Виталий Елисеев - 1941–1945. Священная война
Глава 14. Ух, сволочь такая, где наворовал
После удачной продажи бабушкой на рынке пальто, дедушка подозвал меня, порылся в ящике машинки и достал из него несколько рублей.
– Вот тебе деньги, сходи на рынок и купи себе пирожок, – проговорил он и протянул их мне. Я тут же помчался на железнодорожную станцию.
Рынок небольшой. Продавцов и покупателей немного. За прилавком стояла женщина. Возле нее кастрюля с пирожками. Я протянул ей деньги.
– Ух, сволочь такая, где наворовал! – не глядя на меня, взорвалась женщина, пряча деньги в карман под жакетом.
Я стал оправдываться. Деньги дал мне дедушка, чтобы я на рынке купил пирожок. Бесполезно. Она была уверена, что я карманник. Сунув мне в руку пирожок, прогнала, пообещав в следующий раз, если еще появлюсь на рынке, отправить в милицию.
Отойдя от нее, надкусил пирожок. Какой же он был вкусный! Поджаренный, внутри с картошкой. Он был так не похож на хлеб с лебедой, который выпекала бабушка. Этот день был для меня праздником.
Глава 15. Нагадала гадалка письмо
Заканчивался третий месяца, как папа ушел на фронт. За это время от него не было ни одного письма. Мама не находила себе места.
Что с ним? Где он сейчас? Она все передумала, что могло с ним случиться.
В душе она считала, что его уже нет в живых, но эти самые страшные мысли гнала прочь от себя. Не могла поверить, что муж погиб. Заставляла себя верить, что он жив и не может написать письмо, потому что идут бои. Не до этого ему сейчас.
Последняя ее надежда узнать что-нибудь о нем, была известная в Загорске гадалка.
Мама собрала самые дорогие вещички: колечки, серьги, какие-то драгоценности и пошла к ней.
– Жив, вижу его, жив. Скоро жди письмо, – обнадежила гадалка, складывая карты.
И мама, окрыленная, придя домой, рассказала обо всем.
Гадалка не ошиблась.
В конце августа пришло первое письмо. В нем папа сообщал, что жив и здоров, бьет фашистов. О причине, почему долго не писал, в письме не было ни слова. Его интересовало, как мы живем и просил подробно написать ему об этом.
Что и как писать в письмах с фронта, определяла военная цензура, штамп которой после просмотра ставился на письме.
Глава 16. 1 сентября 1941 года
К концу июля 1941 года немецкие войска подошли к Загорску.
Жаркие бои шли на подступах в 10—15 километрах за деревней Деулино. В городе были слышны разрывы артиллерийских снарядов. В Троице-Сергиевой лавре развернули прифронтовой госпиталь, в который раненых привозили прямо с передовой.
Никто не мог сказать, удержится ли фронт и как долго? Но 1-го сентября к школам потянулись ученики.
Начальная школа, в которой предстояло учиться, размещалась в бывшей домовой школе и богадельне при церкви Михаила Архангела.
В первый день шел в школу с ребятами из соседних домов. В стареньком портфельчике два учебника, школьная тетрадь, перьевая ручка, чернильница «непроливайка» с чернилами.
По дороге в школу волновался, переживал, испытывая страх перед неизвестностью первого школьного дня.
Война делала людей взрослее, старше. «Искушенный» в таких делах второклассник Валя Калабухов, делился впечатлениями о своем первом школьном дне, когда он впервые переступил порог школы.
– В прошлом году первого сентября на школьном дворе была торжественная линейка. После поздравления директора Ольги Васильевны, первоклашек, – с пренебрежением старшего отозвался о них Валентин, – старшеклассники из четвертого провели в класс. Ты сам все сегодня увидишь.
«Все» оказалось совсем не таким, каким расписал Валентин.
На школьном дворе тишина. Ни единой души. Только у дверей школы стояла немолодая в очках, сухощавая, невысокого роста женщина. Всех, кто подходил к школе, она сразу же отправляла в классы. Предосторожности, чтобы не попасть под бомбы немецких «рам». Они довольно часто летали над городом на высоте нескольких десятков, метров выискивая цели. Школьный двор с детьми был бы неплохой целью.
– Директор школы, Ольга Васильевна, – прошептал Валентин и добавил. – Строгая.
Увидев нас, подозвала к себе.
– Как фамилия? – спросила меня.
Я ответил.
– Не стойте во дворе! Быстро, быстро расходитесь по своим классам! – торопила она, подкрепив сказанное красноречивым жестом. – Валя, проведи своего товарища в класс в церковь.
Перед директором Валентину хотелось выглядеть более взрослым, чем он был на самом деле. Взяв меня за руку, повел внутрь школы. Там уже было многолюдно.
– Твой класс, – подвел он меня к приоткрытой двери, – а я пошел к себе.
Робко заглянул в дверь. В классе уже было несколько человек.
– Проходи, бояться не надо, здесь не кусаются, – проговорила молодая женина, сидевшая за столом и приветливо улыбнулась. – Как твоя фамилия?
– Елисеев, – еле слышно ответил я. Громче не хватило духа.
Учительница оказалась совсем непохожей на суровую, сухую, неулыбчивую, строго глядевшую сквозь толстые стекла очков, какой ее нарисовало мое воображение.
Она вышла из-за стола, взяла меня за плечи и повернула к окну.
Наша учительница была молодой, интересной, высокой, как мне тогда показалось, потому что сами мы были маленькие.
– Садись вот за ту парту возле окна, за которой уже сидит мальчик.
Впереди сидели знакомые девочки Валя Чувырина и Тоня Давыдова. Входили новые, робко оглядывались и рассаживались по партам. Все мы были с ближайших улиц и знали друг друга.
Помещение класса, в котором предстояло учиться, был на месте церковной паперти и алтаря. Большой, полукруглый, мрачный. Три окна, пробитые с одной стороны в толстой стене, напоминали бойницы и пропускали мало света. Рассадив всех по партам, учительница сказала, зовут ее Анна Фоминична. Учить она будет нас четыре года, отвечать мы должны стоя, садиться по ее разрешению.
– Такой порядок во всех школах, – пояснила она.
Десятки глаз не отрываясь, смотрели на нее. С трепетом, волнением ожидали чего-то нового, необычного.
В опустевшем коридоре раздались гулкие шаги. Вслед за ними первый в жизни перезвон колокольчика, извещавшего о начале занятий и перемене в нашей жизни. Исполнилась мечта. Мы стали школьниками.
– Моя мама звонит, – тихо прошептал мой сосед, пригнувшись ко мне.
Колокольчик смолк и наступила тишина. Только были глухо слышны удаляющиеся шаги. Анна Фоминична встала и вышла из-за стола.
– Сейчас я проведу опрос о ваших родителях, братьях, сестрах, где они, на фронте, в тылу, – проговорила Анна Фоминична.
Когда дошла очередь до меня, я назвал имя, фамилию. Папа на фронте. Мама, я и младший брат живем у бабушки.
– Садись, – разрешила Анна Фоминична.
Следующим был мой сосед по парте. Бойкий такой. Он быстро встал и выпалил единым махом.
– Мошкаров Шурик! – бодро назвал он себя.
– Не Шурик, а Александр или Саша, – поправила учительница.
– Папа на фронте, а мама работает в школе техничкой, – затараторил он. – Живем в школе.
– Садись, Мошкаров, – разрешила Анна Фоминична.
За Мошкаровым поднимались Часовикова, Романов, Чувырина. В классе было около сорока человек.
Первый школьный день не стал для нас ярким, запоминающимся.
Урок еще не закончился, а снаружи за окнами громко и протяжно загудела сирена «Воздушной тревоги». Ее тут же подхватили стоявшие на железнодорожной станции паровозы, заводские гудки. И это продолжалось несколько минут. В коридоре громко захлопали двери, затопали десятки ног.
– Быстро собираемся и выходим во двор! – торопила нас Анна Фоминична, широко распахнув дверь. – Быстро! Быстро! Не задерживайтесь, – и подталкивала к двери.
На школьном дворе уже дежурила директор.
– Занятия окончены! Не задерживаясь нигде, расходитесь по домам по одиночке вдоль заборов ближе к ним. Так труднее обнаружить с самолета. Каждый раз самостоятельно, без моего предупреждения, будем расходиться по сигналу «Воздушная тревога». Все! Быстро расходимся!
При школе не было ни бомбоубежища, ни отрытой в земле щели, в которой можно было бы укрыться во время налета самолетов. В считанные секунды школьный двор опустел.
Первый школьный день не стал ярким. Запомнился он мне таким, каким был на самом деле. С него пошел новый отсчет времени.
На следующий день до звонка разошлись по партам в ожидании учительницы. Все встали, когда она вошла в класс.
– Садитесь, – разрешила Анна Фоминична и прошла к своему столу.
Проверив присутствующих по журналу, отложила его в сторону.
– Мне необходимо знать, у кого какие есть учебники, тетради. Положите их на край парты рядом с собой, – проговорила Анна Фоминична и пошла по рядам. Выкладывать было нечего. Учебники и тетради были не у всех.
