Странник века - Неуман Андрес Андрес

Ханс говорил медленно, но Софи заметила, что голос его звучит как-то придушенно, словно он зажимает себе нос. Внешне она казалась спокойной, но Ханс видел, как бурно вздымается ее коралловое ожерелье в вырезе платья. Ханс слишком часто приглаживал волосы. Софи хваталась то за чашку, то за блюдце, то за ложку.

Значит, сказал Ханс, свадьбу ты отменила. Софи пожала плечами и перевела взгляд на потолок. А твой отец? спросил он, должно быть, он в ярости? Она вяло кивнула, попробовала улыбнуться, но лишь сморщила губы. Как это все странно, сказал Ханс. Страннее некуда, прошептала Софи.

Между столами прошел официант, держа крючок с зажженной горелкой. Лампы в светильниках начали оживать, как клетки, вновь обретшие своих птиц. Сколько уже времени? спросила Софи. Ханс ощупал запястья. Она посмотрела на часы на стене. Снова перевела взгляд на Ханса, несколько раз быстро моргнула, сморщила губы. Он видел, что она готова встать. Эльза захлопнула книгу. Ханс чувствовал, как копятся в нем недосказанные слова. С бешеной скоростью звучали в голове все те объяснения, которые он мог ей дать, все причины, по которым вынужден был уехать. Он представил себе, как бросается к ней. Целует у всех на глазах. Демонстративно опрокидывает мраморный столик. Срывает с нее одежду. Он не двигался с места. Софи уходила. Ханс оставил возле чашки несколько монет и пошел за ней следом. Все трое цепочкой продвигались к выходу. Когда Софи была уже в дверях, Ханс схватил ее за руку и удержал. Уже за дверью они оказались лицом друг к другу. Любой посетитель, сидевший близко к окну, мог видеть, как Эльза, заметив движение Ханса, пошла вперед, сжимая в руках книгу, потряхивая волосами под шалью и не оборачиваясь назад.

Ханс и Софи смотрели, как уходит Эльза.

Софи, пойми! пробормотал он, застегивая сюртук, после всего, что здесь произошло, я не могу, вернее, не мог бы. Тсс! прошептала она, завязывая шаль, так лучше. Лучше для нас обоих. Игра стоила свеч. Для меня, сказал Ханс, ты была настоящим чудом. Замолчи, сказала Софи, поднося к губам указательный палец, и уходи! Чудес нет. Тебя тоже.

Пока они молча заканчивали одеваться, как два бойца, вновь натягивающие всю свою амуницию перед боем, Софи видела, что Ханс откровенно плачет, плачет для нее. И она засомневалась, или не засомневалась, зная, что совершает самое трудное, зная, что так будет лучше. Какой ты таинственный господин! попыталась она пошутить, уезжаешь так же, как приехал. Да, сказал он, беря себя в руки. Нет. Уезжаю я не так, как приехал.

Когда Ханс сделал шаг в другую сторону, Софи окликнула его: Подожди. Он быстро обернулся.

— Спасибо!

— Я тоже хотел тебе сказать. Спасибо!

Он уходил по Стекольному проезду. Его тень переползала с одной витрины на другую. Софи смотрела ему вслед, и глазам ее было холодно. Не переставая чувствовать иголку в желудке, которую терпела с самого прихода в кафе, она ощутила странное удовлетворение.

Чтобы догнать Эльзу, ей пришлось пробежать пару улиц. А Ханс в это время шел широким шагом к Рыночной площади. Если бы кто-то подсматривал за ними сверху, с высокого балкона или из бойницы Ветряной башни, они показались бы ему незначительными персонажами, двумя черточками на снегу. Но на уровне земли это были два живых человека.

Ханс пришел на постоялый двор, поднялся к себе в комнату и открыл сундук. Он порылся в нем, отыскивая пространное письмо, которое написал тем утром, когда решил уезжать из Вандернбурга. Перечитав его, он многое вычеркнул, но кое-что добавил. Сперва он хотел отдать его Альваро, но затем побоялся, что тот его прочтет. Запечатав письмо в конверт, Ханс пошел искать Лизу.

Лиза оказалась в гостиной, где, стоя на коленях, раздувала огонь в очаге. Она резко вскочила, отряхнула подол и грустно посмотрела на Ханса. Это правда, что ты завтра уезжаешь? спросила она. Правда, ответил он, сдерживаясь, чтобы ее не приласкать. Не может быть, сказала она, качая головой. Может, улыбнулся он. И добавил: Я хотел попросить тебя о последнем одолжении. Все, что хочешь, сказала Лиза. Мне нужно, объяснил Ханс, чтобы ты сегодня же отнесла этот конверт в дом Готлибов, сейчас уже слишком поздно? или ты сможешь выйти? Лиза посмотрела на улицу, оценила, насколько там светло, и гордо сказала: Если прямо сейчас, то смогу. Отлично, воскликнул Ханс, тогда слушай. Это письмо нужно, как всегда, отдать горничной. И очень, очень важно передать ей, чтобы она отдала его не раньше, чем завтра после завтрака. Поэтому сегодня ночью ей следует держать его у себя и сделать все, чтобы его никто не увидел, ясно? Буду тебе бесконечно благодарен, если ты сделаешь это как можно скорее. Завтра на рассвете я уеду и, возможно, мы уже не увидимся. Ты не представляешь себе, как для меня важен этот конверт и как я ценю твою помощь, моя дорогая Лиза.

Она с важным видом взяла конверт. Спрятала его между юбкой и рубашкой, глубоко вздохнула и бросилась в объятия Хансу, едва успевшему отреагировать, чтобы не дать ей грянуться об пол. Почувствовав его руки, Лиза поцеловала его в уголок губ и объявила: Я скажу матери, что Томас забыл в школе тетрадку, которая ему нужна, чтобы доделать уроки. А если твой брат узнает? забеспокоился Ханс, если скажет матери, что это не так? Она усмехнулась, как истинная героиня, и сказала: А что, по-твоему, я собираюсь сейчас выкрасть из комнаты? Далеко же ты пойдешь! удивился он. Это мы увидим, сказала Лиза и направилась к двери. А! и неплохо бы тебе чем-нибудь отвлечь это исчадье ада. Он здесь, играет в коридоре. Пожелай мне удачи.

Ханс пошел искать Томаса, который в тот момент был крайне сосредоточен на изувечивании, расчленении и изучении деревянной тележки. Во что играешь? спросил его Ханс. Мальчик показал Хансу погнутую ось и оторванное колесо. Томас, малыш, наклонился к нему Ханс, я завтра уезжаю, ты знаешь? А мне что? ответил мальчик и ущипнул Ханса за ногу.

Лиза пулей помчалась к Оленьей улице. В одной руке она сжимала конверт, другой придерживала капор. Она думала о важности своей миссии, о том, какой же Ханс красивый и как безмерно ей доверяет. Однако к середине пути что-то начало ее тревожить, затем раздражать и вдруг взбесило. Она замедлила шаг. Резко остановилась. Осмотрела конверт. Беглый, твердый почерк Ханса. Имя этой идиотки Софи, которую Лиза наконец-то могла проклясть и выдать. Лиза огляделась в поисках освещенного подъезда. Села на ступеньку и без колебаний вскрыла конверт, стараясь не повредить. С трудом осилила несколько первых абзацев. Предложения были неимоверно длинными, почерк оказался слишком неразборчивым. Ей удалось расшифровать обрывки фраз, отдельные слова. Она заметила много знакомых глаголов и некоторые существительные. Содержания письма она не поняла, но ей было ясно, что это любовное письмо Ханса к этой идиотке. Любовное письмо, которое Лиза не смогла даже прочесть. Она в ярости вскочила. Что она делает? Как можно быть такой простофилей? Она побежала в другую сторону. Добралась до Высоких ворот. Едва впереди, под мостом, блеснула река, она разорвала конверт на миллион клочков и бросила их в Нульте.

Ханс и Альваро прощались в «Центральной». Говорили они мало, только поглядывали друг на друга, неловко улыбались и сдвигали кружки. Холод проникал в щели заведения, сводя на нет усилия дровяных печей. Прямо перед ними, по краям Рыночной площади, торговцы с вечера готовили рождественские прилавки с трещотками, ржаными хлебами, звездами, колотым сахаром, блестящими шарами, флягами с вином, разноцветными свечками, миндальной пастой и гирляндами.

Не надо было приходить, проворчал Альваро, последний вечер — это всегда такой кошмар! Заказать тебе еще пива, мученик? спросил Ханс, похлопав его по спине. Стало быть, на этот раз точно? допытывался Альваро, в самом деле уезжаешь? Да! ответил Ханс, тебя это так удивляет? Нет, пожал плечами Альваро, ну, может быть, чуть-чуть: наверно, я надеялся, что случится что-то, сам не знаю что, да что угодно! и ты все-таки останешься. Amigo mio, поднял кружку Ханс, мне нужно продолжать свой путь. Еще тебе нужно, поднял кружку Альваро, поработать над своим испанским произношением. Если хочешь, сказал Ханс, мы могли бы поговорить о твоем немецком произношении. Их дружный смех резко оборвался. Короче, вздохнул Альваро, я никогда не видел, чтобы кто-то уезжал из Вандернбурга. Для точности давай оговоримся, сказал Ханс, что я пока еще здесь. Никогда! изумленно повторил Альваро. Что ж, наверно, я не выношу рождественских праздников. А я расставаний, сказал Альваро, поэтому, если ты не против, я предпочел бы завтра не оказываться в том месте, откуда отправится твой экипаж.