Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
Последние довольно равнодушны[130]. Охота не доставляет им никакого удовольствия. Это лишь средство пропитания. Им неведома страсть, которой беззаветно отдаются истинные краснокожие. Хладнокровие не покидает их. Они малоподвижны, и даже водка не разогревает индейскую кровь. Слово для них не существует. Сегодня они говорят «бело», а завтра «черно». На упреки реагируют так простодушно и наивно, что совершенно обезоруживают этим.
Неволю они переносят все с тем же равнодушием, словно зверь, посаженный в клетку. Однако удирают, если видят лазейку. Если их ближний упал в воду, сломал ногу, увяз в трясине, заболел, они вряд ли придут на помощь. Подобно животным они не знают чувства сострадания.
Жестоки ли они? Несомненно. Но это неосознанная жестокость. Они никогда не предаются тем изощренным зверствам, кои присущи некоторым другим племенам.
Если они причинили боль пленному, то не специально. Они просто относятся к нему как к неодушевленному предмету: могут бросить где угодно — под палящим солнцем или под дождем, оставить в тонущей пироге или много дней держать привязанным, словно скотину.
А если они людоеды, то убивают, только чтобы утолить голод. Они не устраивают, как другие краснокожие, дьявольские танцы над отрезанным скальпом, над растерзанными, окровавленными жертвами.
Для дикарей Южной Америки все это чересчур сложно. Они убивают пленного, как наш крестьянин закалывает свинью, когда час ее настал. А до этого жертву откармливают. Потом коптят и съедают по мере надобности.
Иногда, правда, и в них просыпаются суеверия. Колдун мастерит флейту из берцовой кости съеденного. А из головы делает идола.
Вот в такое-то племя и попали друзья.
Их появление вызвало любопытство.
Онса, верховный вождь, скрылся в хижине колдуна. Нет сомнений, они обсуждали дальнейшую судьбу вновь прибывших. Таков обычай индейцев. Даже вождь не принимает никакого решения, не посоветовавшись с колдуном. Эти местные священнослужители пользуются непререкаемым авторитетом.
Тем временем Жан-Мари, который, как и его друзья, был потрясен увиденным, обратился к одному из гребцов, присевшему у костра:
— Скажи, приятель, а где урити?
— Не знаю!..
— Но как же так? А эти головы на деревьях?
— А! Ну да. Это были урити. Они умерли!
— Черт возьми! Это я и так понял. Вы́ их убили?
— Да, мы.
— Почему? Ведь они ваши родичи.
— Да, это правда.
— Но убивать родичей — страшное преступление.
— Да, преступление, — ответил индеец все так же равнодушно.
— Что вы с ними сделали?
— Не знаю.
— Из этого животного клещами ничего не вытянешь, — обернулся Жан-Мари к своим спутникам. Он слово в слово перевел им разговор.
Но тут другой индеец, показавшийся друзьям более смышленым, щелкнул языком и ударил в ладоши, что означало: «Я буду говорить».
— Ты знаешь, за что убили урити?
— Они знали секрет кураре[131].
— Но это не причина.
— Возможно, но Генипа, вождь урити, не захотел поделиться им с Онсой.
— Почему же Онса, верховный вождь, не знает этого секрета?
— Понятия не имею.
— Но если секрет знал только Генипа, а вы его убили, Онса никогда не узнает тайны.
— Да.
— Что, что да?
— Не знаю!
— Ну и идиот! Генипа умер?
— Не знаю.
— Но я не вижу его головы здесь, среди прочих!
— Да, ее здесь нет.
— А где же она?
— У него на шее.
— Так, значит, Генипа жив?
— Нет.
— Как так?
— Онса хочет, чтобы тот открыл ему секрет.
— А я тебя о чем спрашиваю? Где Генипа?
— Я не знаю.
— Поразительная тупость, — вскричал Феликс, как только Жан-Мари перевел все вопросы и ответы.
— Гром и молния! — негодовал Беник. — Да этот болтун просто смеется над нами. Будь здесь хоть половина команды «Дорады», мы бы им как следует вправили мозги!
— Конечно, старик. Но всей команды тут ты, да я, да мы с тобой. Так что перспектива не блестящая.
В этот момент, закончив совещание, на поляне появились вождь и колдун. У первого на плечах красовалась шкура огромного ягуара, лапы были завязаны узлом на шее. Наряд колдуна представлял собой умопомрачительные лохмотья, в ворохе которых самого его почти не было видно. Костюм дополняли обезьяний хвост, змеиная кожа, крылья диковинной птицы, а также гирлянда из зубов ягуара и тапира. В руках служитель культа держал флейту из человеческой кости, клювы колпицы[132] и ябиру[133], погремушку гремучей змеи, коробку с копченым мясом, пустые патронные гильзы, ожерелье из серебряных монет, шкуру синего попугая… Синего! Это насторожило Феликса Обертена.
Все это раскачивалось, позвякивая и шурша в руках рябого старца с хитрющим лицом, который важно расхаживал по площади. И хотя внешне он оказывал вождю всяческие почести, демонстрируя уважение и преклонение, было видно, что на самом деле колдун властвует здесь безраздельно, пользуясь неограниченным влиянием. Сам того не осознавая, вождь, вероятно, играл роль марионетки в руках этой хитрой бестии.
Перекинувшись взглядом с колдуном, Онса подошел к пленникам и обратился к Жану-Мари:
— Бледнолицый утверждает, что он — друг урити, приятель их вождя Генипы.
— Так точно.
— Зачем он пришел сюда?
— Я уже говорил тебе: просить приюта у моего друга.
— Бледнолицый долго гостил у урити?
— Да, долго.
— Сколько?
— Пять раз двенадцать лун.
Вождь на минутку задумался, как бы подсчитывая, а потом сказал:
— Если бледнолицый прожил у урити так долго, он должен знать…
— О чем?
— Он должен знать секрет кураре.
— Возможно…
— Ты откроешь мне его.
— А знаешь ли ты, что состав яда чрезвычайно сложен, в нем множество составляющих?
— Знаю.
— К тому же ты ведь и сам вождь. Ты должен знать секрет.
— Да.
— Однако ты его не знаешь?
— Не знаю.
— И колдун тоже?
— И колдун тоже.
— Почему?
— Не знаю.
— И ты думаешь, что я, белый человек, должен знать то, чего не знаете вы, индейцы…
— Да.
— Почему?
— Потому что белые знают все.
— Это очень лестно для нас. Ну и занес же нас дьявол! — пробормотал Жан-Мари, которому едва известно было название кураре. Он не имел ни малейшего понятия о секрете его приготовления. — Ну что же! Будем понахальнее и протянем время!..
— А если я не открою тебе секрет кураре?
— Мы с колдуном съедим тебя.
— Почему?
