третьей недели она начала жаловаться на фурункул, вскочивший на ноге, затем на медицинском осмотре у неё обнаружили диабет и перевезли в больницу Каср аль-Айн. Слухи о её тяжёлом состоянии быстро распространились по кварталу, а вслед за тем настало неизбежное.
