Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Надеюсь, сынок, это хорошее дело…

Ясин лаконично ответил:

— Я решил жениться…

В её медовых маленьких глазах проявился весёлый интерес. Она сказала:

— Хорошо, что ты так решил, сынок. Твоё ожидание и так уже затянулось, не нужно его продолжать и дальше.

Затем в её глазах появился вопрос, но вместо того, чтобы задать его, она сказала, словно пытаясь заставить его признаться в каком-то секрете:

— Поговори с отцом или дай я поговорю с ним. Он сможет найти тебе новую жену, что будет лучше первой…

Ясин с большей, чем требовалось невозмутимостью, ответил ей:

— Я, собственно, уже говорил с отцом, и нет необходимости сваливать на него новое бремя, так как я сделал собственный выбор, а отец согласился. Я прошу также и вашего согласия.

Её лицо покрылось румянцем смущения и радости от того, что он придаёт её мнению значение. Она сказала:

— Да поможет тебе Господь наш в благом деле. Поторопись, заселяй заброшенный первый этаж. Но кто же та хорошая девушка, которую ты решил взять в жёны?

Он обменялся с Камалем ещё одним взглядом, затем с трудом произнёс:

— Она из наших соседей. Вы их знаете!..

Пока она вспоминала, смотря в пустоту, меж бровей её отчётливо показалась морщинка. Указательный палец её шевелился, словно она про себя перечисляла всех соседей. Затем сказала:

— Ты меня озадачиваешь, Ясин. Не хочешь сам сказать и пожалеть меня?!

С бледной улыбкой на губах он ответил:

— Это наши ближайшие соседи!..

— Кто?!

Этот вопрос вырвался у неё с каким-то недоверием и тревогой. Её взгляд скользил по его лицу. Он склонил голову, сжав губы с мрачным выражением. Тут она заговорила дрожащим голосом, сделав знак назад большим пальцем:

— Эти?! Невозможно. Ты имеешь в виду именно их, про них ты говоришь?!

Ответом его было угрюмое молчание, прерванное её криком во всё горло:

— Это ужасная новость… Эти люди злорадствовали над нашим горем!

Ясин не сдержался и закричал на неё:

— Заклинаю вас Аллахом не повторять больше этих слов! Это напрасная иллюзия. Если бы моё сердце хоть на мгновение поверило в это…

— Естественно, ты их защищаешь. Но на эту удочку никто не попадётся. Не утруждай себя, пытаясь убедить меня в этом абсурде. О Боже мой!! Какая такая необходимость призывает к подобному позору?! Они насквозь пронизаны пороками и недостатками. Есть ли хоть одно достоинство, что оправдывало бы такой несправедливый выбор? Ты сказал, что добился отцовского согласия. Он ничего не знает о подобных вещах. Скажи, что ты ввёл его в заблуждение…

Ясин умоляюще сказал:

— Успокойтесь. Я ничего так не ненавижу, как заставлять вас сердиться. Успокойтесь и поговорим без шума…

— Как я буду тебя слушать, когда ты дал мне такую жестокую пощёчину? Скажи, что всё это была лишь насмешливая шутка. Мариам?! Эта разнузданная девчонка, о делах которой ты знаешь так же хорошо, как и мы все?.. Ты что, забыл уже её скандальную историю?.. Ты и впрямь забыл? Ты хочешь привести эту девчонку в наш дом?!

Глубоко вздыхая, как будто вырывая из груди потрясение и горе, он сказал:

— Я этого совсем не говорил. Это совсем не важно. Поистине, важно для меня то, чтобы вы смотрели на это дело другими глазами, без предубеждений…

— И что это за предубеждения?! Я её что, ложно обвинила?.. Ты говоришь, что твой отец согласен, но сообщил ли ты ему о её скандальном заигрывании с тем английским солдатом? Боже мой, что стало с детьми из хороших семейств?!

— Успокойтесь, и поговорим мирно. Какой толк в таком возбуждении?!

Она резко, что было несвойственно её характеру в прежние времена, закричала на него:

— Я не могу успокоиться, пока дело касается чести!

Затем уже плачущим тоном:

— Ты оскорбляешь память своего дорогого брата.

Глотая слюну, Ясин сказал:

— Брата? Да будет к нему милостив Аллах и поселит его в райских кущах. Но это дело не касается памяти о нём никоим образом, поверьте мне. Я знаю, что говорю. Не тревожьте его покой!

— Это не я тревожу его покой. Это его брат, который хочет эту девчонку, тревожит его покой. И тебе это хорошо известно, Ясин!! Ты не можешь отрицать…

Затем с ещё большим волнением:

— А может быть, ты ещё тогда хотел её, в те далёкие времена!

— Мама!!

— Я больше уже ни в чём не уверена. Как может у тебя быть уверенность после такого вероломства?!.. Неужели так тесен и безлюден этот мир, что ты не нашёл никого себе в жёны, кроме девушки, которая заставила кровоточить сердце твоего брата? Неужели ты не помнишь, какая грусть напала на его, когда он услышал историю про того английского солдата?!..

Ясин в мольбе развёл руки в стороны и произнёс:

— Давайте отложим этот разговор на другое время. Я докажу вам потом, что мой покойный брат внял призыву Господу, в сердце его уже не было и следа этой девушки. А сейчас атмосфера здесь не подходит для разговора…

Она в гневе закричала на него:

— Едва ли тут будет иная атмосфера для этого разговора. Ты не уважаешь память о Фахми..!

— О, если бы вы только могли представить себе, какую грусть вызывают у меня ваши слова!..

Гнев её достиг высшего предела. Она закричала:

— Какая ещё грусть?! Ты не грустил по своему брату! Грусть чужих людей и то была больше, чем твоя!

— Мама!..

Камаль попытался вмешаться, но она заставила его молчать движением руки, и крикнула:

— Не зови меня мамой. Я была тебе настоящей матерью, но ты не был моим сыном и не был братом моему сыну!..

Он не мог больше терпеть пребывание в доме; поднялся с угрюмым и печальным видом и покинул гостиную, уйдя в свою комнату. Камаль тут же присоединился к нему, и без всякой грусти и уныния сказал:

— Разве я не предупреждал тебя?..

Нахмурившись, Ясин сказал:

— После этого я ни на минуту не останусь в этом доме…!

Камаль с тревогой сказал:

— Ты должен её простить. Ты ведь знаешь, мама уже не та, что прежде. Отец и тот иногда закрывает глаза на некоторые её упущения. Это всего лишь гнев, который быстро уляжется. Не принимай близко к сердцу её слова. Я прошу у тебя только этого…

Вздохнув, Ясин сказал:

— Я не виню её, Камаль, и не разменяю все эти прекрасные годы на один час злости. Её можно простить, как ты и сказал, но как я смогу показываться перед ней по утрам и вечерам, если она так думает обо мне?

Спустя мгновение, полное мрачного молчания, он произнёс:

— Не думай, что Мариам заставила кровоточить сердце нашего покойного брата. Он сам однажды просил разрешения к ней посвататься, и отец отказал ему. Фахми стал игнорировать это дело, пока окончательно не забыл всё. Так в чём же здесь грех этой девушки? И в чём мой грех, если я хочу на ней жениться спустя шесть лет после тех событий?!

Камаль обнадёживающе сказал:

— Ты не сказал ничего такого, в чём не было бы правды. И мама в том скоро убедится, а я надеюсь, что твои слова о том, что ты не останешься в этом доме, были всего лишь оговоркой…

Печально покачав головой, Ясин промолвил:

— Я первый, кто огорчён моим уходом из этого дома. Но я покину его рано или поздно, раз переезд сюда Мариам невозможен. И не смотри на мой уход под каким-то другим углом. Я перееду в свой дом, в Каср аш-Шаук [67]. К счастью, квартира моей матери всё ещё свободна. Я зайду к отцу в лавку и объясню ему причину своего ухода, пропустив всё то, что может расстроить его. Я не злюсь. Этот дом я покину с превеликим сожалением от того, что расстаюсь с его обитателями, и в первую очередь с мамой. Но ты не горюй: вода вернётся в своё русло очень скоро. В этой семье нет ни одного злого сердца, а сердце твоей матери самое чистое из всех…

С этими словами он подошёл к гардеробу и раскрыл его, рассматривая свою одежду и прочие вещи. Немного поколебался, прежде чем осуществить своё решение, обернулся к Камалю и сказал:

— Я женюсь на этой девушке, как решено судьбой, но — знает Аллах — я всецело убеждён, что я не предавал памяти Фахми, и ты, Камаль, лучше всех знаешь, как я его любил. Да и как не любить? Если уж кто-то и пострадает от этой женитьбы, то это буду я…!