Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
В начале октября Козлов решил объехать свои полки на передовой. Там он бывал нечасто. Как всегда, генерал прихватил с собой десяток офицеров: вдруг понадобятся. В их число попали и Яков с Балашовым.
Офицеры ждали начальство, сидя в кузове старенького грузовика у входа в генеральский бункер. Сапёры неделю копали и укрепляли это убежище — фугаской не прошибёшь.
Наконец, генерал вышел и гордо сел рядом с шофёром в новенький американский джип, недавно присланный по ленд-лизу. Подполковник Онищенко полез на заднее сиденье. Впереди грохнуло. На обрыве оврага поднялся высокий столб огня. Сзади, метрах в пятидесяти, прогремел второй взрыв.
—Шестидюймовки! Немец в вилку берёт! — крикнул Балашов и нырнул в кювет. — Давай сюда! Сейчас шарахнет!
Яков не успел спрыгнуть. Возле джипа рванул снаряд. Что-то сильно ударило в грудь, и лейтенант потерял сознание. Очнулся от сильной боли. Штабной фельдшер Корсаков бинтовал Яшу, приговаривая:
— Терпи, лейтенант, сейчас я тебе укольчик сделаю.
Дышать было очень трудно. В груди что-то булькало.
«Лёгкое задето! — подумал лейтенант. — Но ведь живой.»
Над ним склонился Петя Балашов:
— Повезло тебе, Яшка! Онищенко — насмерть. Комдиву ногу оторвало. Самолёт за ним уже вызвали. Отправим тебя вместе с генералом. Прямо в Москву попадёшь, в хороший госпиталь.
Потом лейтенант долго лежал на обочине, ждал самолёта. Наконец, прилетел Ли-2. Яшу положили на носилки и понесли. Балашов шёл рядом.
— Слышь, Яшка! Оставь мне твой Вальтер. В госпитале всё равно отберут, — сказал Петя. — А я тебе цейсовскую «Лейку». Трофейная! Махнём не глядя?!
Яша посмотрел на него с удивлением:
— О чём ты? Бери так.
Балашов обрадовался, вытащил из его кобуры пистолет и всё- таки сунул в Яшкин вещмешок трофейный фотоаппарат.
Встреча
Юная медсестра в белоснежном, туго накрахмаленном халате совсем не походила не зачуханную санитарку, вечно с ведром и грязной тряпкой.
Легкораненых в новом отделении не было. Тане было больно смотреть на этих совсем юных мальчиков, жадно, с хрипами, ловивших воздух простреленными лёгкими.
Но тут всё-таки была палата №16, для выздоравливающих. И её обитатели не обделяли вниманием милую медсестрицу.
По ночам, в Танино дежурство, парни регулярно подсаживались к её столику. Точили лясы, говорили комплименты, заигрывали. А те, что понахальнее, норовили облапить. Девушка вольностей не поощряла.
— У меня жених на фронте! — говорила Таня.
Однажды, после дежурства, она столкнулась возле подъезда с Ви- тиной мамой. Та подняла на девушку заплаканные глаза и сказала тихонько:
— Нет больше нашего Вити! Похоронка пришла. Вы ведь дружили.
Ближе к осени в 16-й палате появился смуглый черноусый красавец, лейтенант Алим Темирбеков. В первое же Танино ночное дежурство он уселся возле её столика:
— Откуда ты взялась, такая красивая? И почему я тебя раньше не встретил?!
Алим сразу располагал к себе. Было в парне какое-то скрытое очарование.
Таня держалась строго. Лейтенант будто и не замечал этого. Шутил, смешил девушку. Алим воевал штурманом на Ли-2. Не раз летал к партизанам, в тыл к немцам. Какие замечательные истории он рассказывал! Чего с ним только не случалось.
Ближе к утру парень подвинулся поближе, положил на Танину ладошку свою смуглую руку и сказал ласково:
— Я без тебя жить не смогу! Выходи за меня замуж, Таня! — Алим коротко оглянулся. Столик медсестры стоял в середине широкого коридора, отовсюду видно. — Я люблю тебя! Скоро меня выпишут, зайдём в ЗАГС. А потом посажу тебя в свой самолёт — и прямо в Дербент, к маме. Скажу ей: «Гляди, какую красавицу я взял в жёны!».
Таня пыталась сопротивляться:
— Разве так можно? Я ж тебя совсем не знаю.
—Бывает любовь с первого взгляда! Веришь? — Алим нагнулся и стал жадно целовать Танину руку. — Пошли в тёмную кладовку, хоть поцелуемся, как люди.
От жарких и ласковых слов Таня будто опьянела и совсем перестала соображать. На её счастье вошла Алевтина Петровна, старшая сестра, и мгновенно всё поняла.
— Темирбеков! Ты что здесь делаешь? Марш в постель! — сказала она. — А ты, Татьяна, пройди ко мне!
Закрыв дверь в свой крохотный кабинет, Алевтина Петровна строго оглядела девушку:
— Что, совсем тебя охмурил этот кобель? Небось, жениться обещал? У него ж в Дербенте жена и трое детей! Смотри!
Старшая сестра протянула Тане историю болезни лейтенанта.
Больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю. Девушка с трудом удержала слёзы. «Идиотка! Дура набитая! Поверила ласковым словам. Какой стыд! — думала она. — Приди Алевтина Петровна чуть позже, я бы и пошла с этим гадом в кладовку».
Старшая сестра смягчилась:
— Ступай! Да впредь будь осторожнее. Не всем стоит верить, — участливо сказала она. — А приклеится кто, заходи. В истории болезни многое можно найти.
***Яше вырезали осколок и ушили пробитое лёгкое. После операции лейтенант лежал в палате №13 и медленно приходил в себя. Рядом с ним, на койке у окна, лежал капитан Вадим Сергиевский.
«Красив! — подумал Яков. — Похож на Сергея Есенина».
Капитана готовили к операции. Осколок мины застрял у него совсем близко от сердца, и шансов выжить было не слишком много.
Вечером сосед достал из планшета книжку и принялся читать. Яша сразу опознал томик Багрицкого и вполголоса заметил: «А в походной сумке трубка и табак.».
Сосед мгновенно продолжил строку: « Тихонов, Сельвинский, Пастернак.».
— Любишь поэзию, лейтенант?
— Мы с тобой одной крови, ты и я! — ответил Яша словами Маугли.
Они сошлись мгновенно, будто выросли вместе.
Долго читали любимые стихи, один начинал строчку, другой подхватывал. В русской поэзии их вкусы почти совпадали. Яшка, конечно, похвастался Киплингом, Вадим выдал в ответ Омара Хайяма. Проговорили до ночи.
Больше всего молодых офицеров мучил вопрос: почему мы отступаем?!
— Второй год воюем! — взволнованно толковал Яша. — Немец уже в Сталинграде и на Кавказе. Ленинград — в блокаде. От Москвы в прошлом году врага отбросили, а нынче опять начался великий драп. У вас читали Приказ Верховного №227 «Ни шагу назад»?
Умеет Сталин сказать так, чтоб дошло до сердца: «Части Южного фронта оставили Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления, покрыв свои знамёна позором... ».
Как в 1812 году. Помнишь: «Казалось бы, ну ниже нельзя сидеть в дыре.»9 Тогда ведь и Москву сдали! Всё равно, я уверен, наша возьмёт. Что-то изменилось. То ли мы чему-то научились, то ли фрицы выдохлись? Скажи, Вадим. Ты ведь штабной офицер, тебе виднее.
—Великий стратег! — засмеялся Вадим. — ПНШ-39 в стрелковой дивизии. Но ты верно подметил, друг Яша! Фрицы выдохлись! Смотри! — Вадим передвинулся поближе к Яшке. — В мае этот старый дурак, маршал Тимошенко, снова загнал в западню под Харьковом наши лучшие дивизии! Катастрофа, как в сорок первом. Украину и защищать было нечем! Вот и драпали! Но оружие не бросали, дивизиями в плен не сдавались!
Гитлера губит наглость и жадность. Мало ему Волги и Сталинграда, подай ему ещё и бакинскую нефть. Погнался за двумя зайцами. Навались бы немцы в августе всеми силами на Сталинград, нам не удержаться.
А теперь 62-я и 64-я армии в волжский берег зубами вцепились. Не оторвать! И на Кавказе фриц завяз у перевалов. Силёнок не хватило. Третий месяц Первая Гвардейская и наша, 66-я армия, штурмуют немецкую оборону севернее Сталинграда. Рвёмся вдоль Волги. Оборона там у фрица, дай боже!
У нас танков мало, снарядов не хватает, а всё равно атакуем! Людей губим. Но ведь не напрасно. Паулюсу приходится перебрасывать лучшие части на север. Потому сталинградцы и держатся.
