Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Моя собственная жизнь была не лишена горьких воспоминаний, связанных с прошлым… Я имею в виду первый опыт брака, в котором Аллах не даровал мне хорошей супруги! Но я не хочу к этому возвращаться, так как на самом деле пришёл сюда, приняв решение — и положившись во всём на Аллаха — открыть новую страницу, и не ожидая от своего решения ничего, кроме хорошего…

На миг их глаза встретились; в её взгляде он обнаружил прекрасный отклик сказанного им… Интересно, удалось ли ему правильно намекнуть на свой предыдущий брак?.. Посмотрим, дошло ли раньше до ушей этой женщины что-нибудь об истинной причине его неудачного брака? «Но не загружай себе этим голову. Красивые черты её лица внушают безграничную снисходительность. До чего же она прекрасна!! Не так ли? Так. Если бы не разница в возрасте, она была бы красивее Мариам. Несомненно, даже красивее Мариам, когда сама была в расцвете молодости… Нет! Она красивее Мариам, несмотря на разницу в возрасте!.. Так и было на самом деле!..»

— Думаю, вы догадались о том, что я имею в виду. Я пришёл сюда просить руки вашей дочери, госпожи Мариам…

Её изящное лицо засветилось улыбой, придавшей ей новую жизненную силу. Она произнесла:

— Я могу сказать только одно: «Добро пожаловать. Да — этой семье и да — этому мужчине». Ещё вчера нас постигла неудача с безнравственным человеком, зато сегодня к Мариам стремится человек, который поистине способен сделать её счастливой. Она станет счастливой, и по милости Аллаха также способной осчастливить его. И мы — каково бы ни было недоразумение, приведшее к разлуке между нашими семьями, — единая семья с давних времён…

Ясин ликовал, и его пальцы даже начали поправлять галстук-бабочку быстрыми, бессознательными движениями. Смуглое красивое лицо его покрылось румянцем, и он сказал:

— Я от всей души благодарю вас. Да вознаградит вас Аллах за сладость этих слов. Мы единая семья, как вы и сказали, несмотря ни на что, а госпожа Мариам — девушка, которая украшает весь наш квартал своим благородным происхождением и нравом. Да возместит ей Аллах за её терпение добром, и да возместит также мне за моё терпение благом.

Она пробормотала в ответ: «Амин» и встала. Затем её роскошное тело приблизилось к тумбочке; она забрала с неё поднос с кофе и позвала Ясмину-служанку. Держа поднос в руках, она повернулась и отдала его служанке, которая тут же примчалась. Внезапно она повернула шею в его сторону и сказала: «Вы осчастливили нас своим приходом». Тут она застала его врасплох, пока он таращил глаза на её тяжёлые бёдра!! Он почувствовал себя сбитым с толку, «пойманным на месте преступления», и поспешил опустить очи долу, чтобы внушить ей, что смотрит в пол, но было уже поздно!.. Он смутился и принялся спрашивать себя, что она могла о нём подумать, затем поглядел на неё украдкой, после того, как она уселась на место.

На губах её мелькнула лёгкая улыбка, словно она говорила ему: «Я тебя видела». Он проклял свои глаза, которым не знаком стыд, и спросил себя, какие мысли сейчас крутятся у неё в голове… Да, она пытается сделать вид, что ничего не заметила, но её вид — после того, как она улыбнулась ему, — также говорил «Я тебя видела»! Лучшим решением для него было забыть эту оплошность. Но будет ли и Мариам когда-нибудь такой же, как и её мать? Когда придёт такой день?! У её матери были редкие достоинства. Что за женщина!! Поистине, лучшим способом подумать о чём-то другом и разогнать тучи сомнений было нарушить молчание, и потому он сказал:

— Если на мою просьбу вы ответите согласием, то я тут же буду к вашим услугам, чтобы обсудить все важные детали…

Она коротко рассмеялась, и лицо её в свете лампы показалось юным и нежным. Она сказала:

— Как же не ответить на вашу просьбу согласием, Ясин-эфенди?! Как говорится, ищи соседа с хорошим происхождением…

Он покраснел и сказал:

— Вы покорили меня своим радушием!

— Я не отступила от правды. Бог — мой свидетель!..

После короткой молчаливой паузы она спросила:

— А согласие вашей семьи получено?

На мгновение в его глазах промелькнул серьёзный взгляд, затем он как-то вяло, в нос рассмеялся и сказал:

— Давайте не будем говорить о моей семье и её делах!

— Да убережёт нас Господь от всяческого зла! Но почему?

— Дома не всё так хорошо, как хотелось бы!

— Вы разве не посоветовались с господином Ахмадом?

— Мой отец согласен…

Она хлопнула рукой по руке и сказала:

— А, я поняла. Это Умм Фахми?! Не так ли?! Она первой пришла мне на ум, когда вы подняли эту тему. Естественно, она не согласна, так? Пресвят Тот, Кто не меняется. Ваша мачеха странная женщина!

Он равнодушно пожал плечами и сказал:

— Это не продвинется ни вперёд, ни назад…

Она жалобным тоном сказала:

— Я так часто задавала себе вопрос: в чём же я провинилась? Какое такое несчастье принесла ей?!

— Я не хотел бы начинать новый разговор, от которого одна только головная боль. Пусть думает, что хочет. Для меня важно достичь цели, и меня волнует только ваше согласие…

— Если ваш дом не достаточно просторен, то наш дом в вашем распоряжении…

— Благодарю… У меня самого есть дом в Каср аш-Шаук, далеко от нашего квартала. А дом отца вот уже несколько дней, как я оставил….

Она ударила себя в грудь кулаком и воскликнула:

— Она прогнала вас!..

Он ответил, смеясь:

— Нет, дело не зашло так далеко. Проблема состоит в том, что мой выбор причинил ей боль из-за старых причин, связанных с моим покойным братом, — тут он посмотрел на неё выразительным взглядом, — и так как я не смог найти действительно убедительного способа против её протеста, то посчитал, что уместнее будет подготовить для супружеской жизни новое жилище…

Вскинув брови и покачав головой с некоторым сомнением, она спросила его:

— А почему вы не подождали в своём доме до свадьбы?

Он засмеялся, признавая свою капитуляцию, и ответил:

— Я предпочёл удалиться из страха, как бы не усугубить наше разногласие!

Как бы в насмешку она произнесла:

— Да уладит всё Господь наш…

И встала ещё раз со своего места, прежде чем закончить фразу, и направилась к окну, что выходило на боковой переулок; открыла его, впуская послеполуденный свет, так как створки машрабийи уже пропускали недостаточно света для освещения комнаты. Ясин обнаружил, что против воли и вопреки осторожности украдкой поглядывает на её драгоценное сокровище, маячившее перед ним, словно купол. Он видел её, когда она оперлась на диван коленями, а затем наклонилась на край подоконника, чтобы отодвинуть ставни. Перед ним предстало удивительное зрелище, оставившее в душе кровоточащий след. Чувствуя, что в горле пересохло, он задавался вопросом: «Почему она не позовёт служанку, чтобы открыть окно? Как могла она согласиться предстать перед его глазами, что только что были пойманы „на месте преступления“? Зрелище было подстрекающим, и ей это было известно. Почему и как, как и почему?..» Когда дело касалось женщин, он был проницателен и подозрителен. У него закралось нечто вроде подозрения, колебавшегося на пороге понимания. Он не хотел, чтобы понимание это приходило к нему, но и не хотел также, чтобы оно исчезло. Однако он поспешил опустить взгляд под воздействием всей серьёзности ситуации. Либо безумцем был он, либо — она, либо ни тот, ни другая… Был бы кто-нибудь, кто бы выручил его из этой дилеммы!..

Она выпрямилась, встав на пол, и отошла от окна, направившись к своему месту. Он быстро поднял глаза к «Бисмилле» на стене — до того, как она подошла к дивану — делая вид, что увлечённо разглядывает надпись, и не поворачивал голову в её сторону, пока диван не издал поскрипывание, возвестившего ему, что она уселась. В этот миг их глаза встретились. Он увидел в её глазах весёлый, лукавый взгляд, внушивший ему, что от неё ничего не укрылось, словно она откровенно говорила ему: «Я видела тебя!» Он пребывал в душевном и умственном волнении; ни о чём не имел ясного представления и боялся, что будет к ней несправедлив или даже подставит себя для обвинений. Ему казалось, что следует следить за каждым шагом, который он делает, за каждым движением, как бы ни одна оплошность не превратилась в позорный скандал.