Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
Ночь покрыла квартал Аль-Гурийя, и двери лавок закрылись к тому времени, как Ахмад Абд Аль-Джавад подошёл к своей лавке, которую закрыл перед тем. Он шёл неспешными шагами, а глаза его внимательно разглядывали дорогу и окна. За парой окон Зубайды мелькнул свет, однако он не знал, что там происходит сейчас. Он какое-то время шёл по дороге, затем вернулся в то же место, откуда пришёл, и продолжил свой путь по направлению к дому Мухаммада Иффата в Гамалийе, где встретил четырёх своих друзей, прежде чем они все вместе направились в кофейню. Обращаясь к Мухаммаду Иффату, он сказал:
— До чего прекрасны ночи в том плавучем доме. Моё сердце по-прежнему тоскует по нему!
Мухаммад Иффат, издав победный смешок, сказал:
— Вам только следует сделать знак, и он в вашем распоряжении, когда захотите…
Али Абдуррахим прокомментировал его слова:
— Ты соскучился по Зубайде, старый сводник?
Ахмад опередил его, и серьёзно сказал:
— Нет…
— По Джалиле?
— По плавучему доме, и больше ни по чему…
Мухаммад Иффат лукаво спросил его:
— Ты хочешь, чтобы вечер там ограничился лишь нашей компанией, или нам позвать туда подруг прежних дней?
Ахмад засмеялся, выдавая тем самым своё поражение, и ответил:
— Ну позови их, хитрец ты этакий, и пусть это будет завтра вечером, а то уже поздно. Но я никогда не позволю себе большего, чем просто сидеть, слушать и общаться…
Ибрахим Аль-Фар вымолвил «хмм…», а Али Абдуррахим процитировал куплет песенки: «Я совершаю преступление против духа своего…». Мухаммад Иффат насмешливо сказал:
— Называй это как угодно. Названий много, а действие-то — одно.
На следующий день Ахмад открыл для себя кофейню господина Али как будто впервые. Его привлекло туда уже под вечер, и он занял кресло под окном. К нему подошёл с приветствиями владелец кофейни, и Ахмад сказал ему, словно оправдываясь, что зашёл туда впервые:
— Я возвращался после некоторых дел, и душа позвала меня выпить вашего сладкого чая.
«Такой визит, кажется, будет легко и повторить… Но не спеши, не спеши!! Зачем же выдавать себя перед людьми, какой от всего этого толк?! Тебя и впрямь обрадует, если она увидит тебя сквозь ставни, чтобы поглумиться над твоим падением?.. Ты не знаешь, что делаешь с собой. Ты выворачиваешь свои глаза из орбит, дурманишь свой мозг до головокружения, но она никогда не покажет тебе себя, и что более ужасно, будет смотреть на тебя из окна и насмехаться над тобой. Зачем ты пришёл? Ты хочешь вдоволь налюбоваться на неё? Признайся. Ты желаешь измерить её гибкое тело, увидеть её улыбку и подмигивание, следить за её пальцами, окрашенными хной? Зачем всё это? Подобное раньше не случалось с тобой, даже с женщинами, превосходящими её по красоте, блеску и известности. Неужели ты обречён страдать и унижаться ради такой презренной вещи?!.. Она никогда не покажет себя тебе…, сколько бы ты ни пялился… Ты привлёк к себе взгляды…. Ахмад Абд Аль-Джавад сидит в кофейне господина Али и пристально смотрит в окно. До чего же ты скатился!! Откуда тебе знать, что она не выдала твою тайну?.. Может, уже всему оркестру это известно, а может, об этом знает и сама Зубайда, или даже все!! „Когда он протягивал мне руку, украшенную перстнем с алмазом, я отвергла его, когда он добивался моего расположения, я дала решительный отпор…“ Таков господин Ахмад Абд Аль-Джавад, которого вы так восхваляете…! До чего же низко ты пал!! Ты скатился так низко, что дальше просто некуда, и при этом ты ещё и упорствуешь в своём падении, хотя тебе как никому другому известно, какое унижение и позорище принесут твои порочные действия, если тайна станет известна твоим друзьям, Зубайде и Джалиле. Что ты тогда будешь делать?! Ты и впрямь мастер по части маскировки трудных ситуаций своими шутками и остротами, но как только волны смеха и хохота спадут, откроется горькая правда… Это больно, а ещё больнее то, что ты её хочешь. Не лги самому себе. Ты до смерти её желаешь. Что я вижу?…»
Он спросил себя, глядя, как к дому певицы подъехал крытый экипаж, и остановился. Тут же открылась дверь и из неё вышла Айуша-бубнистка, таща за собой Абдо-цитриста. За ними последовали остальные члены ансамбля, и Ахмад понял, что они отправились на одно из свадебных торжеств.
Мужчина испытал яростное чувство, сердце его клокотало, когда он смотрел на дверь в страстном и печальном ожидании. Он вытянул шею, не заботясь об осторожности и не обращая внимания на то, что вокруг него были другие люди. И тут за дверью раздался звонкий смех, стала различимо видна лютня в светло-розовом чехле, а за ней её владелица, которая выбежала из дома под громкий смех. Затем она положила лютню в переднюю часть экипажа и с помощью Айуши поднялась сама и села посередине, так что больше он не мог видеть её целиком, только плечо, что виднелось в просвете между Айушей и слепым Абдо. Ахмад стиснул зубы в тоске и гневе одновременно. Глаза его следили за экипажем, который качался то вправо, то влево, продвигаясь всё дальше по улице, оставляя в его груди глубокое чувство уныния и унижения. Он спрашивал себя, встать ли ему и последовать ли за ней? Однако не пошевелился, и остался неподвижен, добавив лишь одно: «Приход сюда был глупостью и безумием».
В назначенное время он появился в Имбабе у плавучего дома. Он не мог решить, что ему делать из-за множества мыслей, роившихся у него в голове. Наконец остановился на том, что решить свои проблемы можно, если воспользоваться обстоятельствами и возможностями… Достаточно с него и уверенности в том, что он увидит её в компании с другими, а потом, в конце вечера, и наедине. Он уймёт пульсацию сердца снова, и может быть, вернёт себе шанс, воспользовавшись на этот раз различными видами соблазнения. Он боязливо вошёл в плавучий дом: если бы кто-то ещё увидел его в подобном состоянии, то догадался бы о причинах на то, и окружил его смехом и глумлением. Внутри он обнаружил друзей, Джалилу и Зубайду, однако никаких следов лютнистки там не было!! Его тепло приняли, и едва он снял с себя кафтан и феску, и занял своё место, как вокруг него раздался взрыв хохота. Он включился в эту атмосферу благодаря гибкости своего характера; разговаривал, шутил, острил, читал анекдоты, превозмогая свою тревогу и стараясь обмануть опасения. Однако опасения затаились за стеной шуток, и не рассеивались, подобно боли, которая иногда может улечься под воздействием успокоительного. Он продолжал надеяться, что вот-вот откроется дверь, и из неё появится она, или кто-нибудь обмолвится о ней хоть словом, объяснив причину её отсутствия, или предвестит о её скором прибытии. По мере того, как тягуче и неповоротливо шло время, надежда его стала бледнеть, пыл иссякать, и тучи затянули безмятежное небо ожиданий.
«Интересно, которое из двух предположений верно: её приход позавчера или отсутствие сегодня? Я никого не буду об этом спрашивать. Как видно, твой секрет по-прежнему охраняется. Если бы Зубайда проведала о нём, то не колеблясь, устроила из-за этого скандал и позорище».
Он много смеялся, а пил ещё больше, затем попросил Зубайду спеть ему «Мой рот смеётся, но я плачу всем сердцем». Один раз, оставшись наедине с Мухаммадом Иффатом, он чуть было не раскрыл тому своё желание, и ещё один раз чуть не раскрылся самой Зубайде, хотя сумел всё же сдержаться и выйти из неловкой ситуации, сохранив и секрет, и честь.
Когда в полночь Али Абдуррахим собрался отправиться к своей подруге в Ваджх аль-Бирка, Ахмад поднялся, чтобы вернуться домой одновременно с ним, к полной неожиданности для всех. Они тщетно делали попытки удержать его от такого решения или уговорить подождать ещё часок. Он ушёл, оставив после себя изумление и разочарование надежд остальных, строивших догадки о его приходе в назначенное время.
Затем настала пятница, и он отправился в мечеть Хусейна незадолго до начала коллективной молитвы. Когда он проходил по улице Хан Аль-Джафар, то увидел мельком её: она шла из квартала Аль-Ватавит и тоже в направлении к мечети!.. Ох!.. Ещё никогда раньше его сердце не билось в груди так, как в этот момент! Сразу же это привело к полному параличу всех его душевных движений, пока ему не привиделось — он находился в состоянии, похожем на транс — будто бы он встал, и весь мир вокруг него замер и замолк, словно в могиле. Он был подобен машине, что остановилась, но несмотря на выключенный двигатель и заглохший рёв мотора, движется по собственной инерции в абсолютном покое. Когда же он пришёл в себя, то обнаружил, что она намного опередила его, и последовал за ней без всяких колебаний или рассуждений. Он прошёл мимо мечети, даже не заходя туда, затем направился за ней на некотором расстоянии в сторону новой дороги… Чего он замышлял?… Он и сам не знал!! Он повиновался слепому импульсу; никогда прежде ему не случалось преследовать женщину по дороге, даже в дни молодости. Он стал замечать опасность и беспокоиться. Затем ему в голову неожиданно пришла насмешливая и одновременно отвратительная мысль: что Ясин или Камаль изобличат секрет этого незаметного преследования!.. Хотя он старался не сокращать дистанцию между ними больше того, что была в начале погони, глаза его утоляли жажду, разглядывая изгибы её нежного тела со всей ненасытностью и страстью. Он чувствовал прилив волн страсти и боли, что накатывали на него друг за другом, пока не увидел, как она сворачивает с дороги и идёт в лавку ювелира, одного его знакомого по имени Йакуб. Он замедлил свои шаги, чтобы дать себе возможность раскинуть умом; тревога и настороженность его лишь удвоились: не вернуться ли ему туда, откуда он пришёл? Или пройти мимо лавки, не обращая внимания на неё? Или же подождать, что случится далее?
