Николай Рыжих - Бурное море
— Отошли мою долю, — сказал Толик.
— И мою, — добавил я.
А головы трещали от бессонницы, мышцы были резиново-непослушные. Без четверти четыре мы были уже на метеостанции. Парней — никого. Они даже дверь на гвоздь не закрыли. Приборы попискивали в одиночестве, неподалеку от берега дремало снабженческое судно, понуро свесив якорь-цепи.
— Душу им наизнанку! — бесился Роман. — Опять третью часть доли получим! — И Роман так прибавил «оборотов», что еле успевали за ним.
— Роман, ты как с цепи сорвался! — крикнул Толик. — Не на пожар же!
— Свою артель организуем, — не слушая нас, кипятился Роман. — Шлюпка наша, невод мы шили. Не покажи им, как надо рыбачить, они бы и сейчас поперек течения таскали бы.
— Дикари, — заметил Толик.
А утро, будто в контраст нашему настроению, было свежее, прохладное, застенчивое и мудро-улыбчивое. Над морем светленькими облачками таял туман, море как зеркало, на цветах и кустах искрились росинки, прибрежные скалы будто умытые. На скалах черными столбиками сидели бакланы, поджидая первые лучи солнышка. Время от времени они потягивались, веерами распуская крылья.
— Кыш!.. — крикнул на них Роман. — Сидите тут!
Он крикнул так, что стадо снежных баранов, пасшихся на склоне соседней сопки, на секунду подняло головы, а потом понеслось к вершине.
— Как же они рыбачат? — не унимался Роман. — Ведь они должны пароход обрабатывать. Наверно, капитана угостили рыбкой да икоркой, вот и ждет.
И вот наконец выскочили к устью Бараньей — там шел бой быков: рыбу таскали к речке — был прилив, — все мокрые, возбужденные. Были там и незнакомые ребята, видимо с «Колесникова». Васька занимался икрой — относил ее в кусты, где стояли прикрытые травою ведра.
— Братцы, — обратился он к нам, — у нас сегодня последний и единственный день, даже не день, а полдня: капитан согласился ждать, только до обеда. И все. Рыбачить больше не придется. — Степанов краснел, переминался с ноги на ногу, не знал, куда деть обляпанные слизью и кровью руки. — А завтра уж вы...
— Знаешь что, Вася, — сказал Толик, — раз уж мы опоздали, то давайте так: замет — вы, замет — мы.
— Так справедливо будет, — подтвердил Роман, его ноздри двигались.
— Да поймите же, что у нас только полдня, пароход ведь ждать не будет. А рыбой надо еще снабдить вот этих парней, — Степанов взглядом показал на чужих ребят, — что же они за зря уродуются?
— А если завтра рыба кончится?
— Куда она денется.
— Шлюпка-то наша...
— Вон она. — Степанов отвернулся и замолчал.
— Дело ясно, — сказал Роман и пошел к шалашу.
Мы побрели за ним. Там наладили удочки и побрели вверх по Бараньей, к перекатам — а что нам еще оставалось?
— Ну и Васька, ну и подлец, — ругался Роман, — что утворил! Да и мы тоже: самим надо было шить невод, свой иметь... Погорели...
— Да черт с ними, — вмешался Толик, — удочками натаскаем, на всю зиму хватит!
— Нам икра нужна, икра.
Лососи шли в верховья, где в тихих заводях (это у кеты) самцы выроют носами ямочки в песке, бросят туда молоки, а самки — икру, опять закопают и будут сторожить от налетов гольца, хариуса и форели... до тех пор, пока течение не унесет их обессиленные тела в море: попав в пресную воду, рыбы уже ничего не едят. И умирают. А мальки, вышедшие из икринок, пожив какое-то время в пресной воде, уйдут в моря и океаны путешествовать на четыре года... и возвратятся большущими рыбинами точно на это же место, где сами были икринками, и... опять все сначала.
Горбуша ямочек не роет. Она будет тереться брюшком на мелких местах, бросая икру и молоки. И тоже будет воевать с хищниками, защищая потомство, пока не умрет.
Мы брели по тому месту, где речка разлилась метров на сто и глубиною была по щиколотку. В заводях горбуша уже нерестилась. Протянешь руку — рыбины, шлепая хвостами и извиваясь, уносились пулями. Только отошел от этого места, они опять возвращались.
Любопытно было наблюдать, как рыбы взбирались по водопадам. Перед стеной воды, в яме, они, отдыхая, еле шевелили плавниками. Затем стрелами бросались вверх по струе. И какая же нужна скорость, как надо работать хвостом и плавниками, чтоб пересилить падающую воду! Некоторым не удавалось с первого раза победить водопад — на месте они извивались, так и хотелось помочь им, — и они скатывались назад, в тихие запруды. Отдыхали. А тем, кому повезло, радостными стрелами улепетывали дальше... в верховья, к заветным местам.
Над речкой орущими ватагами носились чайки. Они падали в воду, выхватывали рыбин и, бешено работая крыльями и горбясь, несли их к берегу. Это не всегда удавалось им, рыбины шлепались в воду. К чайке, которая тащила бешено сопротивляющуюся рыбину, кидались другие... получалась драка... рыбина вырывалась... добыча не доставалась ни той ни другой.
Метрах в десяти от нас сидел на песочке орел, раздирал когтями большущую кетину. Увидев нас, лениво расправил крылья и заскользил над водой. Чайки с криком кинулись к оставленной добыче... а орел нес в когтях уже новую рыбину.
Берег был истоптан медвежьими лапами. Кое-где виднелись кучки песка; я ковырнул ногой одну из них — вывернулась кетина.
— Дальше не пойдем, — сказал Роман, рассматривая следы, — а то еще на этого черта напоремся.
Рыбка ловилась хорошо, к обеду мы уже натаскали по ноше. Потом сварили уху, чай.
— Жаль, ведра нету под икру, — посожалел Роман, — можно бы еще порыбачить.
Побрели к устью. Там было тихо; на берегу лежали кучи рыбы, возле них прохаживался Василий, остальные, видимо, носили рыбу. Шлюпки тоже не было.
— Как рыбачилось? — весело спросил он. — А мы и вам рыбки приготовили.
— Ну и наглец... — кривя рот, прошептал Роман. Потом обратился к Ваське: — На шлюпке рыбу возите?
— На ней.
— Придет шлюпка, не угоняй. Мы свою повезем. — Роман пусто и бесстрастно посмотрел в глаза Василию; тот отвернулся и зашлепал подошвой по мокрому песку.
Рыбу на шлюпке повез Роман, мы с Толиком возвращались пешком и на этот раз без нош — у нас даже настроение от этого хорошим было. Но не надолго. Когда пришли домой, Роман был злой-презлой: при подходе к берегу напоролся на валун, шлюпка перевернулась, весь улов утащило море.
XII
День с утра проглядывал прекрасный, и наши желания горели еще ярче. Когда шли мимо метеостанции, Васькина команда таскала ящики с продуктами, катала бочки с соляркой. В другое время мы кинулись бы им помогать, но сейчас только фальшиво подняли руки в знак приветствия. Они улыбнулись, и их улыбки показались мне будто «себе на уме», а может, просто застенчивые, ведь, наверно, стыдно было за вчерашнее.
Когда вышли к устью, утро сияло. Речка журчала по камешкам радостно, и рыба в ней кишела. Видимо, это был самый последний день ее хода и она не вмещалась в речке.
