Виталий Елисеев - 1941–1945. Священная война
Она останавливалась возле каждого, брала в руки учебники, а потом внимательно осматривала голову. Обойдя всех, вернулась к столу.
– Ребята, у многих из вас в голове вши. Завтра не забудьте принести в школу частые гребни и газеты, – предупредила Анна Фоминична. – Запомнили?
– Запомнили! – дружно ответил класс.
Достав из стола стопку учебников, раздала тем, у кого их не было.
– С тетрадями у нас совсем плохо. У меня их нет. Будем из газет сами их шить и в них писать буквы, цифры между строк, – пояснила Анна Фоминична. – Я вам сейчас покажу, как из газеты сшить тетрадь.
Она достала ножницы и несколько газет. Разрезав по размерам развернутой тетради, сложила пополам и сшила ниткой. Получилась тетрадь. По треугольнику карандашом разлиновала страницу наклонными линиями.
На следующий день, в начале первого урока, Анна Фоминична показала нам, как пользоваться гребнем. Мы разложили перед собой газеты и гребнями из волос стали вычесывать на них вшей.
В наших головах было полно паразитов.
С характерным сухим стуком они падали на газету и спасаясь, разбегались по ней. Надо было ногтем успеть раздавить их. Это выполнялось с детской непосредственностью. Класс живо реагировал, соревнуясь, кто больше вычесал. «У меня двенадцать!», «А у меня больше! Пятнадцать!» И это продолжалось в течение всего урока от звонка до звонка. Трагедия, а воспринималась она нами совсем по-другому.
– В классе должна быть сандружина. В нее я включила Валю Часовикову, Тоню Давыдову, Виталия Елисеева. В вашу обязанность входит с повязкой на рукаве каждый день перед началом занятий осматривать руки, ногти, головы и обо всем замеченном рассказывать мне. А вам, ребята, слушаться сандружинников. Часовикова, Давыдова и Елисеев, подойдите ко мне.
Анна Фоминична достала из стола красные повязки и повязала нам на левые руки.
Это была «игра», но полезная, когда в семьях не было мыла, бани не работали.
В конце урока сандружинники с Анной Фоминичной собрали газеты и на школьном дворе сожгли их.
На втором уроке были заняты изготовлением тетрадей. Разрезали газеты, складывали листы и сшивали нитками. С трудом, но тетради получались. Во всех сшитых нами тетрадях, Анна Фоминична прочерчивала линейкой наклонную линию для выработки навыка правильного наклона букв при чистописании.
– Дома попросите маму, старшего брата, сестру разлиновать тетради в косую линейку, – предупредила Анна Фоминична.
Первые палочки, нолики на уроке чистописания старательно выводили на узеньких белых полосках между напечатанными строками.
На перемене между вторым и третьим уроками, мама Шурика в тазу принесла в класс нарезанные крохотные кусочки черного хлеба. Тонкий кусок от буханки разрезался еще на четыре части. На весь класс, при таких кусочках, хватило одной буханки. Но и этому были рады. Шурику и мне она положила на парту горбушки. Свою четвертушку я не съел, спрятал, чтобы отнести брату.
На последнем уроке Анна Фоминична достала из стола толстую книгу.
– Каждый день я буду читать вам очень интересную волшебную сказку. Она так и называется «Волшебник изумрудного города». Ее написал детский писатель Николай Николаевич Носов. Запомните эту фамилию. Он написал много интересных сказок для детей. Когда сами научитесь читать, я думаю, вы их прочтете.
Она подняла книгу, чтобы всем хорошо была видна ярко раскрашенная обложка с нарисованными на ней пляшущими человечками с непомерно длинными шеями, как хоботы у слонов.
С книгой в руке Анна Фоминична подошла к окну, где было светлее.
В наступившей тишине мы ловили каждое слово, произносимое учительницей. На ней скрестились наши взгляды.
На следующий день мы торопили время в ожидании последнего урока, перезвона колокольчика в руке технички, после которого в класс войдет наша учительница, возьмет в руки волшебную книгу, сядет у окна и страница за страницей будет читала ее нам, а мы с замиранием сердца погрузимся в прекрасный, волшебный мир сказки. И этот мир будет продолжаться целый урок и сегодня, и завтра, и через неделю, если не будет сигнала «Воздушная тревога».
Под влиянием ее чарующего голоса и содержания, мы на какое-то время переносились в сказочный мир, забывали, что первый урок сидели склонившись над газетами, вычесывая из головы вшей и гнид, что фронт приближается все ближе и ближе, что за стенами школы отчетливо слышны орудийные раскаты.
И в этот момент мы больше всего переживали, что наступит день, когда волшебная сказка будет прочитана. Последний урок был самым долгожданным в нашей школьной жизни.
Потом тихо, без шума, гвалта, будем собираться по домам, оставаясь еще долгое время во власти прочитанного и не разойдемся до тех пор, пока не освободиться наша Анна Фоминична, а потом всей гурьбой пойдем провожать ее до дома.
Она жила недалеко от школы в деревянном доме с мамой и трехлетним сыном Костиком. Муж был на фронте. Перед домом был небольшой пруд. Прежде в нем плескались утки и гуси, оглашая округу громкими криками. Теперь пруд был безмолвным. Не стало на нем шипящих гусей, пугливых уток. Напоминанием о них были кое-где по берегу разбросанные перья.
К своей учительнице мы быстро привязались и полюбили ее. Никто нас не заставлял, никто не подталкивал собираться перед занятиями всем классом возле её дома и дружно кричать: «Анна Фоминична! Анна Фоминична!»
Улыбающаяся, она выходила из дома, спускалась с крыльца, тут же попадала в плотное кольцо девочек и все гурьбой мы шли в школу. А за окном Костик и бабушка махали нам вслед руками.
Ей было приятно такое отношение к ней со стороны учеников.
И мы – дети войны, когда и есть было нечего, и рядом была передовая, и со дня на день в город могли войти немецкие войска, мы все равно были по-своему счастливы. Только наше счастье было другим и измерялось мерками военного времени. Оно входило в наши души прекрасной книгой, волшебным миром и его удивительными обитателями, которых нам так тогда не хватало. Низкий поклон нашей первой учительнице. Она открыла перед нами другой мир, мир мечты, счастья, добра, справедливости.
Глава 17. Письма с фронта
Гадалка не ошиблась. В конце октября пришло от папы первое письмо. К сожалению, оно не сохранилось, но остались несколько более поздних писем той поры, которые заслуживают помещения в воспоминания.
Каждое письмо с фронта просматривалось военной цензурой. Ставился штамп: «Просмотрено военной цензурой».
На содержание налагались жесткие ограничения, что можно писать, о чем нельзя. Последнего было намного больше. Нельзя было сообщать о местоположении воинской части, потерях, отступлении. Все неразрешенное замазывалось чернилами. Приветствовалось в письмах о личном.
Несмотря на ограниченность, однобокость содержания, они продолжают оставаться свидетелями и памятью о Великой Отечественной войне и нашей Победе.
12.ХII-41
Дорогой и милый сын мой Виталий!
Шлю тебе привет из Действующей армии. Недавно получил от мамы письмо, где сообщила она мне о твоих школьных успехах – это меня радует, но помни, что учиться нужно еще лучше и учиться так нужно всегда.
В школе следует быть дисциплинированным и слушаться своей учительницы.
Я тебе уже писал письмо, где сообщал о том, что мама мне пожаловалась, что ты не слушаешься дома ни бабушки, ни дедушки. Я полагаю, что ты уже исправился. Знай, что мне очень горько об этом слышать – ведь ты у меня хороший мальчик.
Так будь же до конца хорошим.
Знай, что у тебя есть брат Юрик, который будет брать пример с тебя. И если этот пример будет дурной, то и Юрик будет вести себя дурно.
Ну, полагаю, что ты мне ответишь на мое письмо.
Теперь сообщаю тебе о себе – пишу из госпиталя после тяжелого ранения. Сейчас выздоравливаю.
Также сообщаю, что командование представило меня к Правительственной награде.
На нашем фронте враг бежит в панике и недалек тот день, когда война закончится нашей Победой и мы увидимся с тобой.
Передай привет твоим товарищам, которых я знаю, а также поцелуй дедушку и бабушку за меня.
В. Елисеев18.ХII-41
Дорогой и милый сын мой Виталий.
Шлю тебе привет из Действующей армии. Недавно получил от мамы письмо, где сообщила она мне о твоих школьных успехах – это меня радует, но помни, что учиться нужно еще лучше и учиться так нужно всегда. В школе быть следует дисциплинированным и слушаться своей учительницы.
Я тебе уже писал письмо, где сообщал о том, что мама мне пожаловалась, что ты не слушаешься дома ни бабушку, ни дедушку. Я полагаю, что ты уже исправился. Знай, что мне очень горько об этом слышать – ведь ты у меня хороший мальчик, ты будь же до конца хорошим.
Знай, что у тебя есть брат Юрик, который будет брать пример с тебя и если этот пример будет дурной, то и Юрик будет вести себя дурно.
