Королева Бона. Дракон в гербе - Аудерская Галина

Виллани отправился в Испанию, и это не могло не огорчить Паппакоду. Марина, правда, предупредила его, чтобы он не слишком ворчал по этому поводу: зачем настораживать королеву, она и так обеспокоена тем, что нет писем из Польши, что неаполитанский наместник все никак не умрет.

— Вы лучше займите ее чем-нибудь, ну хотя бы посоветуйте восстановить часовню или замок в Россано. С тех пор, как уехал Виллани, она все время злится, швыряет на пол бокалы и вазы, к счастью, только те, что и так пострадали в дороге. Без конца вспоминает королевский двор в Кракове и даже… свой, в Варшаве.

— А о расторжении брака не вспоминает? О кардинале Караффа?

— Вспоминает, и довольно часто. Все время ждет вестей из Неаполя, а от кого — не говорит. И я не знаю.

— Любопытно, — пробурчал Паппакода. — Что касается наместничества… Скоро я ей сообщу, что беднягу наместника разбил паралич…

— Значит, он протянет еще долго?

— Разумеется! Год или два. Они понимающе переглянулись.

— Боже, как я счастлива в Бари, — вздохнула Марина.

Через неделю ранним утром Паппакода услышал под окном конский топот. Он торопливо спустился во двор, сообразив, что нужно перехватить гонца.

— Письмо принцессе?

— Нет. Я привез письмо из Неаполя бургграфу от моего хозяина кавалера Виллани.

— Давай его мне, и можешь возвращаться. Я и есть бургграф Бари.

Он почти вырвал из рук письмо и покосился на окна королевы. Они еще были зашторены, поэтому Паппакода спокойно направился в сад. Со всех сторон осмотрел письмо, сломал печати. Быстро прочел донесение кавалера Виллани о намерениях кардинала Караффа, прочел еще раз уже внимательнее. Лицо его исказилось от гнева. Он-то считал, что здесь, в Бари, он один в глубокой тайне ведет свою тонкую игру… А тем временем этот старец Виллани… Он? В Испанию его отправила королева. Значит, игру ведет она? Проклятие! У дракона еще столько яда? От злости Паппакода смял в руке пергамент, но тут же старательно расправил его. А потом долго стоял молча, тщательно обдумывая, как поступать, посвящать или не посвящать в это Марину? Сказать о гонце?

Как поступить с письмом? Подделать? Старый Виллани вернется не скоро, а если вновь прискачет гонец с письмом, он завернет его, как и первого. Время у него есть. У него еще много времени…

Бона, от тоски не находившая места, пыталась чем-то занять себя. Отправила в Россано строителей — привести в порядок замок. Решила и сама туда съездить, но замок был так запущен, таким холодом повеяло от его покоев, что ей захотелось поскорее вернуться в Бари. Она не менее других удивлялась тому, что у нее не было больше желания действовать, командовать, карать за нерасторопность, как когда-то в Литве.

— Неужели я устала от власти, как император Карл? У меня нет больше желания повелевать людьми? — удивленно спрашивала она сопровождавшую ее Марину. — О нет, нет! Когда мы вернемся в Бари, когда я получу письма от Виллани, из Польши, из Неаполя и Паппакода ежедневно станет приходить ко мне с докладами… я вновь почувствую, что нужна кому-то, силы прибавятся.

Но ни писем, ни добрых вестей не было. И опять она была не в духе.

— Ежедневные доклады? Смешно! Какие могут происходить события в этом городке, на берегу залива? Раньше я жаловалась, что не хватает времени. Тогда я давала аудиенции, искала союзников, учила людей, вела беседы… А сейчас? Вокруг пустота. С кем разговаривать? С тобой? С Паппакодой?

— Но ведь именно от него, госпожа, вы узнали о болезни наместника, — напомнила Марина.

— Санта Мадонна! Паралич. Прекрасная новость! Это может продлиться до бесконечности, а я хочу действовать уже сейчас. Пошел девятый месяц, как я тут сижу, а ведь могла править в Италии или в Мазовии. Мне тесно в стенах этого замка, в этом игрушечном парке.

— Государыня, если бы вы поехали к источникам, полечили горло, отвлеклись от тяжких дум, отдохнули…

— Уехать?! — возмущенно воскликнула Бона. — Сейчас, когда в любой момент из Неаполя может прибыть посол с вестью о смерти наместника? Показать всем, что мне нездоровится, что я слаба и старею? Выйди вон!

В тот день было тепло, солнечно, Бона решила пройтись по парку. Ей надо сосредоточиться, успокоиться. Куда делась ее прежняя живость, способность к действию, уверенность? Наверное, это от скуки, от монотонности? А быть может, какая-то порча на нее нашла, помрачение какое-то? Нет, нет! Она здорова, готова взять бразды правления в Неаполитанском королевстве в свои руки. Просто устала от ожиданий. Ждать она не умела, с юных лет не выносила бездеятельности. А теперь вот покорно ждет развития событий в Неаполе, ждет гонцов, писем из Польши. Нет, довольно! Она сама положит этому конец. Следует послать гонца к кардиналу Караффа или к самому папе, получить согласие на развод Августа. С этого она начнет, а затем…

Торопливые шаги за спиной прервали течение ее мыслей. Она резко повернулась и столкнулась лицом к лицу с незнакомым человеком. Парк, где она гуляла, стерегли стражники, а стоящий перед ней мужчина походил на только что прибывшего гонца, его одежда носила следы долгого путешествия. При виде ее он отскочил в сторону и — спустя какое-то время — преклонил колено.

— Боже! Как ты меня испугал! Кто ты?

— Я прибыл из Неаполя и жду здесь с самого утра…

— Ждешь? Кого?

— Я доставил письмо от кавалера Виллани, племянника его милости бургграфа.

— Только сейчас?! — гневно воскликнула Бона.

Гонец приложил палец к губам, осторожно оглянулся и зашептал:

— Ваше величество, я был здесь уже два раза, но письма всегда забирал новый бургграф. Теперь, когда мой господин знает, что синьор Виллани уехал в Испанию, он приказал передать письмо вам, только в ваши руки. Я побоялся въехать прямо во двор, поэтому оставил своего коня за стеной парка…

— Хорошо. Ты поступил мудро. Оставь письмо под деревом и тотчас уходи. А своему господину скажи, чтобы письма посылал мне только с тобой. Все понял? Прямо в мои руки.

— Хорошо.

— Теперь ступай. Быстро!

Он исчез, растворился за кипарисами. Бона неожиданно легко и проворно сошла с дорожки и, схватив письмо, торопливо сломала печать. Она снова в своей стихии: вокруг что-то происходит, втайне от придворных она принимает гонцов. Кто знает, быть может, скоро ей удастся высылать своих людей в Неаполь, в Рим?

Но захлестнувшая ее волна радости была недолгой и тотчас сменилась диким, безудержным гневом.

Хватаясь за ветви кипариса, она еще раз прочла послание кавалера Виллани.

Он доносил, что, не получив ответа на свои письма и узнав, что его дядя уехал в Испанию, осмелился лично сообщить самой королеве совершенно достоверные сведения: кардинал Караффа в настоящее время находится в Испании у ложа больного Карла, если тот еще жив, поскольку в последнее время в Неаполе кружат слухи, что экс-император почил в бозе. Из канцелярии кардинала до сих пор не отправлено ни одно письмо о расторжении брака, а граф Броккардо и не думал просить кардинала замолвить об этом слово перед папой. Поэтому он считает, что хлопоты о разводе следует возобновить заново. Он спрашивал, кто в Бари получал его письма? Гонец утверждал, что бургграф. Но какой? Он, кавалер Виллани, знает только одного, своего дядю. Поэтому просит разъяснить столь запутанную ситуацию и прислать точные распоряжения.

Значит, Паппакода… перехватывал письма от кавалера Виллани. Так вот почему он не поехал с ней в Россано, сославшись на приступ почечной колики. Ему надо было быть на месте, в Бари, перехватывать письма из Неаполя…

Если она вызовет его, покажет это письмо… Что это даст? Он свалит всю вину на Броккардо, объяснит, что щадил ее, беспокоился о здоровье своей королевы, которой столько лет служит верой и правдой. Марина? Она все передаст своему старому другу. Значит, следует сделать вид, что ничего не произошло, а тем временем направить в Неаполь того, кто сможет узнать, как обстоят дела у графа. Таким человеком может быть только епископ Бари, Муссо… Как это она раньше не подумала о нем! Всегда все важные дела при дворе помогали решать ей епископы Мендзылеский и Кшицкий, а как успешно вел дела при дворе Карла ее посол Ян Дантышек! А кто такой для советников испанского короля Джан Лоренцо Паппакода? Никто. Посредник в денежных делах, казначей Боны Сфорцы Арагонской. Хорошо! Глаз с него не спускать и, как советовал Виллани, все начать сначала.