"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Все молча смотрели на Париса, иногда переглядываясь, как бы спрашивая друг друга: «Он сошел с ума?»

Парис прочистил горло и продолжил рассказ:

— Три богини — жена Зевса Гера, его дочери Афина и Афродита — явились мне на горе Ида и потребовали, чтобы я выбрал одну из них.

Деифоб ухмыльнулся:

— С какой целью?

— Я должен был выбрать прекраснейшую из них.

— О чем тут спорить? Ни Гера, ни Афина не славятся красотой, хотя, конечно, боги все прекрасны, — заметил Антенор.

— Ты повторяешь мою ошибку, — ответил Парис. — Я всегда думал, что бог или человек гордится своими достоинствами и скрывает свои слабости. Разве может быть абсолютное совершенство?

— Сынок, может, перейдешь к делу? — спросил Приам.

— Я думал, это никого не касается, кроме трех богинь и меня. Теперь я вижу, что ошибался. Когда имеешь дело с богами, это касается всех. Кроме того, богини не желали признавать свои слабости. Воинственная Афина, которой нет равных в ведении справедливой войны, хотела, чтобы ее признали красивейшей. Так же и другие богини. Поэтому они решили подкупить меня. Меня, смертного, которого могли смести с лица земли мановением пальца! В результате я выбрал Афродиту. Теперь Гера и Афина прогневались на меня, а вместе со мной за выбор бедного Париса, похоже, должны расплачиваться все троянцы.

— О бедный сын мой! Какая тяжесть обрушилась на тебя! Но все равно я пока не понимаю, каким образом эти события привели к нынешнему затруднительному положению.

— Гера и Афина пребывают в гневе. Они не делают различия между мной и троянцами. Они жаждут мести.

— А что же Афродита? — спросил Антенор.

— Увы, на войне от нее не много проку, — пожал плечами Парис.

Всех охватило волнение. Никто даже не обратил внимания на то, что Парис не объяснил, как именно Афродита соединила нас с ним. Никто не спросил и о том, что сулили ему богини, пытаясь подкупить.

— Мы находимся в этом положении по воле богов. Они всему причиной. Я был только орудием в их руках, — закончил свою речь Парис.

— Тогда мы должны попытаться исправить положение, — заговорил Эсак, который до сих пор молчал.

Я помнила его по более раннему совещанию, на котором обсуждался вопрос отправки Калхаса к оракулу; он походил на зверька с острыми блестящими глазами.

— Я давно заметил, что в отличие от людей богов легко отвлечь и задобрить. Немного лести, хорошая жертва — и готово.

Эсак старался выглядеть одновременно насмешливым и усталым.

— В этом случае не существует способа примирить их, — ответил Парис. — Приговор вынесен.

— Ни один приговор не является окончательным и может быть пересмотрен, пока тягающиеся стороны живы, — возразил Гектор. — Ты должен пойти на то же место и умилостивить их.

— Но их там больше нет.

— Они могут являться где захотят, и они появятся там, как только узнают о повторном суде.

— Но я-то все равно не изменю своего решения!

— Притворись, будто ты передумал. Скажи им что-нибудь приятное. Они это любят, — посоветовал Эсак.

Как только мы остались одни, в безопасности своего алькова, я притянула Париса к себе и шепнула ему — даже тише, чем шепнула, выдохнула:

— Ты должен рассказать мне в подробностях о том дне на горе Ида.

Я боялась, чтобы нас никто не подслушал — ни боги, ни люди.

Он повернулся ко мне, и в золотистом свете лампы я не столько услышала, сколько по губам прочитала его ответ:

— В то время я был еще пастухом и однажды в сумерках задремал на берегу ручья. Коровы разбрелись кто куда, но еще не пришла пора загонять их. Я лежал вот так…

Показывая, он распростерся на кровати и подложил руки под голову.

— Мелькали сны — легкие, быстрые видения. Фиалки пахли под головой. И вдруг… Я сначала подумал, что это сон. Меня окружили три женские фигуры. Я мог видеть сквозь них, но это не показалось мне странным. Я привстал, сел на траве.

Он опять показал, как это было.

— Потом я прошептал: «Чего вы хотите от меня?» Они приказали мне встать на ноги и снять сандалии. Я подчинился. Тогда они велели мне следовать за ними. Я ступал по прохладной траве, которая на ощупь напоминала полированный мрамор. Они привели меня на берег пруда, уединенного и укрытого в сени деревьев.

Парис сел на колени.

— В этот момент я испугался. Стоя на коленях, в которые впивались камни, я словно очнулся. Я понял, что это не сон. Посмотрев на эти… фигуры, я понял, что передо мной не смертные женщины, но богини. Я задрожал всем телом.

На лбу у него выступил пот. Я подумала о своей матушке, о ее судьбе. Встреча с богами — нелегкое испытание для человека.

— Тебе не приходило в голову сбежать?

— Нет, я понимал, что это бессмысленно. Тогда они убьют меня на месте. Я знал, они это сделают. Их глаза… было что-то ужасное, нестерпимое в их глазах, несмотря на все улыбки и ласковые слова.

— Ты видел их лица?

Я всегда думала, что увидеть бога в лицо означает неминуемую мгновенную смерть.

— Более того — я видел их обнаженными!

При воспоминании об этом он засмеялся нервным сдавленным смехом.

— Они заставили меня смотреть на них. Да, они разделись передо мной и потребовали, чтобы я сравнивал их прелести.

— Но… зачем?

Я подумала: может, это все-таки был сон?

— Не знаю зачем. Они сказали только, что я должен выбрать прекраснейшую из них.

— Ты сказал, что они пытались подкупить тебя, — напомнила я.

— Да.

Я ждала, что он продолжит рассказ. Но он молчал, опустив голову. Тогда я спросила прямо:

— Как? Что они предлагали?

— Не помню… забыл, — жалобно ответил он.

— Как ты мог забыть?

— Я же сказал, это было похоже на сон. А разве ты всегда помнишь свои сны? И даже если помнишь, какие-то детали выпадают, смешиваются друг с другом. Чем сильнее пытаешься их удержать, тем быстрее они ускользают.

— Ты сможешь найти это место?

— Думаю, да. Я знаю гору очень хорошо.

— Встань на том же месте, где стоял тогда, и ты все вспомнишь. В этом разница между сном и реальным событием. Ты не можешь вернуться в сон, а на место реального события — можешь.

— Но зачем мне туда возвращаться? Я не хочу!

Я почти не удивилась тому, что он так ответил, совсем как маленький мальчик: «Я не хочу!»

— Ты должен вспомнить, как именно обидел Геру и Афину. Только тогда у нас появится шанс умилостивить их. Эсак прав. Вспомни, какие дары они предлагали тебе, а ты отверг.

— Слишком поздно.

— Нет, неправда. Даже если греки идут войной против нас, мы можем попытаться их остановить.

— Я не хочу возвращаться туда. А что, если… все исчезнет?

— Что исчезнет?

— То, что они подарили мне. Она подарила.

— Я думала, ты не помнишь что.

— Да, не помню, не помню…

Я нежно прижала ладони к его лицу, затем попыталась стереть с него выражение неподдельного страха.

— Парис, Парис! Мы должны вернуться туда вместе, ради спасения Трои. Заодно ты покажешь мне избушку пастуха, в которой вырос. Я хочу познакомиться с твоими приемными родителями. Увидеть, где прошло твое детство. Мы можем совместить приятное с полезным. Ты согласен?

— Хорошо, — пробормотал он.

— Ты обещаешь?

— Да.

Казалось, он вот-вот расплачется.

И снова Ида. В ярком свете холодного солнца она совсем не походила на гору, которую я видела той мрачной дикой ночью. Нам не нужно было подниматься на вершину, где проходил женский ритуал. Домик приемного отца Париса находился на другой вершине хребта, который состоял из множества выступов повыше и пониже. Он был похож на львицу, к которой присосалось множество львят.

Как только мы ступили на гору, Парис изменился.

— Здесь я любил бегать! А здесь построил шалаш! А там — крепость из валунов! Посмотри, в этой долине Агелай с Деионой вырастили меня. Что-то я не вижу дыма над трубой. Наверное, их нет дома. Надо прийти на закате, может, они вернутся. А сейчас я покажу тебе место, где меня оставили младенцем. Я лежал, завернутый в волчью шкуру.