Валентин Азерников - Долгорукова
— А ты отставь их всех.
— Всех нельзя. Барон Дельвиг, например, вчера специально из России приехал.
— А кто он?
— Товарищ министра путей сообщения. Мы строим новую железную дорогу.
— Ой, Сашенька, хорошо ты напомнил. Нам предложили акции этой дороги. Мне и Мише. И Варе.
— Фон Мекк?
— Нет, другой претендент, Ефимович.
— Да? Что ж ты не сказала раньше. Министерство уже рекомендовало отдать концессию фон Мекку. И Комитет министров поддержал.
— И ты?
— Я не возражал. Отчего же?
— Сашенька, а нельзя переменить дело? Чтоб этому отдать — Ефимовичу.
— А тебе-то что за разница, Катенька?
— Ну как, Саша, он акции нам даёт и комиссионные.
— Ну что за беда, ты разве нуждаешься. Скажи, сколько тебе нужно...
— Ах, нет, Саша, это не то. Это на будущее, мало ли что. А потом не только мне, но и Мише, и Варе. Они же так преданы нам. Если б не их помощь... Ну да ты сам знаешь, они весьма стеснены в средствах, и для них эти комиссионные... Ладно? — Она поднялась в постели и, стоя на коленях, смотрела на Александра. Он приблизился, прижался лицом к её груди. — Пусти, ты щекочешь. Ну так что — решено? Сделаешь?
— Но как, Катя, как? Я только что дал согласие на фон Мекка. Государь не может менять свои решения каждый день...
25 июня 1871 года. Сад виллы «Петит Элизе».
Катя, Варя и Александр играли в беседке в карты. Варя сделала ход и сказала:
— А если бы Ваше величество сказали, что у вас появились новые сведения о личности этого фон Мекка и, учитывая открывшиеся обстоятельства, вы не можете доверить ему такое важное дело?
— Какие обстоятельства, Варвара Игнатьевна, — Александр положил карту.
— Ваша бита, Ваше величество, — сказала Варя. — Да любые обстоятельства. Ну, скажем, агенты господина Потапова обнаружили его связи с немецкими банками. Он же из немцев?
— Ну и что с того, любезная Варвара Игнатьевна, — Александр сделал новый ход. — Я тоже из немцев, как вы говорите. Моя матушка, как вы знаете, была немецкой принцессой. Так и меня теперь заменить прикажете?
— О нет, что вы, Ваше величество! У меня и в мыслях не было ничего подобного.
— Вот видишь, Катенька, — Александр обратился к молчавшей до сих пор Кате, — когда я говорил тебе, что у женщин словам не всегда предшествуют мысли, ты спорила. Теперь ты видишь, что я был прав? Твой ход.
— Какой ты противный, — сказала Катя, кладя карту, — Варя просто неудачно выразилась.
— Вот-вот, я об этом и говорю. Нет уж, мои любезные дамы, в картах можно взять ход назад, — Александр бросил карты на стол, — да и то вы мне не даёте, а в государственных делах... Никак невозможно.
Варя выразительно поглядела на Катю и сказала:
— Я пойду лимонаду принесу, что-то пить хочется, — и она пошла в дом.
Катя подождала, пока она скрылась, и сказала недовольно:
— Саша, ты меня ставишь в такое положение перед всеми...
— Перед кем — всеми, ангел мой?
— Да хоть даже и перед Варей. Не желаешь исполнить мою просьбу и ещё выставляешь меня дурой.
— Да что ты, Катенька, не о тебе же речь шла — вообще о женщинах, да и потом, я в шутку это сказал.
— Конечно, разве это серьёзно — моё будущее, будущее людей, которые тебе служат верой и правдой, хоть и навлекают этим на себя всеобщее презрение. И ты не хочешь им подарить... да нет, не подарить даже, это не от тебя лично и не от казны, это чужие деньги. Не всё ли тебе равно, кто будет строить эту дорогу.
— Я полагаюсь на рекомендацию министра путей сообщения.
— Вот-вот, видишь. Ему не всё равно, потому что он лично заинтересован в Мекке. Значит, министру можно получать комиссию, а нам нельзя.
— С чего ты взяла это, Катя? Что за вздор огульно обвинять человека?
— А то ты не знаешь, что твои министры берут взятки.
— Да тут весь Комитет министров поддержал проект фон Мекка.
— Ну значит, он всем им дал. Им ты позволяешь думать о своём будущем, а нам нет, хотя их будущее и так обеспечено.
— Но твоё будущее...
— Ах, оставь, Саша, это ты сейчас так говоришь. А бросишь меня...
— Катюша, да разве это возможно?
— А другим, другим ты что говорил?
— Что говорил?
— Ты что им говорил в самом начале: я вас скоро оставлю? Вот потанцуем немного, и оставлю? Ты говорил так?
— Нет, естественно.
— Естественно...
— Но что ж ты сравниваешь — их и себя.
— А ты, ты разве не сравниваешь нас?
— Я?
— Когда ты говоришь, что я лучше всех, что ты так никогда никого не любил...
— Но это всё правда, только при чём тут железная дорога?
— Ты опять всё к шутке сводишь. Тебе забавно видеть, как кто-то заботится о своём будущем, тогда как твоё предопределено свыше от рождения. Да?
Александр встал.
— Что-то я сегодня всё время в проигрыше. Пойдём, поднимемся к тебе.
— Нет, я не хочу. У меня голова болит. Хочу побыть на воздухе.
— Но здесь неудобно говорить. Вон Варя идёт.
— А что говорить, Саша? Ты всё сказал: тебе твои министры дороже меня. Ну вот с ними и уединяйся...
26 июня 1871 года. Эмс. Отель «Катр-Тур».
В своих апартаментах Александр беседовал с бароном Дельвигом.
— Барон, скажите господину Бобринскому, что я решил отменить своё решение по поводу концессии и более склоняюсь отдать предпочтение заявке господина Ефимовича.
— Но господин фон Мекк уже уведомлен, что Ваше величество соизволили высочайше одобрить его представление.
— Ну так извинитесь перед ним за этот раз, мы найдём способ компенсировать его потери.
— Я непременно тотчас же по приезде доложу господину министру Ваше высочайшее указание, но, боюсь, я не смогу объяснить ему, чем оно вызвано. В техническом и финансовом отношениях проект господина Мекка заметно предпочтительней.
— Вы полагаете, барон, что я во всех случаях обязан объяснять причины своих решений?
— Нет, Ваше величество, я далёк от этой мысли. Более того, я полагаю, что такие случаи могут иметь место. Но я также думаю, что в этих случаях преданные слуги Вашего величества, коими являемся, я и мой министр, могут расценить это как знак недоверия себе и скрытое пожелание Вашего величества, чтобы мы подали в отставку.
— Ну что ж, барон... Если вы и господин Бобринский ставите свою преданность Государю в зависимость от какого-то подрядчика, то я не смею удерживать вас от этого шага...
В этот же день, часом позже. Вилла «Петит Элизе».
Коляска Александра подкатила к дому. Ему навстречу вышла Варя и сказала:
— А Кати нету.
— Как нет? — изумился Александр. — А где же она? Она в это время всегда дома.
— Она в салоне, платье мерит.
— Платье? Она мне ничего не говорила про это.
— Она, верно, хотела сделать вам сюрприз.
— А как скоро она вернётся?
— Не знаю, Ваше величество. Я уж и сама беспокоюсь.
В это же время. Аллея у источника.
По аллее шла Катя в новом платье. Рядом с ней шёл X. Вдали слышалась музыка, играл духовой оркестр. Катя торопилась, но X. пытался её задержать.
— Погодите, Катя, не уходите, я ещё не сказал вам самого главного.
— Я не хочу ничего слышать. Я ещё раньше сказала вам...
— Но вы же не знаете, зачем я здесь, на что пошёл, чтобы иметь возможность видеть вас, какие унижения стерпел и терплю только ради того, чтобы мельком увидеть вас.
— Я не желаю знать ваших обстоятельств, увольте меня от них. Один раз вы навязали мне своё общество, чтобы обманом поставить меня в ужасное положение. Тогда ваш план не вышел, вы хотите снова повторить его...
— Это не мой план, я и не знал, с какой целью мною воспользовались.
— Ну так скажите тому, кто вас снова послал, что второй раз...
— Меня никто не посылал. К вам — никто. Я взял на себя некую обязанность здесь, чтобы иметь возможность приехать сюда, мои обстоятельства не позволяли мне этого, а ждать, пока вы вернётесь, было выше моих сил. Да и здесь нам легче видеться. Там я вынужден скрываться, я сменил имя, живу по подложному паспорту, вот и внешность пришлось... Меня могут искаться коли нашли бы...
— Я же просила вас не посвящать меня в ваши обстоятельства. Они мне вовсе не интересны.
— Но они же и ваши обстоятельства. И ваши.
— Мои? С какой стати?
— С той, что кто-то ведь тогда хотел причинить вам зло. С моей помощью, винюсь, и всю жизнь буду молить прощения, но этот кто-то ведь и сейчас опасен вам, и даже более, чем тогда, раз тот план не удался... И кто знает, может, сейчас, в эти минуты, делается что-то ещё, чтоб погубить вас? А вас некому защитить.
