Жюль Верн - Дунайский лоцман
Обзор книги Жюль Верн - Дунайский лоцман
Изначальный авторский замысел романа Жюля Верна был значительно отредактирован его сыном Мишелем, и именно в таком виде роман стал широко известен.
Жюль Верн, Мишель Верн
Дунайский лоцман
Глава I
НА СОРЕВНОВАНИИ В ЗИГМАРИНГЕНЕ
В субботу 5 августа 1876 года множество шумных громкоголосых мужчин заполняли кабачок «Свидание рыболовов». Не взглянув на знакомую вывеску, начертанную красивыми готическими[1]буквами, сюда входили члены «Дунайской лиги», международного общества удильщиков, люди разных наций, живущих в верховьях величайшей реки Центральной Европы. Окошки заведения смотрели прямо на берег: то была окраина славного, уютного Зигмарингена[2], главного города одного из прусских владений князей Гогенцоллернов[3].
Как известно, не бывает веселых сборищ без знатных выпивок. Кружки наполнялись отличным мюнхенским пивом, стаканы — до краев добрым венгерским вином. В большой зале сделалось темно от ароматного табачного дыма длинных курительных трубок. Песни, звон посуды, аплодисменты смешивались в невнятный шум, среди него порой выделялись крики «хох!» — выражение радости и восторга, достигнувших предела.
Спокойные и молчаливые в повседневной жизни, а особенно за рыбалкой, удильщики становятся необыкновенно говорливыми, когда откладывают в сторону свои снасти. В повествованиях о поединках со всякой водяной живностью они, право, не уступают охотникам, мастерам поведать о всевозможных невероятных историях, будто бы случившихся с ними в лесу или в поле.
Близился к концу весьма основательный завтрак, он собрал сотню с лишним фанатиков крючка, а также приглашенных. Утренние приключения изрядно иссушили их глотки, если судить по количеству бутылок, выставленных за десертом. После десерта пришла очередь многочисленных ликеров: ими решили заменить кофе — дамский, по суждению господ рыболовов, напиток.
Застолье завершилось в три часа пополудни. Кое-кто пошатывался и вряд ли поднялся бы с лавки без помощи ближних. Но большая часть крепко держалась на ногах, как твердые и храбрые завсегдатаи долгих священных заседаний, которые ежегодно возобновлялись несколько раз по случаю соревнований «Дунайской лиги».
Слава этих превращенных в праздники состязаний была велика на всем протяжении великой реки,— между прочим, не голубой, а желтой, вопреки сказанному в знаменитом вальсе на музыку Иоганна Штрауса. Соперники-рыболовы съезжались на поединки из герцогства Баденского, из Вюртемберга, Баварии, Австрии, Венгрии, из Румынии, даже из турецких провинций Болгарии и Бессарабии.
Общество действовало уже пять лет. Прекрасно управляемое президентом, мадьяром[4] Миклеско, оно процветало. Все возрастающие средства позволяли вручать победителям изрядные призы на соревнованиях, а знамя сверкало как чешуя несметными медалями, завоеванными в тихой, но ожесточенной борьбе с другими рыболовными содружествами. Перед рассветом, в пять часов, конкуренты покинули городок и собрались на берегу чуть пониже Зигмарингена в щегольской униформе: короткая блуза, не стесняющая движений; панталоны, заправленные в сапоги на толстой подошве; фуражка с большим козырьком. Разумеется, каждый владел полным набором различных приспособлений, перечисленных в «Руководстве для рыболова»: удилищами, подсачками, лесками, упакованными в замшевые чехольчики, шнурками, флорентийской жилкой[5], поплавками, глубиномерами, свинцовыми дробинками всевозможных размеров для грузил, искусственными мушками… Правила ловли не отличались строгостью: любая вытащенная из воды рыба шла в зачет; каждый мог приманивать ее как заблагорассудится.
Когда пробило шесть на городской башне, девяносто семь соперников с удочками заняли отведенные по жребию места. Труба проиграла сигнал, и девяносто семь лесок одновременно взвились над водой.
Было объявлено несколько призов: два первых, по сто флоринов[6] каждый, назначались тому, кто поймает самое большое количество рыбы, и тому, кому достанется самый крупный экземпляр.
Соревнование закончилось в одиннадцать. Добычу предъявили жюри, оно состояло из президента Миклеско и четырех членов «Дунайской лиги». Хотя рыбаки-удильщики ревнивы к чужим успехам и, что скрывать, завистливы и подозрительны, здесь никто ни на мгновение не сомневался, что эти высокие, могущественные и доверенные особы примут решение со всем беспристрастием. Приходилось только вооружиться терпением: распределение наград держалось в секрете до момента выдачи. Рыболовы и любопытствующие зигмарингенцы удобно уселись перед эстрадой, где совещались президент и другие члены жюри.
Всем хватило стульев, скамеек и табуреток; было достаточно и столов, а на столах — кружек с пивом, бутылок с горячительными напитками, маленьких и больших стаканов.
Снова вовсю дымили трубки.
Наконец президент встал.
— Слушайте! Слушайте! — раздалось со всех сторон.
Господин Миклеско осушил кружку пива, и пена еще висела на кончиках его усов.
— Мои дорогие коллеги,— заговорил он по-немецки, на языке, понятном всем членам лиги, без различия национальностей,— не ждите от меня классически построенного рассуждения с введением, главной частью и заключением. Нет, мы здесь не для того, чтобы упиваться красноречием торжественных официальных речей, и я скажу только о наших маленьких делах, по-товарищески, даже по-братски, если такое выражение приемлемо для международного общества.
Эти две фразы, чересчур длинные, как все, какими обычно начинается речь, даже когда оратор не хочет быть многословным, вызвали единодушные аплодисменты и многочисленные прерываемые икотой возгласы «очень хорошо!» и «хох!». Потом президент снова поднял бокал, остальные охотно последовали его примеру.
Продолжая речь, господин Миклеско определил рыболова-удильщика в высший разряд человечества и подчеркнул все качества, все добродетели, коими наградила этих замечательных людей щедрая природа. Он указал, сколько нужно терпения, изобретательности, хладнокровия, подлинной интеллигентности, чтобы преуспевать в рыболовном искусстве,— да, это не ремесло, это именно искусство, и оно намного выше подвигов, которыми понапрасну хвалятся охотники.
— Разве можно сравнивать,— воскликнул он,— какую-то пальбу с рыбной ловлей?!
— Нет, нет! — хором ответили присутствующие.
— Какая заслуга убить куропатку или зайца, когда видишь их на расстоянии выстрела и когда собака,— а мы разве имеем собак? — отыскивает дичь? Эта дичь заметна издалека, в нее целятся не спеша и выпускают бесчисленное количество дробинок, большая часть которых пропадает напрасно!… А за рыбой вы обычно не можете следить взглядом… Она сокрыта от нас… Сколько нужно искусных маневров, уловок, ума и хитрости, чтобы заставить ее взять крючок, чтобы ее подсечь, вытащить из воды — то недвижно висящую на конце лески, то трепещущую и как бы аплодирующую вам за победу!
