"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Я не посмела сказать «Афродита»: это прозвучало бы слишком странно.

— Богиня смерти? Никогда бы не подумала. Хотя она должна очень пенить тебя — у нее немного поклонников.

— Она не только царица Аида, — ответила я. — Она любит жизнь, как и мы. Вот почему ей так трудно расставаться с землей.

Потребовалась целая ночь блужданий в темноте, чтобы я смогла лучше понять ту радость, которую испытывает богиня, когда возвращается на поверхность земли к солнцу, к свету.

Парис с Гектором ожидали нас на другом конце поля. Они провели здесь всю ночь. При виде нас на их лицах выразилось великое облегчение. Посадив нас в колесницу, они направились в Трою.

— Что там было? — спросил Гектор.

— Мы не вправе рассказывать об этом, — ответила Андромаха. — Но возможно, наше сокровенное желание исполнится. Вот залог.

И она посмотрела на пятна вина, покрывавшие плащ.

Наш дворец становился выше с каждым днем. Он возвышался над клубами тумана, которые окутывали Трою зимой, словно стремился сам, в одиночку прорваться к солнцу.

Одним холодным днем мы встретились с художниками, которые расписывали стены дворца. Мы должны были выбрать сцены, которые они изобразят на стенах.

— Я хочу чего-то необыкновенного, — сказал Парис. — Мне не нужны какие-нибудь там воины с победой, охотники с добычей. Или опять подвиги Геракла.

Он закутался в толстый плащ, спасаясь от холода, но дрожь не проходила. Ветер выл, пытаясь проникнуть сквозь стены в комнату.

Художник и его подмастерье внимательно слушали, готовые выполнить любое наше желание. Так и не получив никаких определенных указаний от Париса, художник спросил:

— Можно узнать, царевич, что тебе нравится?

— Ты художник, тебе лучше знать, что мне понравится!

— Но, царевич, картину, написанную на стене, нельзя ни смыть, ни стереть. Мы не можем приступить к работе, не зная, что тебе угодно. Можно сначала сделать наброски на керамике. — Художник пожал плечами. — Но нам нужны хоть какие-то указания.

— Парис, — заговорила я, — может, расписать стены рощами и лугами горы Ида? Они так красивы! И если сейчас все в нашей власти и любой наш каприз будет исполнен, давай разрисуем их полевыми цветами! Я знаю, они цветут очень недолго, а на наших стенах они будут цвести всегда! Зимой, закутанные в плащи, окутанные туманом, мы будем любоваться летними цветами и почти вдыхать их аромат!

Парис кивнул.

— Это совсем необычное решение. Такого вообще ни у кого нет. Давай, моя любимая, сделаем, как тебе хочется.

Мы вели разговоры со скульпторами, плиточниками, позолотчиками, печниками, и, казалось, это никогда не закончится. Парис хотел балки с позолотой, пороги из мрамора, стены из кедра. На обсуждение каждого решения уходил день.

А дни становились все темнее и тоскливее, и мы радовались развлечению. Мы с головой уходили в обсуждение цвета балок или толщины внутренних дверей. Лишь бы забыть о разговорах, которые ведутся на улицах Трои, о слухах, которые вьются, как дым, и проникают в наш дворец. Речь идет об одном: греки собирают свой флот в Авлиде, причем зимой — дело небывалое.

Мы замкнулись в своих заботах. Туман на улицах не позволял видеть даже на несколько шагов, когда мы поднимались к храму или спускались к воротам.

Когда поздний зимний рассвет еще толком не перерос в день, Эвадна пришла ко мне настолько потрясенная, что бросилась на колени. Накануне в сумерках на нее напал сон и не отпускал всю ночь.

— Я должна тебе все рассказать, — говорила она. — Мне нужно поделиться своим знанием, а то не вынесу его тяжести.

— Говори. Только сначала съешь что-нибудь, подкрепи свои силы.

У нее был изможденный вид.

— Нет. Меня отравляет это знание.

И она рассказала испуганным шепотом, что ей приснилось. Она видела берег Греции возле Авлиды. Там Агамемнон собирал свой огромный флот, чтобы отплыть в Трою.

— И этот флот воистину велик, моя госпожа. У кораблей корпуса просмолены черным дегтем, и от них бухта почернела, воды не видно.

Я вздрогнула. Она продолжала. Агамемнону удалось собрать войско в полном составе. Ни одному царю не посчастливилось уклониться, даже хитроумному царю Кипра.

Но упорно, день за днем, дул восточный ветер, запирая флот в бухте. Запасы кончились, начались ссоры.

Затем Эвадне явился Калхас, троянский прорицатель, посланный Приамом к Дельфийскому оракулу за советом.

— Он перешел на сторону греков. Он стоял по правую руку от Агамемнона. Но он совершил такое злое дело! Приаму надо радоваться, что Калхас больше ему не служит. Калхас сказал Агамемнону, что Артемида прогневалась на него и потому не посылает попутного ветра. Пока он не принесет искупительную жертву, корабли не смогут отплыть. Он должен убить перед алтарем свою старшую дочь Ифигению.

Сердце мое сжалось.

— Принести человеческую жертву? Но ведь у нас не принято…

— Так Калхас сказал Агамемнону. Тот отказался.

О да, разве могло быть иначе?

— Но положение не изменилось. По-прежнему дул восточный ветер, люди стали требовать от Агамемнона, чтобы он выполнил волю богов, поведанную Калхасом. Угрожали поднять восстание. И Агамемнон… послал за Ифигенией. Тут позор следует за позором. Он сообщил ей, что хочет сыграть прямо в военном лагере ее свадьбу с Ахиллом. Поэтому велел взять с собой свадебное платье, что она и сделала.

— Но Ахилл…

У меня пересохли губы, и я не смогла закончить вопрос.

— Он в сговоре не состоял. Он ничего не знал. Ифигения, конечно, захотела повидать его. Тут-то все и выяснилось.

Я закрыла глаза. Как поступила тогда Ифигения?

— Она умоляла? Протестовала? Боролась?

Мое воображение было бессильно представить, как вела себя Ифигения, оставшись наедине с безысходностью и отчаянием. Она всегда была тихим, послушным ребенком, но это не значит, что не способным на борьбу.

— Она и умоляла, и протестовала, и боролась. Но мольбы не дали результата. Протесты только ожесточили сердце Агамемнона. А ее сопротивление быстро сломили. Потерпев поражение, Ифигения смирилась. Она согласилась принести себя в жертву. Попросила, чтобы ей дали помолиться одной своей богине-покровительнице, сама оделась в свадебный наряд. Печально посмотрела на отца и сказала, что добровольно приносит себя в жертву ради славы своего народа.

Ради славы своего народа! Нет, ради славы Агамемнона.

— Потом за ней пришли, вывели из шатра и проводили к алтарю, где ее, словно жертвенное животное…

Я закричала, не в силах слушать дальше…

Эвадна помолчала, потом произнесла:

— Артемида приняла жертву. Корабли отплыли из Авлиды. Они уже в пути.

Мы долго сидели не шелохнувшись. Наступил день, в комнате посветлело: в окно проникли слабые лучи зимнего солнышка.

— Мне нужно идти, — сказала Эвадна, поднимаясь.

— Сейчас тебя отпустили страшные видения? Ты освободилась от них?

— Да. Но теперь это тяжкое бремя ляжет на плечи других. Скоро об этом узнают троянцы.

Эвадна ушла, а я продолжала сидеть как застывшая. Я даже Парису не могла рассказать эту новость. Чуть позже, не сейчас. Я не могла признаться ему, какие ужасы творятся в моей семье. Проклятие начинает сбываться. Матушка мертва. Ифигения убита собственным отцом. Мне хотелось оплакать Ифигению в одиночестве и тишине. И мысленно дотянуться до несчастной сестры, которая пережила тяжелую утрату, — может, она почувствует, что я скорблю вместе с ней.

Через несколько дней вся Троя только и говорила о том, что греки уже приближаются. Ничего невозможно скрыть от людей: новости распространяются быстрее, чем плывут корабли.

Другой важной темой пересудов явился Калхас. Он передал Приаму послание, в котором сообщил, что теперь служит другому царю. Приам созвал общее совещание, сокрушался из-за этой измены.