Юрий Долгорукий - Седугин Василий Иванович

Весной 1119 года Владимир Мономах стал готовиться к походу против Византии. Он не мог смириться с тем, что города, расположенные в устье Дуная, вновь перешли к грекам. Собралось огромное войско. И тогда происходит небывалое: в Киев прибывает посольство Византии, наследницы Великой Римской империи, чтобы откупиться от нашествия русов золотом, дорогими тканями, уступками земель в Причерноморье и обещанием подписать выгодный для Руси русско-византийский договор. На первом же приеме греки поднесли Владимиру Мономаху императорский венец, императорскую хламиду, драгоценный пояс, скипетр, яшмовую чашу и титул царя.

Все это было неслыханно. Долгие годы возвышения Руси, укрепление ее могущества наконец сломали последнюю плотину византийской гордыни и тщеславия.

Отец принял Юрия скромно, в своей горнице. Одет он был по-домашнему, в льняную рубашку и просторные штаны, на ногах – легкие башмачки без каблуков. Все та же львиная голова с копной рыжеватых волос, худощавое лицо с губоко посаженными глазами и крупным носом. Только щеки заметно одрябли и на шее появились складки. На столе – простая еда: блины со сметаной и мелкие соленые грибы, которые любил великий князь.

Отец сначала расспросил его о семье, поинтересовался, как идет обучение детей, кто у них воспитатели, и остался доволен, что при сыновьях состоит Георгий Симонович.

– Настоящий воин и хороший полководец, – говорил он негромко, будто про себя. – Много с ним пройдено военных дорог. Помню, как был предан он тебе, сколько души вложил в твое воспитание.

Когда Юрий стал излагать подробности булгарского нападения на Гороховец, лицо Мономаха потемнело, а взгляд стал темным, холодным.

– Нельзя прощать разбойникам их деяния, – произнес он твердым голосом, и Юрий понял, что в это время отец подумал о набегах половцев, с которыми вел непримиримую борьбу не одно десятилетие. – Важно тут же наказывать их самым жестоким образом, чтобы было неповадно повторять наскоки в будущем. Другого пути пресечения разбоя я не знаю.

Он приказал Юрию тотчас начать подготовку похода на Булгарию и пообещал прислать в помощь воинские отряды.

Перед отъездом из Киева Юрий зашел на один из рынков, чтобы купить подарки супруге и детям. И тут он неожиданно подумал, что следовало бы чем-нибудь удивить и развлечь эту необычную девушку Листаву. Пусть порадуется его подарку, не так много отрады бывает в ее жизни. Пусть знает, что кто-то думает о ней, вспоминает их короткие встречи. Все будет посветлее на душе.

Сначала хотел приобрести ожерелье, но потом подумал, что это слишком дорогой подарок, не возьмет она его, и остановился на маленьких серебряных сережках. Издали они не производили впечатления, но вблизи поражали искусной работой и должны как нельзя лучше подойти к ее скромному платью.

Подъезжая к Кучкову, он вдруг разволновался, подумав, что Листава отвергнет подарок. Может, не понравится, может, просто из-за каприза. На девушек ведь как найдет… Но потом неожиданно успокоился. Она ему, собственно, никто, он даже не провожал ее по-настоящему ни разу; встречались нечаянно пару раз как друзья – и только. Вот именно, они всего-навсего друзья, и он ей дарит свой подарок как другу. Подарит – и тотчас уйдет.

На ужине у боярина Кучки он был рассеян, и это не осталось без внимания хозяина.

– Наверно, спешишь к Агриппине? – спросил тот, хитро посматривая на него. – Она тут, кстати, спрашивала про тебя. Чего это, мол, он не зашел ко мне, когда был проездом в Киев?

– Вольно ей думать, как захочется, – буркнул Юрий. – Она от меня не зависит, и я ей ничего не должен.

– Разбирайтесь сами, как вам будет угодно, – махнул рукой Кучка. – Постель готова, князь, можешь следовать в опочивальню.

– Спасибо. Только перед сном немного погуляю, чтобы сон был крепче.

Небо прояснилось, потягивал свежий ветерок, видно, ночью ударит первый морозец. Солнце садилось за зубчатую вершину леса и было огненно-красным, вселяя в душу тревогу и беспокойство. Он хотел видеть Листаву. Прохожих не видно, попросить некого, а самому вызвать неловко. Потоптавшись и ничего не решив, он повернул назад и почти столкнулся с ней. Она вывернулась из-за угла, как видно, торопилась, в руках несла кулечек. Глаза ее удивленно раскрылись, она произнесла с придыханием:

– Князь? Я только что думала о тебе…

А он видел только эти изумленные глаза, которые светились радостью и были необыкновенно прекрасными. Он смотрел в них и не мог оторваться: он, кажется, готов был смотреть в них бесконечно, испытывая необъяснимое, упоительное наслаждение.

Он забыл о том, что хотел сделать ей подарок, и стоял, не отрывая взгляда от ее лица. Она смутилась, пролепетала:

– Меня мама послала к соседям. За солью…

– А я вот приехал, – выдохнул он, глупо улыбаясь.

– Надолго? – машинально спросила она.

– Завтра в Суздаль. – И тут же заспешил: – Но я могу остаться еще на несколько дней. Срочных дел у меня нет никаких, я тут у Кучки поживу…

Она вдруг испугалась:

– Не надо, князь. Как можно! Уезжай скорей!

– Почему?

– Не знаю. Но будет лучше, если ты завтра покинешь Кучково. А мне надо домой. А то мама заругается.

Она бочком обошла его и скрылась за дверью.

Юрий некоторое время стоял не двигаясь. Нащупал в кошельке серьги, вынул, посмотрел на них, спрятал. Потом направился к дому боярина.

Не прошел и нескольких шагов, как навстречу Агриппина. От обиды у нее судорогой сводило горло, она проговорила с трудом:

– Это что же, князь… Второй раз в Кучкове, а ко мне – ни ногой!

Он не ожидал ее появления, поэтому ответил бестолково:

– Да так получилось. Некогда, спешил очень…

– Вижу, как спешишь. С этой ненормальной наговориться не можешь!

– Да мы так… Нечаянно встретились.

– Так нечаянно, что полчаса у дверей ее простоял, ожидаючи. Выходит, забыл меня, на другую променял?

– Что ты, что ты, Агриппина! – торопливо проговорил он и совсем неожиданно для себя вынул сережки и протянул ей. – Я вот тебе в Киеве подарок купил, собирался сейчас зайти и сделать приятное.

Лицо Агриппины расплылось в улыбке. Она взяла украшение, стала рассматривать, приговаривая:

– Как для моих ушей, такие миленькие… Я к твоему приезду буду надевать. А когда уедешь, на стол положу, чтобы глаза радовали… Ну что мы стоим? Заходи в дом, я для тебя угощение приготовила, уж так старалась, так старалась!..

VII

Всю зиму и весну шла подготовка к походу на Булгарию. Пеклись хлеба, сушились сухари, вялилось мясо, солилась свинина, делались другие припасы. Путь намечался через земли мордвы и чувашей, и Юрию не хотелось возбуждать недовольство местного населения грабежами и поборами; уверен был, что не в последний раз идет он против булгар, что в будущем предстоят долгие войны и важно было привлечь на свою сторону поволжские народы.

Юрий рассылал своих людей по кузницам, заказывал оружие – мечи, наконечники пик и стрел, кольчуги и панцири. Ремонтировались телеги, подновлялась сбруя, приводилось в порядок другое снаряжение. Из половецких степей пригнали табун коней, низкорослых, очень диких и пугливых, зато чрезвычайно выносливых: они почти не ели овса, но могли без остановки скакать семь-восемь часов. На все это нужны были большие средства, вот тут-то и пригодилась дань, собранная с обширного и богатейшего края, было чем расплачиваться за заказы.

Дружинников своих Юрий одел в панцири, кольчуги и шлемы, кони спереди защищались металлическими листами, что спасало их от стрел и пик противника. Богатые люди приобретали двойной панцирь, прикрывались железными наручниками, наколенниками. Простые воины довольствовались толстым стеганым кафтаном, он стоил гораздо дешевле. Щиты у пешцев были округлые и продолговатые, во время боя их ставили на землю и они надежно защищали воинов; всадники имели небольшие круглые щиты, весьма удобные в конном бою.

В конце мая 1120 года, когда установились пути, войско двинулось в поход. Путь был избран вдоль правого берега Волги, по местам равнинным и лесным. Щиты, панцири, кольчуги и другое вооружение и снаряжение было положено на телеги, воины передвигались налегке. Но такой порядок таил в себе смертельную опасность: в случае неожиданного нападения они оказывались безоружными и могли стать легкой добычей противника. Поэтому Георгий Симонович выставил наперед сторожевой полк, по бокам шли левый и правый полки, а сзади прикрывал запасной полк. Кроме того, далеко впереди скакали разъезды, шнырявшие в разных направлениях и осведомлявшие командование обо всем подозрительном.